— Преследовать нарушителей начнёте завтра, — сказала она и заметила, как тревога на лицах мужчин начала проходить.
— Сегодня мы разведаем место, где ты видела огонь, — вновь заговорил Альто. — Осмотрим следы.
Его взгляд встретился с глазами сестры, и он поспешно добавил:
— Если, конечно, нам будет позволено это?
Лоукка поняла, что брат чувствует то недовольство, что он вызвал своими словами, в точности соответствовавшими и её мыслям, и пытается тем самым загладить вину, давая ей возможность сказать последнее слово. Женщина степенно кивнула.
— Тогда поторопитесь, — сказала она. — А после возвращайтесь и отведайте пищи у моего очага.
Охотники вернулись скоро. Лоукка с дочерью ждали их в хижине, пахло жареным мясом. Ещё с утра Ройго обошла линию силков и принесла домой несколько молодых зайцев, ненароком угодивших в петли. Поблагодарив хозяйку и произнеся похвалу щедрому очагу, мужчины принялись за угощение. Ели жадно, молча, а Лоукка сидела поодаль и по их лицам пыталась угадать, что они могут ей сообщить.
Уже теперь ей было понятно, что непосредственной опасности нет — иначе мужчины столь самозабвенно не набросились бы на еду. А это означало, что осквернители покинули родовое святилище, как она и подозревала.
Насытившись, Альто откинулся на кошме и неспешно облизал пальцы. Лоукка, борясь с нетерпением, покорно ждала.
— Он давно ушёл, — наконец проронил, как бы между прочим, Альто. — Он был один. Пробыл он возле Камней недолго. Построил кувас, осматривал Камни. Потом ушёл.
Он умолк и вопросительно посмотрел на сестру.
— Он нарушил запрет, — не терпящим возражения тоном отчеканила Лоукка.
— Да, но он ушёл. — Альто строго свёл брови.
Лоукка с трудом подавила готовую прорваться ярость.
— Он нарушил запрет, — повторила она.
— Он даже не понял этого. Это чужой человек, мы так кувасы не строим. Он не хотел ничего нарушать, — пытался донести до неё брат.
— За нарушение — смерть! — Лоукка надменно взглянула на Альто, и тот побледнел.
Женщина-пыйхи[33] знала, что не из страха перед врагом её брат пытается отговориться (в детстве и юности Альто был ещё тем задирой!) Он просто не видит всей тяжести свершившегося. Духи оскорблены, они вопиют о мести. И она, Лоукка, слышит их стенания. К тому же духи могут прогневаться на тех, кто должен блюсти чистоту священного места — на весь Народ и на неё, в первую очередь.
— Он нарушил запрет!
Альто вскочил, напугав Ройгу, и стремительно выбежал в темноту. Остальные охотники подавлено молчали.
Спозаранку, по холодной росе, Лоукка вышла проводить охотников. Альто забрался на спину Савусто, а Кейто с трудом влез на норовистого Сейхии. Остальные пошли рядом. Миновав поляну, Лоукка пропустила сурьи и охотников вперёд, остановила Ройгу у тропы, велев дожидаться здесь, а затем пошла следом за отрядом. Ройго обиженно надула пухлые губки и прижала к груди лоскутную куклу, с которой спала ночью.
Они прошли лесом и вышли на луговину. Здесь Лоукка остановилась и простилась с охотниками. Наказала быть осторожными и свершить надлежащую расправу над неведомым осквернителем. Напомнила, что неотомщённое преступление тяжким позором ляжет на весь род.
— Да обрящите вы помощь предков, — напоследок напутствовала она, взмахом руки отпуская их на священную дорогу мести.
А из-под завесы нависающих ветвей наблюдала за происходящим маленькая Ройго, размазывая грязным кулачком текущие из глаз слёзы. Оброненная кукла, тоже мокрая, лежала в траве у её ног.
Вёёниемин остановился под нависающими ветвями высокой ели. Скинул поклажу, прислонил к стволу копьё и лук. Раскинув руки, потянулся. Подошёл к широкой луже и, присев на окатанный валун, зачерпнул воды. Вода была студёная, аж зубы ломило. Он зачерпнул ещё горсть и умыл лицо. Отдуваясь и отфыркиваясь, вернулся под ёлку. Достал из сумки вчерашнее мясо, начал медленно жевать.
Уже несколько дней шёл он вдоль леса. И за это время погода переменилась. Три дня шли холодные моросящие дожди, а когда они закончились и снова выглянуло солнце, теплее уже не стало. Пришла осень. Ночи стали очень холодными, даже иней выпадал, по утрам в воздухе долго держалась пелена тумана. Улетели коршуны, птицы солнца, окончательно унося на крыльях летнюю негу. Медленно, пока ещё неторопливо, начали движение наполдень великие стада — бесчисленные вереницы бизонов, оленей и даже суури почти незаметно отходили к югу. По небу тянулись косяки гусей и уток.
И вместе с ними шёл Вёёниемин.
Провизия кончилась вместе с последним проглоченным кусочком жареного мяса. Оставив вещи и прихватив только лук и стрелы, Вёёниемин отправился побродить по окрестностям в поисках какой-нибудь добычи. Он обошёл лужу, перелез через покрытые мхом камни и вышел на луговину, стиснутую с двух сторон густым хвойным прямостоем. По луговине шла глубокая звериная тропа, изрытая свежими отпечатками оленьих копыт. Охотник немного прошёл по ней, а затем свернул и углубился в лес.
Он прошёл всего ничего, когда заприметил на толстом, далеко отходящем от ствола суку переливающегося оперением на солнце глухаря. Птица была занята чисткой перьев и потому не заметила приближения охотника. Не мешкая, Вёёниемин приложил к тетиве тонкое древко, натянул лук и пустил стрелу. Глухарь кубарем полетел вниз и ударился о землю. В несколько прыжков охотник подбежал к жертве и подобранным обломком ветви добил раненную птицу. Подвесив тяжёлую тушку к поясу, он отправился дальше: хотелось набить побольше мелкой дичи, чтобы избавить себя от забот о пропитании хотя бы на пару дней.
У крохотного водоёма, подёрнутого ржавой тиной, он подстрелил из лука подраненную утку. Осматривая добычу, обнаружил, что одно крыло у птицы было серьёзно повреждено, и она не могла летать. Уже вновь перейдя тропу и двигаясь по широкой дуге к месту, где оставил пожитки, в глухой чаще он наткнулся на стайку рябчиков и подбил одного из них. Охота прошла удачно: хоть и немного добыл, но теперь проблема с пропитанием была решена.
Вернувшись к своей ели, он принялся разделывать птичьи тушки, ощипывая перья и сдирая с них кожу. Он рассудил, что для того, чтобы продолжать путь, время уже слишком позднее — солнце висело совсем низко над лесом, а лучшего места для стоянки ему, может быть, найти не придётся. До вечера он поджарит добычу и ляжет спать, чтобы завтра с новыми силами вновь двинуться в путь.
Пальцы умело перебирали перья, по щепотке отделяя их от пупырчатой кожи. Весело мурлыкая под нос детскую песенку, слышанную ещё от матери, он весь ушёл в работу.
Внезапно что-то насторожило его. Руки замерли, он поднял голову и прислушался. Несколько мгновений до него не доносилось никаких необычных звуков: всё так же чирикали птицы, жужжали над ухом мухи. Он расслабился и вновь притянул к себе наполовину общипанную тушку рябчика, когда отчётливо различил в упокоенном лесном воздухе хруст валежника. Звук пришёл со стороны луговины, откуда-то из-за деревьев, заслонявших обзор. Оттуда, откуда пришёл сам Вёёниемин. Может, медведь? Или бизон?. Судя по звуку, на валежину наступил кто-то очень тяжёлый. Охотник настороженно всматривался сквозь зелень ветвей, а руки нащупывали лук и стрелы.
Он не успел нашарить оружие, прежде чем увидел того, кто шёл по тропе. Точнее, тех, кто по ней двигался.
Первыми показались два вооружённых копьями охотника. Их одежда резко отличалась от той, что носили люди Маакивак. На головах были нахлобучены нелепые рогатые колпаки. Одеты они были в длинные, почти до колен, малицы без застёжек с отороченными мехом капюшонами. На ногах высокие, скрывающиеся под подолами малиц, глухие ноговицы с подошвой, испещрённые поперечными полосками белого и чёрного меха. И ещё — плащи, короткие, до поясницы. Бородатые лица их были черны. Заметив, что кожа на их руках белая, Вёёниемин понял, что это сажа. Едва чужие охотники вышли на открытое место, за ними показался огромный. Это само по себе вызывало удивление — суури, который ходит вместе с людьми! Но вглядевшись пристальнее, он обнаружил нечто, повергшее его в ступор. На спине суури сидел человек! Вёёниемин буквально окаменел от этого зрелища.
Оглушённый и растерянный, Вёёниемин немо хлопал глазами, не в силах поверить в реальность виденного. Колдовство?! Не столько из страха перед угрозой от этих людей, сколь от глубокого потрясения, Вёёниемин не пошевелил даже пальцем, пока странные люди вместе со своим суури проходили мимо его укрытия. Шли ходко, и вскоре окружающая зелень вновь скрыла всю процессию от глаз, словно лес растворил нечаянный мираж. Постепенно звук шагов перестал быть слышим, и в лесу опять стало спокойно. Лишь птичий щебет журчал в ушах, не будя разума.
Охотник затряс головой: что же это было?!
Он неуверенно пошевелился, пошарил глазами вокруг себя, подтянул лук (а он, вон, позади лежал!) Дрожащими непослушными пальцами протёр глаза. Уж не юхти ли с ним играют? Он придвинулся к дереву и облокотился о ствол, закатив глаза к небу. Надо что-то решать. Место, которое он выбрал для стоянки, оказалось на поверку не столь хорошо, как ему представлялось ранее. Это просто чудо, что он не успел огонь разжечь. Он давно встретился бы с духами предков, ведь по дыму чужаки с лёгкостью выследили б его издали. Нужно уходить, размышлять некогда. Вёёниемин чётко понимал, что эти охотники преследуют именно его. Догадывался, по какой причине. Этим людям и принадлежали те странные знаки на «парящих» камнях. А его догоняют за то, что он вторгся в их земли. Конечно, они без труда его выследили — ведь он не скрывал следов, не пытался запутать их. Сколь легкомысленным он был! За то и наказан.
Вёёниемин начал собираться. Нужно срочно убираться отсюда. Он засунул не ощипанных до конца птиц в сумку, закинул лук и колчан за спину, подобрал копьё. Ещё раз посмотрел на прогалину, боясь, что видение повторится.
Кеинаамин шёл впереди, всматриваясь в оставленные чужаком следы. Следы были ясными, отлично читаемыми на влажной тропе — и ребёнок не собьётся. Впрочем, всё было как прежде: тот, кто шёл впереди и кому надлежало умереть, не чуял угрозы. А между тем следы были совсем свежими. Они уже миновали место, гд