Когда все подростки были помечены, Тыйхи поднялся на ноги и снова пропел молитву.
По его знаку, всё те же двое Сууто принесли большое деревянное корыто, доверху заваленное жареной рыбой. Помощник ноия объявил, что это последняя трапеза, которую юноши получают из чужих рук. Их детство закончилось, и они должны доказать, что готовы стать настоящими мужчинами. Сууто отступили от корыта, подзывая посвящаемых немедля воспользоваться предоставленной возможностью и насытиться. Юноши по-паучьи, бочком-бочком, осторожно приблизились к корыту, недоверчиво оглядываясь на взрослых и ожидая потайного подвоха. Но ничего не происходило.
— На вашем месте я бы не мешкал, — сказал Тыйхи, лукаво кривя губы. — Кто знает, когда вам удастся перекусить в следующий раз. Время на исходе, торопитесь!
На этот раз молодёжь не заставила себя ждать — набросилась, закружилась над корытом, расталкивая друг друга, словно мушиный рой над лакомым куском. Захрустела, зашуршала зажаренная до корочки плотва на крепких молодых зубах. Да и не удивительно: за то время, что юноши провели в Доме Молодых, им ни разу не удалось наесться вдосталь. Их полупустые животы липли к хребту и непрестанно урчали, негодуя на вынужденную бескормицу. Тыйхи отодвинулся подальше и, привалившись к опоре лабаза, умильно щурил слезливые глазки.
Только молчаливые Сууто мрачной стеной возвышались над подростками, в последний раз прощая им детскую несдержанность.
Пойкко стоял под раскидистыми ветвями огромной ели и всматривался в блескучую глубину освещённого солнцем леса. Тропа, по которой они с Иской добрались сюда, немного впереди разветвлялась, двумя рукавами обтекая высокий позеленелый пень. Сквозь пушистую мшаную зелень проглядывало свирепое лицо куванпыла и юноше казалось, что глаза болвана устремлены прямо на него. Пойкко зябко передёрнул плечами. Итки плёлся где-то позади, уставший и злой. Пойкко, взявший на себя старшинство, должен был выбрать, по какому ответвлению тропы им стоит пойти. Тропа, отходившая влево, уводила в тёмные дебри; справа просматривались просветы — там была река. Пока он раздумывал, подошёл Итки.
— Что там? — спросил он, грубо проталкиваясь мимо Пойкко. — Куда же мы пойдём?
Итки, как и сам Пойкко, был с ног до головы вымазан белой краской. Их всех вымазали Сууто, всех восемнадцать мальчишек, которым надлежало повзрослеть.
Тыйхи не дал им много времени; ни один из них ещё не насытился, когда, по велению помощника ноия, Сууто пинками подняли ребят, отогнали от посудины с недоеденным угощением и стали мазать их тела в белый цвет. Потом их завели за балаган и подтолкнули к сваленным грудой заострённым палкам, дубинкам и детским лучкам. Горбун крикнул из-за спин Сууто, что каждый из них должен взять себе какое-нибудь оружие. Мальчишки, боясь получить новую порцию тумаков, поспешно расхватали кучу. Пойкко достался лук и три стрелы — больше ему подобрать не дали навалившиеся с обеих сторон сотоварищи. Когда каждый из них взял себе хоть что-то из кучи, охотники погнали их из лагеря по тропе в стойбище. Но в Саусурри они так и не добрались.
На полпути их завернули вправо, к реке, и выгнали на узкую полоску песка. Здесь их дожидались лодки. Юношей по нескольку заталкивали в долблёнки, затем в каждую лодку садилось по двое Сууто. Мужчины брались за вёсла и отчаливали. Сильными взмахами гнали лодки к противоположному берегу. Причаливая к обрывистому склону, Сууто, не церемонясь, выгоняли молодёжь прочь и отводили лодки. Когда все посвящаемые оказались на диком, затенённом еловым лесом берегу, с одной из лодок привставший на дрожащих ногах горбун прокричал, что им надлежит три дня прожить в лесу и кормиться самостоятельно тем, что они смогут найти и добыть. На утро четвёртого дня они должны явиться к стойбищу и принести какую-нибудь добычу, чтобы доказать, что они достойны называться охотниками. На этом Тыйхи умолк, и лодки пошли к залитому солнцем правому берегу.
Так они и оказались в лесу, предоставленные самим себе и духам, населяющим тёмные уголки чащи.
Первую ночь они всей гурьбой провели вблизи того места, где их высадили. На мшаных лесных полянках кое-кому удалось набрать грибов и ягод, кто-то притащил отвердевшие малосъедобные в эту пору стебли пучки. Спать ложились голодными. А поутру, по бледной прохладе туманного рассвета, юноши по двое-трое начали разбредаться в разные стороны.
Вот так и оказались Итки и Пойкко на лесной тропе, пройдя далеко вниз по течению Еловой реки.
Итки осмотрел свой дротик, хмуро глянул на лук и стрелы друга.
— Мне кажется, в лесу нам делать нечего. Кого этим убьёшь? Лося, медведя? Ха-ха! А вот у реки мы обязательно что-нибудь добудем — птицу какую или рыбу.
Пойкко задумчиво кивнул и медленно пошёл по влажной тропинке. Поравнявшись с куванпылом, он круто свернул вправо и направился к светящейся в просветах реке. Итки вприпрыжку побежал за ним.
Они остановились над обрывом берега. Оглядевшись по сторонам, решили, что Итки со своим копьецом попытается набить рыбы, а Пойкко — настрелять рябчиков или другую птицу. На том и разошлись: Итки спустился вниз и стал вглядываться в коричневую воду, затенённую травяными кочками, а Пойкко отправился вдоль обрыва, зорко оглядывая землю и деревья.
Пойкко не повезло. Первая стрела, выпущенная в молодого рябчика, сорвалась и ушла мимо. Рябчик с громкими криками унёсся в чащу, а горе-охотник насилу отыскал стрелу в завалах лесного хвороста. Вторая стрела, которой он из отчаяния пытался достать ворона, дремавшего на суку нависшей над водой коряжины, и вовсе упала в реку. Не оставляя надежды, Пойкко пошёл дальше и вскоре приметил прохаживающегося на полянке глухаря, но предательски хрустнувшая под ногой ветка спугнула птицу, и юноша вновь остался ни с чем. Раздосадованный, он повернул назад.
Взглянув на берег, Пойкко увидел друга, который, замерев над колышущейся поверхностью воды, целился на проблёскивающего чешуёй окуня. На воткнутых в глину прутьях висело ещё три небольших рыбы. Пойкко от удивления едва не вскрикнул и почувствовал, как в душе зашевелилась недобрая зависть. Он опустился на землю и стал поджидать, чем закончится рыбалка Итки, тайно желая (и стыдясь этого), чтоб у последнего сорвалась рука.
Но Итки благоволили духи! Сильным ударом он вогнал дротик в воду, приналёг на него, сорвался ногами в реку, но когда поднялся, то на острие дрожал очередной окунь. Итки высоко подпрыгнул и радостно вскрикнул. Поднятые им брызги искрами взметнулись выше головы ловца. Заметив наблюдавшего за ним Пойкко, Итки счастливо помахал добычей над головой, выбрался на берег и, захватив остальной улов, поспешил наверх.
Пойкко старался не показывать своей досады от успехов друга, но давалось это ему с трудом, хотя, вопреки ожиданиям, Итки ни разу не укорил его в неуспехе. Вдвоём они очистили рыбу от чешуи, выпотрошили. Дело оставалось за огнём. Итки вызвался добыть его. Найдя сухую гнилушку, он приставил к ней тупой конец своего копьеца и начал быстрыми движениями рук вкручивать его в деревяшку. Окрылённый успехами в рыбной ловле, он был уверен, что и тут ему будут потворствовать лесные духи. Но он вращал и вращал палку, а огонь всё не появлялся. Улыбка мало-помалу сходила с его раскрасневшегося лица. Совсем выдохнувшись, он опустил руки, и дротик упал на землю. Пойкко хлопнул себя по лбу и протянул другу лук.
— Оберни тетиву вокруг дротика, — торопливо пояснил он.
Итки нахмурил брови.
— А раньше ты предложить не мог? — зло кинул он и грубо выхватил лук из рук друга.
Пойкко смутился и промолчал. Вовсе не нарочно он медлил с луком, ведь и Итки не догадался, что с луком сподручнее.
Огонь, хоть и не сразу (не хватало сноровки), им всё-таки удалось развести. Жарящаяся рыба зашкварчала над пламенем. Юноши точно завороженные смотрели, как белое мясо постепенно покрывается желтоватой корочкой, и с наслаждением вдыхали его аромат.
День оказался не так уж плох.
Утром четвёртого дня они горделивой поступью вышли к берегу на то самое место, куда их высадили Сууто. В свободных руках они держали по паре рябчиков: накануне вечером, когда они совсем было отчаялись что-либо добыть и уже почти смирились с ожидающим их в стойбище позором, им удалось натолкнуться на целый выводок. Глупые птицы даже не пытались улететь, когда мальчики торопливо сворачивали им шеи. Ускользнула только одна, да и то лишь после того, как Итки, не дотянувшись руками, попытался достать её дротиком. Добыча, хоть и невеликая, вселила в души утерянную было уверенность — теперь никто не посмеет смеяться над ними.
На берегу собрались почти все. Не хватало только трех подростков. Никто за них не переживал, напротив, они сразу превратились в объект насмешек: наверняка эти неудачники ничего не добыли и теперь нарочно прячутся где-то в лесу, чтобы выйти в самый последний момент. Их даже громко звали по именам, предлагая похвастаться уловом, но лес рождал лишь ответное эхо.
Добыча у всех была невеликая. Разная птица, от горлинки до глухаря (кто-то даже ворону притащил за неимением лучшего), рыба всех возможных пород и размеров (зелёные щуки, полосатые окуни, блескучая плотва, плотно сбитые язи), пара зайцев, несколько белок. Кто на что сподобился, кого как одарил лесной хозяин.
Итки и Пойкко подсели к группке сверстников, где все разговоры вокруг того и крутились, кто да как пережил последние дни. Подростки подсмеивались друг над другом, грубовато подшучивали, толкали друг дружку локтями. Но всё — беззлобно. Им и драться теперь негоже — выросли ведь, почти мужчины! За разговорами то тот, то другой посматривали на противоположный берег — когда же покажутся лодки? На косе у стойбища, кстати, лодок было не видать.
А стойбище, казалось, жило привычным чередом. Всматривающиеся вдаль подростки видели, как женщины отправились за водой. Дети, как обычно, стягивались к косе и, ещё вялые со сна, не спешили затевать весёлую возню, а чинно рассаживались в кружок. Всё выглядело как всегда. Казалось, люди вовсе и не ждут возвращения подростков. Одно было странным — нигде не было видно мужчин.