— Надо, чтобы меня везде принимали за купца.
Мехмед даже не спросил, для чего это нужно Хоробриту, сказал:
— Бисйор хуб! Очень хорошо. Я выделю тебе часть своего товара, и ты будешь торговать, как настоящий купец. Сначала в Чапакуре. Я везде буду говорить, что ты хоросанец. А там будет видно.
Плавание оказалось довольно утомительным и затяжным. Перед бурями на море часто случается кратковременное затишье, когда ветер дует лишь утром, а к полудню наступает полный штиль. Никто не мог предугадать, когда он закончится — сегодня, завтра или через неделю. Море блестело под солнцем, словно венецианское стекло, вокруг не за что зацепиться глазу — одна вода до края небесного шатра. И в белёсом небе ни тучки. Приходилось проводить время в беседах.
Однажды Мехмед рассказал Хоробриту, как Василий Папин выручил его из большой беды, спас от неминуемой смерти. Это случилось в Астрахани несколько лёг назад.
— Тогда султан Касим был союзником османского султана, а это значит, врагом Узуна Хасана, а заодно и ширваншаха Фаррух-Ясара. Как видишь, Хоробрит, ни в чём нет постоянства, сегодняшние друзья чаще вчерашние враги, и наоборот. Именно в это время я и появился в Астрахани. Базарный дарага, то есть староста, заподозрил во мне проведчика Узуна Хасана, приказал схватить и отвёл к правителю Астрахани. Им был зять Касима, некий Ямгурчей, человек весьма алчный. Он немедленно конфисковал мои товары и назначил мне смертную казнь. Моя душа уже расставалась с телом, и я молил аллаха лишь о том, чтобы он дал мне возможность попрощаться с детьми, коих у меня пятнадцать душ. — Заметив изумление на лице русича, Мехмед пояснил: — У меня четыре жены. Как видишь, я люблю не только философию. Впрочем, для достаточно богатого одно другому не мешает, а многожёнство для мусульманина — святое право. Меня вывели во двор, а в это время туда въезжал Василий Папин со своим посольством. Я вырвался из рук стражников, бросился к нему и попросил о помощи. Твой земляк пожалел меня, отправился прямо к султану и объяснил ему, что некоего купца из Чапакура собираются предать смертной казни без всякой вины со стороны чапакурца, а единственно из-за алчности Ямгурчея. Властители, дорогой Хоробрит, от простых смертных отличаются не большей справедливостью, а большей заботой о своей репутации. Ведь если до соседних государей дойдёт слух, что в Астрахани казнят только лишь потому, что тамошние правители алчны, кто захочет иметь дело с султаном Касимом? А именно в это время Касим собирался спихнуть своего дядю Ахмада с седалища трона Большой Орды и хотел склонить на свою сторону московского государя. Таким вот причудливым образом переплетаются судьбы простых смертных и властителей. Меня привели к султану, и для него не составило труда выяснить, что я ни в чём не виноват, ибо не являюсь даже подданным Узуна Хасана. Порок был наказан, а добродетель восторжествовала. Но на короткое время, ибо, повторяю, ни в чём нет постоянства. Я поклялся Василию Папину, что выполню любое его желание. И, как видишь, выполнил — спас тебя.
Хоробрита не удивил рассказ хоросанца, ибо русичи везде и всегда при случае стремились помочь несправедливо обиженным. Это повелось ещё с того далёкого времени, когда Иван Калита выкупал из татарского плена русских людей. Многолетнее золотоордынское иго развило в русских душах сочувствие к чужой беде. Хоробрита удивило другое — неожиданное умозаключение Мехмеда:
— Когда меня освободили, я вот о чём подумал, дорогой Афанасий. Я подумал: как странно, что я молил о помощи аллаха, а помог мне христианин. Поэтому я и решил, что хоть люди и разные, но Бог один! С того времени, когда я говорю: бисмаллахи рахмани рагим — во имя Бога милостивого и милосердного, — я вкладываю в эти священные слова более широкий смысл!
Много дней они плыли на юг, и всё это время над морем сгущалась предгрозовая тишина. Корабельщики с тревогой поглядывали на север, откуда должны были появиться чёрные тучи — предвестники бури. Но их не было. Лишь лёгкий ветер порой морщил водную равнину.
Корабль Мехмеда своими внешними обводами напоминал рыбу, был сужен к носу и корме, а посередине имел как бы брюхо; все его части были скреплены деревянными гвоздями, а дно тщательно просмолено. На судне имелись, кроме руля, ещё и длинные вёсла-лопатины, которыми управляли кораблём в непогоду. Для поворотов пользовались парусами, коих было три — один большой на мачте, два поменьше — боковые, натянутые не на рее, а по снастям. Чтобы повернуть корабль в нужную сторону, один из боковых парусов убирали и снастями поворачивали рею. Днём плыли, держась берега, а ночью по звёздам. Если их не было, бросали якорь.
Многознающий Мехмед за время пути много поведал Хоробриту о землях, именуемых Индией.
Все сведения, полученные Хоробритом от разных людей, почерпнутые в книгах, подтверждались, кроме «Сказания об Индийском царстве». Сам Мехмед некоторое время жил в Бидаре, служил вместе со своим дядей у Махмуда Гавана и даже удостаивался бесед с великим визирем. Он рассказывал Хоробриту о тамошних крупных государствах — Бахманидов, Гуджарате, Виджаянагаре, Ориссе, — о княжествах раджей, о несметных сокровищах, таящихся в подземельях раджей, о бесконечных войнах, которые они ведут между собой; о Декане и горах, простирающихся вокруг плоскогорья; о джунглях, полных хищных зверей и обезьян; о нравах тамошнего народа и богатстве земель, драгоценных камнях, добываемых в её недрах и в море.
Собственно, была ещё одна неточность, сообщённая послом ширваншаха Хасан-беком. Он упомянул о том, что индийцы поклоняются святому Буте. Оказалось, что это не так.
— Индийцев, поклоняющихся Будде и его учению, совсем немного, — объяснил Мехмед. — Раньше было гораздо больше, но дело в том, что постепенно раджи отказались от учения Будды и вернулись к своей прежней религии — индуистской, которая появилась V них гораздо раньше Будды, можно сказать, за тысячи лет до его рождения[121]. По этому учению, истинное бытие заключается в мировой душе, бесконечной и неизменной. — Браме. Душа человека является частицей души Брамы и стремится возвратиться к своему первоначалу путём совершенствования. Индийцы верят, что со смертью человека его душа переходит в тела других существ, что страдания и горести настоящей жизни есть следствие несовершенства его предыдущей жизни и что только благодаря заслугам нынешним он возродится более счастливым в будущем. А если человек не самосовершенствуется, он никогда не освободится от переселения из одной телесной оболочки в другую. Итак, по учению индийцев, Брама есть первоначало, но он включает в себе три других начала — творческое, постоянства и разрушения — Браму, Вишну и Шиву. Эту троицу индийцы называют «Тримурти». Всё в этом мире должно совершаться по законам Тримурти. Но если порядок нарушается, то для исправления зла божество сходит на землю под именем Кришны. Таково, дорогой Афанасий, учение, по которому живут индийцы от рождения до смерти.
На следующий день Хоробрит спросил Мехмеда, что такое варны, на которые разделяется индийский народ.
— Варна означает «цвет», — объяснил купец. — Разделение на варны у них и на самом деле есть. И основных вари четыре: жрецы, именуемые «брахманы»; воины, по-ихнему кшатрии; вайшьи, куда входят купцы, земледельцы, ремесленники; и шудры, которые образовались из покорённых народов, их иначе называют «млечча» — «нечистые», а первые три касты именуются арийцами, что означает «багородный».
— Но у других народов ничего подобного нет! — воскликнул удивлённый Хоробрит.
— Почему же? — в свою очередь удивился Мехмед. — Ты знаешь страну, где не было бы господ и рабов, богатых и бедных, высших и низших? У индийцев то же самое. Только они назвали это «варнами». Должен заметить, дорогой Афанасий, люди так устроены, что без иерархии жить не могут. Господа и рабы были, есть и будут всегда, могут меняться названия, но не суть! Скоро ты это ощутишь и на себе. Государство Брахманидов мусульманское. Там правят хоросанцы-мусульмане. Махмуд Гаван — перс. Если даже ты с ним подружишься, он не пойдёт против шариатских законов. А по ним христианину запрещается торговать в мусульманских землях больше года. После этого срока он должен принять веру Магомеда или убираться прочь. Христианам в Бидаре запрещается ездить на коне верхом. Он должен ходить пешком. Как тебе подобное неравенство? — И видя досаду на лице гостя, утешил: — Впрочем, за этим следят не слишком строго. Я слыхал, в тамошних землях появилось новое учение. Некий ткач и поэт по имени Кабир проповедует полное равенство всех людей без исключения. Может быть, ты познакомишься с ним.
Так они плыли больше двух седмиц и едва успели. Утром корабельщики заметили, как с севера стремительно мчится, клубясь над морем, низкая чёрная туча, в глубине её сверкали молнии и грохотал гром. Там, где она проносилась, море словно вскипало, бурлило, пенилось. Буря настигала корабль неотвратимо, многие корабельщики, оборотись к востоку, простирали вверх руки, моля о спасении. И помогло. Сильный северный ветер опередил тучу, наполнил паруса и помчал судно к югу со страшной быстротой. Оставаясь внешне спокойным, Мехмед заметил Хоробриту:
— Твоё счастье, теперь ты долго можешь не опасаться погони.
И тут с мачты раздался крик вперёдсмотрящего:
— Чапакур! Аллах милостив! Чапакур!
Судно едва успело влететь в гавань, как началась буря.
Мехмед был настолько богат, что содержал четыре семьи, да ещё на свои деньги построил в Чапакуре странноприимный дом — завийю, где мог остановиться любой путник и его должны были бесплатно кормить три дня, а ночевать мог сколько пожелает.
Узнав об этом, Хоробрит решительно отказался жить в доме купца и сказал, что ему лучше поселиться в завийи.
— Я не хочу подвергать риску твою семью, — сказал он огорчённому купцу. — Мы не знаем, когда появятся татары, но они в первую очередь расспросят людей, и если им скажут, что какой-то русич живёт