Отреагировало и правительство. В марте 1989 года издается специальное постановление, которое запрещает (за исключением специально оговоренных случаев) использовать бартер и лицензии при экспорте сырья.
Но уже в сентябре (когда еще длится судебный процесс над "Техникой") АНТ вдруг получает исключительное и практически неограниченное право на безлицензионный вывоз и бартерные сделки. Чем, как не коррумпированностью чиновников от внешнеторговой администрации, можно объяснить такую политику? Тот факт, что АНТ 99 или 98 процентов всех прибылей сдавал в государственную казну, дела не меняет. Взятки и прочие неблаговидные выплаты легко вписываются в расходы на заработную плату.
Какие же основные выводы можно сделать из этого?
История о танках, продаваемых за границу, есть дымовая завеса, отвлекающая население от истинной природы финансовых махинаций. Это очень напоминает действия мафиози в телесериале "Спрут", где скандал с убийством в кровати священника и жены банкира был нужен для того, чтобы отвлечь внимание от действительных финансовых афер.
Следствие (во всяком случае, те публикации, которые появились) оставило в тени те каналы, которые позволили АНТу получить исключительные льготы в виде лицензий и разрешений на бартер, давшие возможность осуществлять спекулятивно-посреднические операции.
Ссылки на неопределенные обещания в будущем завалить рынок СССР потребительскими товарами выглядят малоубедительными. Если бы министерство действительно беспокоилось о потребительском рынке, то разрешения на бартер и лицензии можно было бы выдавать под отдельные контракты на потребительские товары.
АНТ не есть феномен "рыночного" хозяйства, но порождение бюрократического класса, использующего каналы государства для целей личного обогащения.
Причина появления "дела АНТа" кроется в непоследовательности и половинчатости реформ, когда государственные каналы распределения сырья используются государственной бюрократией для целей личного обогащения"
Причина появления "дела АНТа" кроется в непоследовательности и половинчатости реформ, когда государственные каналы распределения сырья используются государственной бюрократией для целей личного обогащения".
Мне трудно что-либо добавить к этому письму.
Итак, я решил выступить по "делу АНТа" на III Съезде.
Но меня опередил краснодарский секретарь. Полозков обвинил меня и депутата Владимира Тихонова в "кооперативном лоббизме". Мол, мы за кооперативы, значит, АНТ на нашей совести. Думаю, что он вел бы себя несколько иначе, узнав, чья подпись украшает акт о рождении предприятия, попавшегося всего лишь на нескольких старых танках. Если я не ошибаюсь, самого Ивана Кузьмича спровоцировали те, кто подсунул ему информацию о танках.
Отвечая на обвинения краснодарского секретаря, я говорил и о тех материалах, которые держал в своих руках, и о подписях Рыжкова и его заместителей на документах, давших "зеленый свет" АНТу.
Потребовал я и создания парламентской комиссии по этому делу. Но мне было заявлено, что все расследует Прокуратура СССР.
Прошло уже больше года. Давно стал главой российских коммунистов Иван Полозков и ушел в свою внезапную, но естественную отставку Генеральный прокурор Александр Сухарев. Прокуратура молчит, словно и не было никакого скандала. А концерн АНТ, насколько мне известно, продолжает свою коммерческую деятельность, он даже расширился. Так Система заблокировала расследование, и я не думаю, что до отставки правительства Рыжкова у парламентариев есть шанс узнать что-нибудь новое об АНТе.
Однако любопытна и показательна для всей системы наших парламентских нравов сама полемика, которая в те мартовские дни прозвучала на III Съезде.
Я говорил: если правительство дает кому-то право продавать за рубеж сверхплановую продукцию любых, в том числе и оборонных, предприятий, то с кого надо спрашивать за проданные танки? Рыжков оправдывался: мол, мы ж не предполагали, что они додумаются до продажи оружия!.. Но из документов следовало, что продажа оружия тоже санкционирована союзным правительством, потому что оборонные предприятия в нашей стране, как известно, выпускают не только кастрюли и холодильники. И если речь идет не об оружии, зачем оговаривать, что таможенный досмотр на грузы, перевозимые этим концерном, не распространяется, зачем давать поручение зампреду КГБ оказывать АНТу всяческое содействие?
Я обвинил правительство в том, что именно оно, а не Собчак и Тихонов, создает подобные структуры и нарушает закон. Подписи Рыжкова, его замов Гусева и Каменцева, а также других правительственных чиновников наглядно свидетельствовали об этом.
Мне жаль было Николая Ивановича, когда, оправдываясь, он сказал, что Собчак "обмазал" его: это словечко, уместное в уголовном жаргоне, все же неловко звучит в устах премьера. И, конечно, когда на парламентской трибуне премьер-министр самой мощной (по крайней мере, в военном отношении) державы стал оправдываться с рыданиями в голосе, как ребенок, уличенный в нехорошем проступке, мне было уже и вовсе не по себе.
В цивилизованных странах после подобного кабинет министров уходит в отставку. Что ж поделать, если наши "плачущие большевики" к добровольным отставкам еще не привыкли, а у общества пока нет рычагов понудить их к этому…
Мое выступление касалось не только АНТа. Говоря о нарушениях закона в нашей стране, я сказал, что бывают и косвенные нарушения. Так, пусть не прямо, но все же нарушают закон те представители номенклатуры, которые ради своего избрания народными депутатами выдвигают себя в дальних провинциях (в дореволюционной России это называлось "гнилыми местечками"). К примеру, если в Верховном Совете всего один представитель от Адыгеи, то почему им является Председатель Президиума Верховного Совета РСФСР Воротников? И почему якутов в союзном парламенте представляет премьер России Власов? Не лучше ли, чтобы на их месте и впрямь были представители коренных народов, а не "адыгеец Воротников" и "якут Власов"?
Надо отдать должное номенклатуре: и мою отповедь Полозкову, и мои обвинения в адрес АНТа и Рыжкова она словно пропустила мимо ушей. Что же касается последней моей мысли, то она не осталась незамеченной. Слово тут же получили первые секретари Якутии и Адыгеи и заклеймили депутата Собчака за… попытку вбить клин в дружбу якутского, адыгейского и русского народов. Несколько позже, выполнив свой партийный и номенклатурный долг, они с глазу на глаз говорили мне, что мое выступление было-де слишком сложным по форме и они меня просто неправильно поняли.
Что ж, пусть так.
А до этого был первый резкий конфликт и первое наше серьезное противостояние с премьером союзного правительства.
Верховному Совету предстояло утвердить председателя Комиссии по внешнеэкономическим связям при Совете Министров СССР Владимира Каменцева. Он уже несколько лет работал в этой должности, и многим, да и ему самому, видимо, казалось, что утверждение пройдет гладко.
Кто же такой Каменцев? Он был первым заместителем министра рыбного хозяйства, когда разразилось громкое "икорное" дело, ушел в отставку министр Ишков и был расстрелян другой его заместитель. Каменцев не только благополучно выплыл из того скандального судебного дела, но и сделал карьеру — стал министром рыбного хозяйства. Как потом мне рассказывали работники этого ведомства, никто и предположить не мог, что первый зам не только выйдет сухим из воды, но и поднимется еще выше. Напомню сюжет того дела: преступники партиями переправляли на Запад икру под видом дешевых рыбных консервов, занимались этим длительное время и разоблачены были почти случайно.
Впрочем, после того скандала Каменцев еще "подрос": его перевели в Министерство внешних экономических связей, а когда в 1987 году в Совмине были созданы так называемые комплексы, Каменцев в должности зампреда Совмина возглавил комиссию, координирующую внешнеэкономическую деятельность всей страны.
На парламентском утверждении Каменцева в должности я выступил с тремя соображениями о том, что таких людей ни в коем случае нельзя допускать до серьезной руководящей работы. Я сказал, что на всех прежних постах товарищ Каменцев успешно разваливал порученное ему дело. Оба министерства, которые он имел честь возглавлять, работали из рук вон плохо. Кроме того, под руководством Каменцева Министерство внешних экономических связей сделало практически невозможной какую-либо совместную экономическую деятельность советских предприятий с Западом, связав их такими инструкциями и регламентациями, что директора сегодня по собственной инициативе и не помышляют о торговле с развитыми странами. И третье: в министерстве засилье родственников партийных и государственных руководителей, и товарищ Каменцев, по сути, превратил важнейшее направление экономики государства в кормушку для родни номенклатурной элиты и генералитета.
Несколько возмущенных депутатов выступили в поддержку Каменцева, но Верховный Совет его все равно не утвердил. Казалось, что на этом все и закончится, но Николай Иванович Рыжков объявил мои доводы ложными и потребовал, чтобы я назвал фамилии. Расчет, как можно догадаться, несложный: чтобы перечислить даже несколько имен, надо изрядно поработать в отделе кадров министерства…
Рыжков не учел специфики телетрансляции: после моего выступления мне пришлось заводить специальную папку, чтобы не растерять все поступившие по этому поводу письма и обращения от сотрудников Министерства внешних экономических связей. Понимая, что из всего этого вала разоблачений внимания достойна лишь какая-то часть, я проверил только несколько наиболее аргументированных писем и телефонных звонков.
Чего стоит хотя бы деятельность двух главных — технического и инженерного — управлений этого министерства? Тут кум на свате да брат на зяте, и все в погонах, потому как управления заняты торговлей оружием. Зарплату эти люди получают в Министерстве обороны.
Пришлось разъяснять премьеру, что я имею право не отвечать на его запрос относительно фамилий. Напротив, как народный депутат, не он, а я могу обращаться к нему с запросом. Тут же из зала крикнули, что Рыжков — тоже народный депутат.