коже апостолы”, а он-де, Прокофей, себя называл яко Христа»[66].
Самоидентификация Лупкина со Христом стала общим местом в историографии XIX века. Однако, сам Лупкин под показаниями не подписался, хотя на основании допросов Еремея Бурдаева, Никиты Антонова и других можно утверждать, что в случае неграмотности допрашиваемого, за него подписывался подьячий или третье лицо, но делопроизводственная формула при этом была неизменной: «…по его прошению NN руку приложил». Возможно, завершительный фрагмент «толкования Лупкина» не аутентичен. Во втором допросе – уже не в духовном приказе, а в Угличской канцелярии – Лупкин прямо говорит, что «Христом себя не называл».
Необъективность следствия подтверждается также показаниями Еремея Бурдаева, записанными в Угличской канцелярии: «Как его [Еремея] допрашивали у Духовных дел, и допрося, допросу ему не читали и подьячей Федор Петров к допросу вместо, Еремея, руку прикладывал не по его Еремееву велению. И он, Еремей, руки оному Федору не давывал и прикладывать не веливал»[67].
К тому же, в показании монаха Покровского монастыря Макария прямо сказано, что «при тех допросах Бурдаев и Прокофей, чтоб сказывали правду, биты были плетьми»[68]. Применением при допросах физической силы объясняет несоответствия между своими показаниями в Духовном приказе и в канцелярии Никита Антонов: «Оной Прокофей привозил к нему из Москвы калач да орехов пряничных. И он, Никита, те калачи [нарезал] долями и при сидении раздавал и говорил, что при раздаче, чтоб ели о здравии помянутого Прокофья. А что он, Никита, в Духовном приказе говорил, что будто ели б от скорби и вместо причастия, и то де он говорил в расспросах у Духовных дел за побои архимандрита Андроника»[69].
Понятно, что полученные показания не могут быть приравнены к самосвидетельствам, но из них мы можем вычленить элементы следственной риторики, зафиксированные также в документах дела: «В тех допросах Бурдаев и прочие, кроме Прокофея, сказывали, что расколу учил их оной Прокофей, и называли его учителем. А суеверие их было такое: оной Прокофей в собраниях учивал творить молитву “Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас” и садился в избах за стол в переднем месте, а оные раскольники, как мужеска, так и женска пола люди, садились около его по сторонам и пели ту молитву нараспев. И посреди избы поставляем был чан с водою. И около того чана по два человека ходили в одних рубашках кругом, поя ту ж молитву, и потом падали на пол. И раздавал в те времена оной Прокофей им разрезанный калач по частям, называя просфорою»[70].
Любопытно, что в отчете нет речи о двоеперстии. Этот факт лишний раз подтверждает тезис А. С. Лаврова о длительном периоде допустимости обеих форм обряда[71].
Хотя о чане с водой не говорится ни в одном из показаний, а о принятии кусочков хлеба вместо причастия сказано с вышеозначенными оговорками, эти мифологемы стали общими местами в антисектантском дискурсе XIX века[72].
Материалы Угличского дела вошли в текст императорского указа от 7 августа 1734 года в следующем виде:
В прошлом [т. е. прошедшем – К.С.] 715 году уведомился он [Андроник] города Углича Димитриевской церкви от попа чрез словесный донос о явившихся тогда в Углицком уезде еретиках <…>. В прошлом [1]717 году июня 16 дня к бывшему Ростовскому Епископу Досифею (что потом был расстрига Демид) <…> показано, что того ж июня 13 дня в Углицком уезде в вотчине Воскресенского монастыря, что в Угличе, в деревне Харитонове крестьянина Еремея Бурдаева поймано оным архимандритом Андроником раскольников мужеска пола 11, женска 10, итого 21 человек, в том числе один московский отставной стрелец Прокофей Лупкин, и по привозе их в Углич, в том Духовном правлении по допросам показалось, что оный Лупкин производил в богомерзких своих сонмищах злое свое учение, а именно называл себя яко Христа, а учеников, яко апостолы, и во время-де бывшего у них с теми учениками пения молитв, якобы, на некоторых из них сходил Дух Святой, когда на двух, когда на трех человек, и подымало-де их с лавки, и ходили они, скачучи вкруг, по получасу и больше, и в то время клали на стол калач ломтиками и, отпев молитвы, тем причащалися, и прочих-де приходящих к нему всех учил той же своей богомерзкой противности, которые-де ему в том и последовали, и притом же-де говорил им, якобы, тогда уже последнее время, и есть-де антихрист на земли от монашеского чина да о последнем же времени, последовавшие ему ученики слышали еще и от другого такового же еретика, которого-де тогда, также и поныне, в сыску не явилось, что-де антихрист народился от монашеского чина, и как-де он будет на море и возьмет Царь-град, и тогда-де наречется Богом. А в учиненном в Угличе в Духовном правлении допросе вышеобъявленного крестьянина Бурдаева показано: вотчины-де Симонова монастыря Ярославского уезда Черемошской волости деревни Данильцева крестьянин Никита Сахарников с товарищем своим Иваном Васильевым такие же о последнем времени и об антихристе речи говорили, а <…> из оного дела показалось, что те чинившие вышеписанные богомерзкие противности люди явились жители не одного Углицкого, но и других разных мест и оное злое свое плевелосеяние рассевали не в одном, но во многих местах, как и в прошлом 1733 году в Москве…[73]
Вероятно, только благодаря проницательности архиепископа Феофана Прокоповича, возглавившего «особо учрежденную» следственную комиссию в Петербурге, пойманные в 1733 году в Москве «колодники» были отождествлены с последователями уже умершего Прокопия Лупкина. Любопытно, что учение их называется в указе 1734 года не иначе, как «плевелосеяние», а практика – «богомерзкой противностью», что указывает, в том числе, на то, что члены Синода не понимали вполне, что за религиозная группа перед ними.
Дело о князе Ефиме Мещерском
Следующим известным исследователям делом, в котором упоминаются христоверы, можно считать дело о князе Ефиме Мещерском[74].
Сюжет этого дела стал известен благодаря очерку Григория Есипова «Кликуши», опубликованному в сборнике «Раскольничьи дела XVIII столетия»[75]. Из современных исследователей документы дела были знакомы А. С. Лаврову[76], Е. Б. Смилянской[77] и М. А. Федотовой[78], причем А. С. Лавров определяет главных участников как «хлыстов», а Е. Б. Смилянская и М. А. Федотова видят в них староверов. В документах дела Алена, Пелагея и Григорий Ефимовы значатся как принадлежащие к христовщине.
Дело о князе Мещерском представляет собой интересную иллюстрацию того, как разные пласты народной религиозности (церковные христиане, староверы и христоверы, кликуши) сосуществовали в одном месте и в одно время. Местом как раз оказался дом князя Ефима Мещерского, а временем фиксации – 1721 год.
Из схваченных по делу князя Мещерского лиц важно упомянуть:
– монахиню Рождественского девичьего монастыря в Москве Досифею, которую, если верить Г. Есипову, в монастыре все очень любили, и которая приютила в монастыре юродивую Марью Босую;
– саму московскую юродивую Марью Босую, которая тридцать лет зимой и летом ходила босиком;
– старицу Евпраксию, которая названа в деле «притворной кликушей»;
– Пелагею Ефимову, названную в деле «кликушей»;
– ее сестру Алену Ефимову (обе они в деле названы раскольницами, крестились двоеперстием, но ходили на исповедь); известно также, что муж Алены был иконоборец из круга Настасьи Зимихи[79], или Зимы (т. е. икон не почитал, что для ранних христоверов не типично) и что домой к ним ходил «пустынник Михайло <…> и говорил Алене, что троеперстным сложением не умолишь у Бога, а простирая ум свой, смотри на иконы»[80];
– Григория Ефимова, брата Алены и Пелагеи, о котором Алена показала, что «брат ее того ж раскольнического [т. е. христовщины – К.С.] согласия»;
– зарайского подьячего Федора Григорьева, о котором Алена говорила в допросе, что «он читал только Псалтырь» и что «согласия он не христовщины», а сам подьячий дополнял, что «человек он не богомудренный и о раскольничей вере истязаться не может, и согласия он не христовщины и расколу он не учил»[81], а также крестьян села Борисова Данилу Васильева и Филиппа Климова.
Данила Васильев, как сказано в деле «научился противному [Церкви] сложению перстов от родителей своих и чтоб он, Данило, и в понедельник, и в среду, и в пяток имел бы пост, и не бранился матерно»[82]. А Филипп Климов в первом допросе показал, что «будет креститься в два перста для того, что за оное свидетельствует в нем дух святой и очевидно он его видит и признает то действительно, потому что рыгает нутреннею и трясется, а ежели де он станет креститься треперстно, то де от него отымется тот дух святой», а во втором допросе отказался от своих показаний, говоря, что «слов таких не говаривал, и не рыгал, и не трясся, только говорил, что треперстно первыми персты креститься не будет»[83].
Независимо от того, чью точку зрения мы принимаем – Филиппа или его обвинителей, нужно обратить внимание на наличие связи между физическими проявлениями (трясением, вероятно, непроизвольным; гортанным голосом) и «свидетельством Святого Духа», т. е. пророчеством. Очень похоже, что перед нами нетипичный пример мужской кликоты