Охранники расположились сзади, свесив ноги с бортов повозки, и, казалось, рассматривали пыль, густо вьющуюся из-под колес. Впрочем, Сантьяго быстро сообразил, что они наблюдают, нет ли погони, в то время как Родригес и кучер не сводили глаз с того, что происходило перед повозкой. Эти меры предосторожности не вызывали у Сантьяго ни малейшего удивления. Как еще можно было ехать на встречу с врагом Испании, знаменитым пиратом, безнаказанно разгуливающим по Кадису и окрестностям под носом у тысяч солдат и сотен альгвазилов?
Проехали полуостров, соединяющий Кадис с материком, медленно взобрались на высокий берег и долго двигались вдоль обрыва. Дорога то бежала по самому краю, открывая вид на уходящую насколько хватало взгляда серебрящуюся поверхность океана и глубокие бухты, вторгающиеся в берег, то отступала далеко вглубь полей, пробираясь через рощи. Темнота в этих рощах была подневному душной, жара не желала уступать место ночной свежести, цепляясь за прогретые стволы деревьев.
Вдруг Родригес похлопал возницу по плечу, и повозка остановилась.
– Дальше мы пойдем сами, – объявил еврей охранникам. – Ждите нас здесь.
Родригес и Сантьяго пошли впереди, а новые попутчики, взгромоздив сумы на плечи, двинулись вслед за ними. Судя по всему, Родригес хорошо знал, куда держать путь: когда дорога уходила в сторону от обрыва, он решительно шел напрямую, ломясь через кустарники, чтобы спустя несколько десятков брасов снова оказаться на вернувшейся дороге.
Когда повозка с кучером и охранниками осталась далеко позади, Родригес, в очередной раз ломанувшись через кусты, не стал выбираться на дорогу, а остановился на краю обрыва, поджидая плетущихся соплеменников. Сантьяго глянул вниз и увидел, что про обрыв ему нашептало перепуганное воображение, а на самом деле прямо перед ним начинается довольно пологий спуск в узкую бухту. У берега что-то темнело, присмотревшись, Сантьяго различил крупный пинас. Что ж, все правильно, по-другому пират не сумел бы незамеченным оказаться на испанском побережье, его каракка сразу привлекла бы внимание.
– Мы у цели, – негромко произнес Родригес. – Осторожно спускаемся, и все опасности позади.
Но он ошибся: не успели путники приступить к спуску, как раздался треск и из кустов вывалились трое с топорами в руках.
– А ну, стоять, – приказал средний, поигрывая топором. – Бросить поклажу, вывернуть карманы, стать на колени и молиться. Одно неправильное движение – и головы нет.
Сантьяго выхватил меч, прыгнул к разбойнику и пронзил его насквозь. Юноша едва успел выдернуть меч из оседающего тела, как страшный удар в спину опрокинул его ничком на землю. Он слышал, как заверещал от ужаса Родригес, почувствовал уколы колючек, вонзившихся в его нос и щеки, но боли в спине не было – кираса выдержала удар топора. Стремительно перевернувшись на спину, он увидел прямо над собой освещенное полной луной озадаченное лицо разбойника. Тот, видимо, был уверен, что перерубил своей жертве позвоночник, и никак не ожидал от нее такой прыти. Недолго думая, Сантьяго ткнул его мечом в пах. Разбойник охнул, выронил топор, схватился руками за живот и рухнул на колени.
Третий разбойник, занеся топор над головой, кинулся на Сантьяго, но тот успел вскочить на ноги и отпрыгнуть, пропустив рядом с собой свистнувшее от мощи удара лезвие. Топор со всего размаху вонзился в землю, Сантьяго сделал выпад, но лишь слегка задел мечом предплечье бандита, тот не стал выдергивать глубоко ушедший в землю топор, а стремглав бросился наутек.
Дорога к спуску была свободна, и он, видимо, рассчитывал сбежать вниз, спасаясь от меча, но не рассчитал скорость. Нелепо размахивая руками, разбойник попытался притормозить на кромке, но не удержался, сорвался вниз и с криками покатился по склону. Где-то посередине он налетел на торчащий из земли валун, страшно вскрикнул последний раз в своей жизни и замолк.
Сантьяго обернулся, подскочил к коленопреклоненному бандиту, продолжавшему мычать от боли, взял меч, обеими руками размахнулся и снес ему голову. Родригес охнул от ужаса.
– Кто знает, сколько их еще осталось в кустах, – сказал Сантьяго, стараясь говорить ровным голосом так, словно ничего не произошло. – Поспешим к месту встречи.
– Да-да, – согласился Родригес. – Пошли быстрее.
До берега оказалось весьма далеко, ночью и с вершины расстояние выглядело значительно меньшим, чем на самом деле. Родригес, знавший дорогу, шел первым, за ним следовали евреи, а Сантьяго замыкал шествие. Он был совершенно спокоен, убийство троих человек не оставило никаких следов на поверхности его души. Он вспомнил свои терзания после ночной драки в «веселом квартале» с напавшими на него разбойниками и презрительно усмехнулся.
Тогда он про себя еще называл их людьми, испанцами, католиками… Сегодня все эти определения полностью утратили смысл. Они просто перестали для него существовать, так же как и жалость и милосердие. Подобного рода твари не заслуживали ни первого, ни второго, их нужно просто уничтожать, как крыс, как бешеных собак.
Он поймал себя самого на слове «просто» и подумал, что картина мира для него действительно упростилась. Именно поэтому он и решился на то, на что решился, и сейчас идет на встречу с Барбароссой без сомнений и угрызений совести.
– Кто идет? – окрикнули их с пинаса, когда маленький отряд вышел на прибрежную полосу песка.
– Это я, Хайме, – отозвался Родригес.
Кто-то спрыгнул с борта на песок и направился к ним. По тигриной грациозности движений и какой-то непостижимой упругости Сантьяго опознал Барбароссу.
– Что там был за шум? – спросил пират, приблизившись.
– На нас напали, – ответил Родригес.
– Альгвазилы или солдаты? – уточнил Барбаросса.
– К счастью, обыкновенные разбойники. Но место встречи надо менять.
– А как вы отбились? – продолжал расспрашивать Барбаросса.
– С нами был вот этот сеньор, он и расправился с негодяями.
– Это что-то новое! – воскликнул Барбаросса. – Еврей убивает троих разбойников. Ну-ка, покажите мне его.
– Я не еврей, – сухо произнес Сантьяго, приближаясь к пирату. – Я гранд де Мена.
– И точно, гранд! – с деланым удивлением в голосе вскричал Барбаросса. – Бедные разбойники, не могли себе выбрать жертву попроще?!
Сама встреча с грандом оставила его равнодушным. Отведя Родригеса в сторону, он долго шептался с ним, а затем повернулся к пинасу и подал команду по-турецки. Сантьяго учил этот язык в Навигацком и понял, что она обозначает. Барбаросса приказал сниматься с якоря, не поговорив с ним, даже не спросив, для чего он пришел на встречу.
С пинаса спрыгнули трое матросов, помогли евреям вскарабкаться на борт и вернулись к Родригесу.
– Они тебя проводят до охранников, – сказал Барбаросса. – Почти до охранников. А в следующий раз…
– Я все понял, – перебил его Родригес.
Сантьяго стоял, пораженный мыслью, что Барбаросса догадался о цели его прихода. Но как, откуда? Он ведь не поделился этим ни с одним человеком, неужели пират умеет читать мысли?!
Когда Родригес и матросы исчезли в темноте, Барбаросса подошел к Сантьяго.
– Что ты хотел, гранд? – спросил он вполне дружеским тоном.
– Мой брат Фердинанд… он на «Санта-Нинья»… захвачен содомитом… его надо освободить…
– Как?
– Взять на абордаж. Я заплачу.
– Он заплатит! – усмехнулся Барбаросса. – Ты предлагаешь брать на абордаж боевую каракку испанского флота? Всех твоих денег не хватит заставить моих людей идти на такой риск.
Барбаросса явно отказывался, но в его тоне сквозило нечто внушающее надежду, и Сантьяго сделал еще одну попытку уговорить пирата.
– Обычно патрульные суда развозят жалованье в гарнизоны. В кассе каракки должна находиться весьма приличная сумма. Вместе с тем, что готов заплатить мой отец, это составит немалую добычу.
Сантьяго не знал, сколько может выложить отец, но хорошо помнил слова, что Фердинанд ему дороже любых денег и ради его вызволения он готов продать фамильный замок.
– Но ты даже не знаешь, куда ушла «Санта-Нинья», – ответил Барбаросса, на которого упоминание о жалованье гарнизонам явно произвело сильное впечатление. – Как можно атаковать то, чего нет?
– Обычное патрульное плаванье вдоль побережья, от Кадиса до Барселоны, – пояснил Сантьяго. – Судно вышло из Кадиса вчера утром, в патрульном плавании не спешат, а медленно идут вдоль берега, поэтому…
– Ты будешь учить меня, как ходят суда в патрульном плавании? – перебил его Барбаросса и зычно расхохотался. – Ладно, поднимайся на пинас, отплываем сразу после возвращения матросов.
Сантьяго поднялся на борт в полном недоумении. Барбаросса даже не упомянул о сумме, которую он требует за штурм каракки! Более того, он как будто знал, о чем его попросят, и заранее был готов согласиться. Непостижимо, непонятно, но какая разница, главное, что пинас уже отплыл от берега. Матросы подняли парус, и суденышко бесшумно заскользило по сияющей поверхности океана.
К восходу солнца они были далеко в его глубине. Сантьяго издалека заметил мачту над горизонтом, и вскоре они оказались возле «Славы Аллаха», могучей каракки Барбароссы. На ее бизань-мачте развевался длинный красный вымпел Османской империи, а золоченые края орудийных портов в высоких бортах ярко сверкали, освещенные лучами восходящего солнца.
Взлетев по веревочному трапу, Сантьяго по-турецки приветствовал столпившихся у планшира пиратов. С этими людьми ему предстояло вместе идти в бой, поэтому он почел за необходимое сразу установить добрые отношения. К его удивлению, пираты имели вполне опрятный вид и рожи у них были вовсе не злодейскими.
Однако больше всего Сантьяго поразило то, что его приветствовали не просто радушно, а как старого знакомого. Видимо, удивление столь явно отразилось на его лице, что один из пиратов спросил:
– Ты ведь тот парень, который уцелел в единоборстве с капитаном?
– Да. Так ты меня запомнил?
Пират улыбнулся, хищно обнажив крупные зубы.