Обед прошел в строгом соответствии с распорядком. Те же фразы приветствия, тот же набор блюд, по-прежнему кислое винцо. Только сейчас Сантьяго обратил внимание, что в меню никогда не присутствует ни мясо, ни птица. Сколько он себя помнил, у них всегда подавали рыбу. Самую дорогую, роскошно приготовленную, но рыбу.
– Отец, – нарушил он торжественное молчание. Гранд де Мена удивленно поднял брови. Он не привык разговаривать во время обеда.
В детстве Сантьяго подозревал, что тишину в столовой хранили для того, чтобы лучше слышать, как он и Ферди чавкают, и делать замечания. Но хоть они уже давно научились совершенно бесшумно жевать, молчание не отступило. По сравнению с весельем, царящим за столом в семействе Сидония, атмосфера в их столовой казалась похоронной. Хватит, он уже взрослый и может немного изменить правила.
– Отец, – повторил он, – можно попросить назавтра приготовить седло барашка?
Гранд прожевал, отпил из кубка и невозмутимым тоном произнес:
– Нет. Мы с мамой не любим мясо. А рыба куда полезнее и питательнее. Так считает Авиценна, а Гален вообще называет мясо главным врагом желудка, памяти и долголетия.
Отказ был жестким и однозначным, зная отца, Сантьяго даже не попытался перечить. Да и зачем, в конце концов, он всегда может заказать блюдо по вкусу в одной из бесчисленных таверн Кадиса. Лучше сменить тему. Главное – говорить, нарушить это давящее молчание.
– Можно спросить, зачем приходил картограф?
– Ты с ним знаком? – Лицо гранда выразило глубочайшее удивление. – Откуда, как?
– Я видел его в лавке Перейры Гонсалеса. Тот назвал его своим старым, надежным другом.
– Гонсалес, по своему обыкновению, привирает, – ответил отец. – Этот португалец появился в Кадисе несколько лет назад. Он ищет Индию за океаном. А пока собирает деньги для снаряжения экспедиции.
– Так он приходил просить денег?
– И денег тоже. Он недавно вернулся из Мадрида, ему там кое-что пообещали, но не все. Ну ладно, – свернул разговор гранд де Мена. Промокнув губы белоснежной салфеткой с кружевами, он сложил руки для послеобеденного благословения. Сеньора Тереза и Сантьяго немедленно последовали его примеру.
Альгвазил, сидевший за столом в участке, был тем же самым, которому вчера Сантьяго и Педро сдали содомита.
– Что вам угодно? – отчужденно спросил он, явно делая вид, будто не знаком с Сантьяго. Но того это совершенно не смутило.
– Я хотел бы поговорить с человеком, которого вчера поручил заботам этого учреждения. И не делай вид, любезный, будто меня не узнаешь. Достаточно того, что я тебя хорошо запомнил.
Альгвазил слегка смутился, но по-прежнему сидел с невозмутимым видом.
– Меня послал падре Бартоломео из Навигацкого, – весомо произнес Сантьяго. – Надеюсь, тебе не требуются дальнейшие объяснения.
Он поднес указательный палец к губам, намекая на молчание. Альгвазил переменился в лице.
– Почему же вы вчера не сказали, что в деле замешана святая… то есть падре Бартоломео?
– Не все, не для всех и не всегда, – повторил он слова Педро. – Мог бы и сам догадаться. Ты что, не знаешь, что падре домашний духовник семьи гранда де Мена?
– Ну откуда же мне знать? – смущенно забормотал альгвазил. – Видите ли, благородный сеньор, тут недоразумение произошло, вернее, несчастный случай.
– Ах, несчастный случай! – воскликнул Сантьяго, понимая, что опоздал. – Прямо в участке? Как такое может быть?!
– Да вот, – развел руками альгвазил. – Места у нас мало, камера для заключения всего одна. В ней уже сидел один преступник. Он затеял драку с вашим… э-э-э… подопечным.
– И что? – спросил Сантьяго. – Чем кончилась драка?
– Два трупа, – снова развел руками альгвазил.
«Не верю я ему, – подумал Сантьяго. – Врет, негодяй, явно врет».
– Два трупа, говоришь?
– Два трупа.
– А вот покажи мне их, – потребовал Сантьяго. – Прежде чем сообщить трибуналу святой… э-э-э… падре Бартоломео о происшедшем, я должен во всем убедиться воочию.
– Хорошо, – согласился альгвазил, – только умоляю, пусть, кроме вас и падре, никто об этом не узнает. Вы ничего не видели, а я вам ничего не показывал.
«И этот боится, – понял Сантьяго. – Да еще как боится. Евреи тут ни при чем. Слугу они могли еще как-то взять на крючок, но не альгвазила. Похоже, правы Гонсалес и Аделберто».
Альгвазил встал из-за стола и жестом пригласил Сантьяго следовать за ним. Узкий коридор упирался в ободранную, давно не крашенную дверь с большим навесным замком. Альгвазил отпер замок, толкнул дверь и посторонился, пропуская Сантьяго.
В небольшой комнате, несмотря на открытое зарешеченное окно, стояла удушливая вонь паленого мяса, точно после аутодафе. На полу что-то лежало, прикрытое мешковиной.
– Вот, – указал альгвазил. Сантьяго приподнял край мешковины, лицо содомита было искажено гримасой предсмертной боли, губы до крови искусаны.
– А где второй труп? – спросил Сантьяго.
– Уже увезли, – нагло соврал альгвазил. Сантьяго прислонился спиной к стене и прикрыл глаза.
– Мне плохо, принеси воды.
– Позвольте, я помогу вам выйти, – альгвазил осторожно взял его под локоть.
– Хорошо, но сначала воды.
Слуга закона вышел, Сантьяго наклонился к трупу и поднял мешковину. Вонь усилилась, и он быстро обнаружил ее источник. Пятки несчастного слуги были сожжены до кости.
«Ему не поверили, – понял Сантьяго. – Решили, будто он выдал нам имя влиятельной персоны. Бедный содомит, не помогло ему молчание».
Выйдя из участка, он с удивлением заметил, как вытянулась и погустела тень на противоположной стороне улицы. Подняв голову, Сантьяго увидел холодные звезды на темно-сиреневом небосводе и понял, что наступил вечер. Отойдя на два десятка шагов, он прислонился к стене и принялся размышлять.
«Да, к евреям это дело не имеет никакого отношения. Жечь пятки католику в участке альгвазилов, да еще замучить его до смерти… – Он даже усмехнулся от абсурдности предположения. – Нет, евреи на такое не решатся. Альгвазил точно в курсе, но он боится собственной тени. Еще бы, он наверняка был в здании, когда пытали содомита. Возможно, сам помогал мучителям. Он не скажет ни слова, даже за деньги. И главное, возможно, это совсем другая ниточка. Похожая, но другая. Нет, еврейскую версию надо отбросить и сосредоточиться на содомитах. Следовательно, необходимо снова потолковать с исчезнувшим Аделберто. И куда его черти унесли?! А заодно наведаться в «Белый лев». Может, Фелипе что-то удалось проведать?»
Сантьяго решительно оттолкнулся от стенки и пошел к «веселому кварталу». Синий вечер уже опустился на Кадис, но юный гранд, погруженный в размышления, ничего не замечал. Позабыв об опасностях ночного гулянья, он несся к цели, словно стрела, выпущенная из лука.
В окнах лавки Гонсалеса было темно.
– Кто бы сомневался, – фыркнул Сантьяго, быстрым шагом проносясь по улице, уводящей вглубь «веселого квартала». – Лавку многоуважаемый и глубоко досточтимый господин Болтун Перейра держит исключительно для отвода глаз. Большую часть дня она попросту закрыта, и если кому-нибудь вздумается в ней что-то приобрести…
– Эй, сеньор, – раздался голос позади, – золотой потеряли.
«Вот же напасть на мою голову, – подумал Сантьяго, нащупывая рукоять меча. – Ни дня без драки!»
Еще не успев обернуться, он увидел, как из бесшумно растворившихся дверей в стенах домов впереди него выскочили четыре человека.
– Черт вас подери! – вскричал Сантьяго, вытаскивая меч. Сзади нападающих было только трое, Сантьяго подумал, что одному против семи не выстоять даже со всей тренировкой, полученной в Навигацком, но руки сами начали свое дело, и мгновение спустя он был уже посреди схватки.
Ближайшего бандита Сантьяго просто проткнул мечом, второму отрубил кисть, держащую кинжал, а третий пустился наутек. Сантьяго устремился за ним, но словно налетел грудью на невидимую преграду. Он даже не успел сообразить, что произошло, как горло резко сдавила наброшенная сзади удавка.
Он постарался вывернуться, пытаясь достать мечом нападавшего, но его крепко схватили за руки. Эти четверо действовали ловко и уверенно, видимо, он был не первой жертвой и, скорее всего, не второй, и даже не третьей. Сантьяго дергался изо всех сил, пытаясь освободиться, но безуспешно. К боли от сдавленного горла прибавились муки удушья, но он не думал о приближении смерти, ему казалось, будто спасение близко, он был твердо уверен, что оно вот-вот наступит.
В глазах начало темнеть, и тут Сантьяго по-настоящему испугался, спасение запаздывало, оно могло прийти слишком поздно. В то же мгновение сжимающие его руки разжались, он инстинктивно ухватился за удавку и освободил горло.
Первый вдох с трудом миновал передавленную гортань, второй прошел легче, а после пятого к Сантьяго вернулось понимание происходящего. Двое из четырех бандитов, скорчившись, валялись на мостовой, а оставшиеся, выставив перед собой кинжалы, атаковали рыжеволосого великана. Тот стоял спиной к Сантьяго, поэтому, кроме цвета волос, он не мог ничего разглядеть.
Один из бандитов с хриплым выдохом прыгнул вперед и всадил кинжал прямо в то место, где только что находилась грудь великана. Однако тот за долю секунды успел отпрыгнуть вбок и могучим ударом кулака свалил с ног нападавшего. Второй бандит не стал рисковать; перебросив кинжал в левую руку, он выхватил правой нож из-за пояса и отработанным движением метнул в противника. Великан легко присел, пропустив нож над головой, и затем прямо с корточек прыгнул на бандита, ударив его макушкой в солнечное сплетение.
Такую легкость движений и столь невероятную для обыкновенного человека реакцию Сантьяго видел только один раз в своей жизни, во время поединка с Барбароссой. Но как пират мог оказаться на улицах Кадиса?
Великан обернулся и подошел к Сантьяго. Невероятно, но это действительно был капитан пиратской каракки.
– Что, не узнал? – хмыкнул Барбаросса, развеяв сомнения.
– Узнал, – прохрипел Сантьяго. Передавленное горло плохо повиновалось. – Как не узнать?!