Вручил шемаханский посол подарки шаха государю Руси: ларец дивной работы, наполненный жемчугом, тюк бархата и тюк шёлку, два ковра «вельми чюдных» с искусными изображениями городов, рек, кораблей, а в середине — вышитый портрет шемаханской царевны — как бы намёк Ивану, оставшемуся вдовым.
Иван спросил у своего сокольничего Патрикеева, сколько сейчас соколов молодых обучается охоте, и когда тот ответил, что девяносто, велел всё отдать в отдарок ширваншаху. Гостинец был необычайно щедрый, Хасан-бек рассыпался в благодарностях. Да и то. Охотничьи птицы с севера считались самым желанным подарком для восточных владык. Там каждый султан, эмир, шах и даже беки держали сокольничего — распорядителя охоты. Тут же Иван повелел отправить в Пермский край, где водились самые крупные соколы, охотников для ловли молодых кречетов.
На приём Хасан-бека Семён Ряполовский привёл и Хоробрита, чтобы тот слушал и вникал. Обрадованный успехом своей поездки, посол раскрыл главную цель её, подтверждая то, что Иван уже знал.
— Мой повелитель Фаррух-Ясар, да осчастливит его аллах на многие годы, — союзник мужественного и мудрого шаха Ирана Узуна Хасана, да благословит его небо, который сейчас в Тебризе и готовится воевать с султаном османов Мехмедом, овладевшим последней христианской империей Трапезундом. Государю Руси должно быть известно: шах Персии — зять православного императора Трапезунда Давида Комнина, поэтому он враг турок. Ему нужны союзники. Зная о могуществе Московии, шах Узун Хасан попросил моего повелителя Фаррух-Ясара, пусть никогда не зайдёт над ним солнце, узнать, не согласится ли государь Московии стать союзником Узуна Хасана и одновременно шаха Фаррух-Ясара, да смилуется над ними аллах!
При последних словах посла Иван поднял голову, взглядом нашёл Хоробрита и ласково кивнул ему. Он велел Семёну Ряполовскому, чтобы Хоробрит присутствовал на приёме шемаханского посла. По тому, с каким напряжённым вниманием проведчик слушал Хасан-бека, было видно: он не только хорошо понимает персидскую речь, но и осмысливает услышанное.
Послу Иван уделил особое внимание. Беседа продолжалась и за трапезой, на которую государь самолично пригласил Хасан-бека. Ел посол мало и осторожно, всё больше фрукты, мясного не употреблял, вина не пил, объяснив, что вера не позволяет. Обед был «без чинов», старшинство не блюли. Здесь все были близкие люди государя. Хоробриту было указано место возле дьяка Посольского приказа Василия Папина, который выполнял особые поручения Ивана, требующие осторожности. Кудрявый, голубоглазый Василий испытующе посматривал на Хоробрита, в его взгляде сквозило деликатное любопытство. Видимо, наслышан о проведчике.
Иван расспрашивал шемаханца о южных царствах — богаты ли тамошние земли, многочисленны ли народы, велики ли города и чем торгуют, незаметно направляя разговор к Индии. Хасан-бек отвечал охотно, надеясь обширностью сведений расположить к себе государя таинственной Русии, о которой в Шемахе ходили самые разные слухи.
— Держав там много, государь, — говорил посол, — но они не постоянны и часто перемещаются. — Заметив удивление на лицах русичей, не понявших, как державы могут перемещаться, пояснил: — Они много воюют между собой, отнимают друг у друга земли. Был такой султан Абу-Саид[84], потомок Тимура Хромца, правил в Чагатае, захватил восточный Иран и расширил свои владения до Кизилюм-моря[85]. И пошёл, восхищенный своей мощью, в Азербайджан, дабы простереть державу до Чёрного моря. Но встретили его в Муганской степи, что в Армении, Узун Хасан и Фаррух-Ясар, да приветствует их Аллах, окружили и пленили всё его войско. Ныне остался у Абу-Саида жалкий клочок Чагатая. Или Мирза Джеханшах[86], правитель южного Азербайджана, который тоже решил усилиться, захватил Армению и западный Иран. Пошли на него Узун Хасан и Фаррух-Ясар и разгромили в Мушской долине. Джеханшах и сам погиб, и детям своим ни клочка земли не оставил, а мечтал о величии.
Хоробрит, слушая посла, догадывался, что тот, нахваливая Узуна Хасана, подводит Ивана к мысли о полезности заключения с ним союза. Заинтересованность государя свидетельствовала, что слова посла достигают цели.
В Индии Хасан-бек не был, сказал лишь, что там несколько больших держав — страна Бахманидов, Виджанаягар, Гуджарат, Орисса — и много мелких княжеств, управляемых раджами. У Бахманидов вера мусульманская и там правят тюрки, пришедшие из Хоросана; в других государствах поклоняются святому Буте. Иван спросил, какое из государств самое могущественное.
— Бахманидское, — подумав, сообщил посол. — Там крепостей много и народу без числа. Тамошний султан ещё мал, а правит за него Великий визирь Махмуд Гаван, человек, говорят, очень умный и храбрый. Он воюет с Виджанаягаром и может выставить армию в пятьсот тысяч воинов и боевых слонов десять тысяч.
При последних словах посла князь Семён едва не подавился чёрной икрой. Вот рать так рать! Напустить бы этих слонов на татар.
Посольство Хасан-бека задержалось в Москве до весны. Ехать санным обозом на юг не только опасно, но и долго. Прибыли шемаханцы на большом корабле (едва успели до ледостава) из Дербента, где была зимняя ставка Фаррух-Ясара. От Дербента до Шемахи — столицы Ширвана — по горам два дня пути.
Слушая рассказы тезиков, Хоробрит отчётливо видел горы с тёмными ущельями, клубящиеся тучи над зелёными вершинами. Видения свои он считал игрой воображения, не более. Позже понял, что ошибся.
Один из ширванских купцов, прибывших с послом, оказывается, плавал в страну Гуджарат, что на побережье рядом с Персией. Он подтвердил слова купца из Ормуза Хаджи Лутфулло, что Индия покрыта лесами, которые зовутся джунглями, и чтобы попасть в Декан — так называются земли в глубине Индии, — нужно перевалить через горы, и дороги там очень опасны. Поэтому путь в глубь тамошних земель труден, и чтобы проникнуть в Декан, купцы собираются большими караванами, нанимают многочисленную охрану.
Князь Семён, слыша это, только бороду куделил и вздыхал, раздумывая. Уж не попросить ли государя направить с Хоробритом и Дмитрием хотя бы сотню добрых воинов? Но всех их купцами не представишь, товару для них не вдруг найдёшь. А с другой стороны, таким отрядом пробиться через джунгли можно, а Кавказ пройти, Персию? Тут-то и тысячи мало будет.
— Ничего, князе, прорвёмся! — успокаивал Афанасий главу Тайного приказа, ещё не зная, что прорываться ему придётся одному.
— Может, тебе вместо Дмитрия Кирилла взять? Аль попросить заодно и Добрынюшку. Втроём вы и до конца земли дойдёте! — обнадёживал себя князь.
— На них только глянешь, сразу поймёшь — воины. Такие богатыри сразу на себя внимание обратят — куда и зачем едут! Тут опас ещё больше.
Н-да, что так, что эдак. И поездку не отменишь. Разве что грамот всяких Хоробриту побольше дать.
Одно добро. Хасан-бек охотно согласился взять с собой московских и тверских купцов. Но не на своём корабле, а на русском. «Когда же отправляются в Московию послы, тогда все купцы, откуда бы они ни были, если только они приняты под их защиту и покровительство, могут свободно и беспошлинно ехать в Москву, это вошло у них в обычай»[87]. Так делали издавна. Вошло в обычай отправлять и русских купцов с посольствами — своими или чужеземными. Купцам это давало большую безопасность и возможность провезти часть товаров беспошлинно под видом посольского имущества. Да и посол извлекал выгоду, принимая купцов под своё покровительство: те были людьми весьма сведущими, а послу сведения — что воздух птице.
Наконец наступила весна. Подули сырые ветра, быстро съедая остатки снега, на тёплых взгорках появились первые подснежники. Набухли на деревьях почки, начали вскрываться реки. Дмитрий продолжал торговать в Твери, несколько раз наезжал туда и Хоробрит. Тверское купечество приняло их в своё «обчество», и они стали «пошлыми», то есть полноправными купцами, занесёнными в гильдейскую книгу с указанием суммы капитала в обороте. А до того Дмитрий числился в разгильдяях, то есть человеком вне гильдии.
В Ширван согласились поехать со своими товарами двадцать два русских купца, из них тверитян — одиннадцать. Был закуплен на совместные деньги корабль с каютой и трюмом. Товаром забили весь трюм — кожи, меха, сёдла, уздечки, шубы, пенька, мёд, воск, шерсть. Собирались же закупить в Ширване дамасские клинки, кольчуги, сукна, шёлк, благовония и другое. Если проведчики хана Ахмада и доглядели подготовку корабля к плаванию, то едва ли заподозрили в купеческих сборах иной умысел, кроме торгового. На корабль погрузили даже несколько коров, чтоб было чем питаться в пути, несколько бочек солёной рыбы и двести судаков «толщиной в локоть».
Хоробрит готовился к отплытию в Твери, он и Дмитрий везли с собой мелкую рухлядь: шубы бельи, меха куньи, однорядки. У всех купцов, плывущих в Ширван, товару не набиралось и на пятьсот рублей[88]. Шемаханский посол в это время находился в Москве. Отплыть с ним должен был и посол Ивана к Фаррух-Ясару, Василий Папин. Государь велел уведомить шаха, что Московия готова вступить в союз с Ширваном и Персией. Заключение договора должно было произойти после возвращения дьяка Папина в Москву.
На малом совете князь Семён высказал опасение, что оба судна — посольское и купеческое — в Казани, Великом Сарае или в Астрахани могут остановить для досмотра, начнут расспрашивать купцов, захотят и обыскать. Такое случалось часто. Правда, грабить при этом не пробовали.
— Главный опас для Хоробрита — в грамотах тайнописных. Найдут их, учинят допрос — кому писаны, что в них, почему тайно вёз, кто ты такой? Не поверят, что он купец.
Иван предложил письма Узуну Хасану и главному визирю бахманидского султаната Махмуду Гавану отдать для хранения послу, с тем чтобы тот в Шемахе вернул их Хоробриту. Дьяку Папину письма отдать было нельзя, потому что русского посла тоже могли обыскать. Особенно после похода на Казань.