– А капитан «Санта-Нинья» утверждает, что это наглая ложь! – воскликнул Сантьяго. – Кому я должен больше верить, благородному сеньору или такому проходимцу, как ты?
– Благородный сеньор, – усмехнулся Хорхе. – Что вы знаете о благородстве капитана «Санта-Нинья»? А вот мне известно многое.
– Говори же, – вскричал Сантьяго, потрясая мечом, – иначе я…
– Даже если вы познакомитесь с цветом моих внутренностей, – перебил его Хорхе, – это не заменит знаний, запрятанных в моей памяти. Хотите, чтобы я говорил, – уберите меч и дайте воды, у меня весь рот наполнен кровью.
Педро подал Хорхе кружку с водой, Сантьяго вернул меч в ножны и вопросительно посмотрел на старика. Тот не спеша прополоскал рот, выплюнул красную воду на пол и с шумом сделал несколько глотков.
– Ты хочешь сказать, – решил ускорить события Сантьяго, – что капитан «Санта-Нинья» тоже содомит?
– Нет, – криво усмехнулся Хорхе. – Ваше испуганное воображение рисует такие картины. Содомит – это особая форма утонченности, доступная немногим. Большинство людей бездумно спариваются с противоположным полом наподобие животных. И лишь человек разумный может нарушить эту предопределенность и сделать собственный выбор. Поэтому его и только его можно назвать понастоящему свободным.
– Ишь, как заговорил! – изумленно воскликнул Педро. – Осторожнее, Сантьяго, сейчас он начнет уговаривать тебя стать разумным человеком!
– Свободные люди! – в гневе вскричал Сантьяго. – Поэтому вы похищаете мальчиков и против их воли учите своему уму-разуму?
– Так что с капитаном? – перебил его Педро. – Говори!
– Этому квадратному служаке до утонченного содомита, как волку до луны, – ответил Хорхе. – Он большой любитель юных девочек. Если с его юнги содрать матросскую форму, то вместо мужской доблести вы отыщете только примитивное женское лоно. Поэтому на его корабле все будет шито-крыто, ведь у капитана рыльце в пуху.
– Боже милосердный, – вскричал Сантьяго, – да что же творится в Кадисе?! Впору снова посылать ангела-губителя переворачивать город!
– Только отца Гаудиоса уже нет с нами, – усмехнулся Педро.
– Отец Гаудиос, – презрительно фыркнул Хорхе, – напыщенный дурак и врун. Вы верите слухам и россказням, а я еще мальчиком был лично знаком с отцом Гаудиосом. Близко знаком, очень близко.
– Что?! – изумленно прошептал Сантьяго. – Ты хочешь сказать, что отец Гаудиос… – он умолк, не в силах говорить дальше.
– Именно это я и хочу сказать, понятливый молодой человек, – усмехнулся Хорхе.
– Санти, не слушай негодяя, он специально врет, чтобы сбить тебя с толку, – возмутился Педро.
– Надеюсь, уважаемые сеньоры, – вмешался Хорхе, – вы узнали все, что хотели, и можете покинуть мой дом.
– Не все, – возразил Сантьяго, – где моя кираса, которую ты подло снял с меня во сне?
– Фитью, – присвистнул Хорхе. – Давно продана.
– Кому? – зарычал Сантьяго. – Кому ты продал кирасу с моим фамильным гербом?
– Какому-то кабальеро, – ответил Хорхе. – Я отдал ее старьевщику, и он сбыл кирасу в тот же день.
– Ты заплатишь мне за это! – вскричал Сантьяго, выхватывая кинжал. – Я отрублю тебе правую кисть, чтобы ты больше никого не мог дурить и морочить.
Он схватил Хорхе за правую руку ниже локтя, выпрямил ее, занес кинжал и уже хотел опустить его, как старик заверещал:
– Она здесь, она в соседней комнате!
– Кираса здесь? – переспросил Сантьяго, не опуская оружия.
– Да-да-да, вон за той дверью!
– Педро, проверь! Если этот подлец снова соврал, я отрублю ему обе кисти.
Педро взял один из подсвечников и скрылся за дверью. Из комнаты раздался грохот падающих предметов, видимо, он сапогами расчищал себе дорогу. Вскоре Педро вернулся, неся отполированную до блеска кирасу. Она отражала свет, точно зеркало.
– Вроде она, – он передал ее Сантьяго, – герб твой.
– Она, – ответил Сантьяго, отпуская руку Хорхе. – Твое счастье, негодяй. Пошли отсюда, Педро.
Проходя через прихожую, Сантьяго наклонился и перерезал веревку на руках лежащего лицом вниз незадачливого охранника.
– Ну ты и зол, – сказал Педро товарищу, когда они шли по улицам «веселого квартала», – звереешь прямо на глазах.
– Не ты ли меня призывал быстрее взрослеть? – отозвался Сантьяго. – Вот я этим и занят. И признаюсь тебе честно, мне очень не по душе Кадис, который я узнаю, и живущие в нем люди.
– Другого Кадиса нет, – пожал плечами Педро. – Придется примириться с этим. Что будем делать дальше, Сантик?
– Если бы у меня был корабль, чтобы атаковать «Санта-Нинья» и освободить брата, я бы сделал это без малейшего сомнения. А пока… пока придется все рассказать отцу, пусть он пустит в ход свое влияние и свои связи.
Выслушав сына, гранд де Мена нервно поднялся из своего кресла и заходил по кабинету.
– Зря ты обратился к капитану. Но что сделано, того не вернешь. Завтра утром я поеду к губернатору и попрошу помощи.
Сантьяго и Педро, также присутствовавший при разговоре, переглянулись. Пересказывая свои приключения, Сантьяго не стал знакомить отца с предположением, будто губернатор и есть главный содомит Кадиса.
После завтрака – а торопиться было некуда, ведь губернатор не принимает с утра даже грандов – отец и сын отправились пешком во дворец правителя Кадиса. Конечно, правильно было бы подъехать к блестящим ступеням мраморной лестницы в карете с фамильным гербом или по крайней мере подскакать на жарком скакуне под алым чепраком, свидетельствующем о знатном происхождении всадника, но… По узким улочкам Кадиса на карете далеко не уедешь, а жарких скакунов гранд де Мена недолюбливал, как и всякую шумную аффектацию, выбирая в любом положении малозаметную позицию.
– Удача любит тишину и скрытность, – повторял он Сантьяго. – Барабанный грохот, шум колес по мостовой, трубы, яркие одежды, конная прислуга порождают зависть толпы. А любые человеческие чувства, особенно сильно выраженные, разрушительный яд, убивающий не только тех, у кого они возникают, но и того, на кого они направлены. Разумный, достойный человек всегда придерживается золотой середины: не слишком радуется, не очень огорчается, никогда не завидует и старается не вызвать у людей зависть. Старайся не привлекать к себе пустого внимания, те, кому ты действительно важен, заметят тебя и без золоченых карет, громогласных фанфар, боя барабанов и развевающихся стягов. Благородство выбирает тень, напыщенная пустота стремится к свету.
Мраморные ступени заканчивались перед высокой дверью, украшенной накладными серебряными крестами. Дверь старинной работы явно осталась от мавров, о чем свидетельствовали затейливая резьба и причудливый растительный орнамент, обрамляющий арку над дверью. Слева и справа от двери стояли грозного вида часовые с мечами наголо. Гранд де Мена прошел мимо них, как мимо каменных столбов, и часовые даже не пошевелились. То ли они знали гранда в лицо, то ли почувствовали истинное благородство и поняли, что перед ними внушающий доверие человек.
Впрочем, скорее всего, дело было в одежде, отец и сын надели лучшие платья, и сияние бриллиантов, блеск золотого шитья и тончайшие кружева однозначно говорили о происхождении их владельцев.
Секретарь губернатора при виде приближающихся особ почтительно поднялся со своего места. Сантьяго окинул его беглым взглядом. Секретарь, явно бывший военный, представлял собой любопытное зрелище. Падре Джеронимо, специалист по допросам пленных, в минуты хорошего расположения духа сообщал кадетам Навигацкого жемчужины из премудрости физиогномики. Сантьяго слушал его вполуха и почти ничего не вынес из этих уроков. Однако некий интерес к рассматриванию людей падре Джеронимо все же сумел ему привить.
Изрядно изношенное лицо секретаря с грубоватыми чертами не свидетельствовало о благородном происхождении, выпуклый крупный нос, какой бывает у людей решительных, своим цветом намекал о страсти его владельца к вину, а круглое брюшко – о склонности к чревоугодию. Пленных с подобной внешностью падре Джеронимо рекомендовал морить пару дней голодом, потом крепко пороть, а потом подвергать интенсивному допросу.
– О, гранд де Мена, да еще с сыном! – воскликнул секретарь, поднимая вверх в качестве приветствия пухлые ручки. – Чем могу быть полезен?
Он говорил мягким голосом и кротко улыбался, но улыбка выглядела фальшивой, а кротость ложной.
– Мне нужно немедленно встретиться с губернатором, – сказал гранд де Мена. – По личному делу, не терпящему даже малейших отлагательств.
– Увы, увы, – голос секретаря задрожал от огорчения, – но губернатор в отъезде. Вызван в Вальядолид. Их королевские величества затевают новый удар по Гранадскому эмирату, надеюсь, что решающий.
– Когда ожидается возвращение его светлости? – нахмурился гранд.
– В начале следующей недели. Я запишу вас, сеньор де Мена, и вы будете первым, кого примет губернатор.
Гранд де Мена поклонился и пошел к выходу. Когда они спускались по мраморной лестнице, Сантьяго спросил:
– Отец, почему ты ему не рассказал, в чем дело, почему не потребовал послать альгвазилов на «Санта-Нинья»?
– Это пустое место, трус и шаркун, он все равно ничего не станет делать. Но слух пустит. Через два дня он дойдет до преступника, и тот постарается замести следы. Ты понимаешь как? Я даже не хочу говорить это вслух.
– Но, отец, капитан уже знает!
– Капитан – другое дело. Он боится скандала и постарается не допустить из ряда вон выходящих случаев на своем корабле, поэтому будет действовать с оглядкой и осторожно.
– Как же быть? Неужели нет никакой управы? Я готов брать штурмом эту проклятую «Санта-Нинья»!
– Прежде всего, успокоиться. Порывистость и гнев – самые дурные советчики. Каракка может простоять в Кадисе еще долго, за это время или вернется губернатор, или выяснится, как вызволить Фердинанда.
– А может, попросить падре Бартоломео, чтобы он поговорил с капитаном, устыдил его?
– Возможно. Надо обдумать, как представить ему дело. Пожалуй, я приглашу падре разделить с нами дневную трапезу и там обо всем потолкую. Вполне вероятно, что у него могут оказаться свои рычаги воздействия. А сейчас давай пройдем мимо «Санта-Нинья», я хочу своими глазами увидеть этот корабль.