[470] вышли двора его: 20 тысяч конных людей, да 60 тысяч пеших, да 20 слонов наряженных. А с Бедер-ханом[471] и его братом вышли 30 тысяч конных людей, да 100 тысяч пеших, да 25 слонов наряженных, с городками. А с Сул-ханом вышли двора его: 10 тысяч конных, да 20 тысяч пеших, да 10 слонов с городками. А с Везир-ханом[472] вышли 15 тысяч конных людей, да 30 тысяч пеших, да 15 слонов наряженных. А с Кутар-ханом[473]. вышли со двора его: 15 тысяч конных людей, да 40 тысяч пеших, да 10 слонов. Да с каждым везиром вышли по 10 тысяч, а с иным и по 15 тысяч конных, да пеших по 20 тысяч. А с Индийским Авдономом[474] вышли рати своей 40 тысяч конных людей, да пеших людей 100 тысяч, да 40 слонов наряженных, в доспехах, а на слоне по 4 человека, с пищалями. А с султаном вышли 26 везиров, и с каждым везиром по 10 тысяч своей рати, да пеших по 20 тысяч; а с иным везиром 15 тысяч конных людей, да пеших 30 тысяч. А у четырех великих индийских везиров рати своей по 40 тысяч конных людей да пеших 100 тысяч. И рассердился султан на индийцев, что мало вышло с ним; и он еще прибавил 20 тысяч пеших людей, 2 тысячи конных да 20 слонов. Такова сила у султана индийского, бусурманского; Мухаммедова вера еще годится[475]. А правую веру бог ведает, а правая вера – единого бога знать, имя его в чистоте призывать во всяком чистом месте.
В пятый же Великий день надумал я пойти на Русь. Из города Бидара вышел за месяц до бусурманского улу-байрама[476], по вере Мухаммеда, пророка божия[477]. А Великого дня христианского – Христова воскресения – не знаю, а говел с бусурманами в их заговенье и разговелся с ними. Великий день встретил в Кульбарге[478], от Бидара 20 ковов.
Султан же дошел до Меликтучара с ратью своею на 15‑й день после улу-байрама, а все в Кульбарге. И война им не удалась, один город индийский взяли, а людей погибло много, да и казны истратили много. А индийский же наместник[479] очень силен, и рати у него много, а сидит на горе в Виджаянагаре[480]. И город у него весьма велик, около него 3 рва, да сквозь него течет река; а по одну сторону города злая лесная дебрь[481], по другую же сторону подошла долина, весьма чудная местами и пригодная на все. На ту сторону прийти неоткуда, дорога сквозь город, и города взять неоткуда, подошла великая гора да дебрь злая, заросли колючего кустарника[482]. Под городом стояла рать месяц, и люди умирали от безводия, и много людей погибло от голода да от безводицы; а на воду смотрят, да взять неоткуда. Город же индийский взял ходжа Меликтучар[483], а взял его силою, день и ночь бился с городом, 20 дней рать не пила, не ела, стояла под городом с пушками. А рати его погибло 5 тысяч отборных людей. И когда город взяли, то убили 20 тысяч мужского и женского поголовия, да 20 тысяч человек, взрослых и малых, взяли в плен. А продавали пленных по 10 денег за голову, а за иную по 5 денег, а ребят по 2 деньги. Казны же не было ничего. А большого города не взяли.
А от Кульбарга пошел до Кулура[484]; а в Кулуре родится сердолик[485], и здесь его отделывают, а затем на весь свет оттуда развозят. В Кулуре же проживает 300 алмазников, украшают оружие[486]. И пробыл я здесь пять месяцев и пошел отсюда в Коилконду[487], а тут весьма большой базар. А оттуда пошел к Гульбарге[488], а от Гульбарги пошел к шейху Алаеддину, а от шейха Алаеддина – к Камендрии, а от Камендрии – к Кынарясу, а от Кынаряса – к Сури[489], а от Сури пошел к Дабулу[490] – пристани, великого Индийского моря.
Дабул же весьма большой город, и к нему съезжается все поморье, Индийское и Ефиопское. И тут я, окаянный рабище бога вышнего, творца неба и земли, Афанасий, поразмыслил о христианской вере, о крещении Христове, об устроенных святыми отцами заговеньях и о заповедях апостольских и устремился умом пойти на Русь. И, сев в таву[491] и сговорившись о корабельной плате[492], дал до Ормуза со своей головы 2 золотых.
А сел же я в Дабуле на корабль за 3 месяца до Великого дня, бусурманского заговенья. И плыл я в таве по морю месяц и не видел ничего, только на другой месяц увидел Ефиопские горы[493]. И тут люди все воскликнули: «Боже[494], видно нашим головам суждено здесь погибнуть», а по-русски говорили: «Боже государю, боже, боже вышний, царю небесный, здесь ты судил нам погибнуть».
И в той Ефиопской земле был 5 дней. Божией благодатью зло не произошло, много роздали мы ефиопам рису, перцу, хлебов, – и они суда не пограбили. А оттуда плыл 12 дней до Маската[495] и в Маскате же встретил шестой Великий день. И плыл до Ормуза[496] 9 дней и в Ормузе был 20 дней. Из Ормуза пошел к Лару[497] и в Ларе был 3 дня. Из Лара пошел к Ширазу[498], 12 дней, а в Ширазе был 7 дней. А из Шираза пошел в Аберкух[499], 15 дней, а в Аберкухе был 10 дней. А из Аберкуха пошел к Йезду[500], 9 дней, а в Йезде был 8 дней. А из Йезда пошел к Испагани[501], 5 дней, а в Испагани был 6 дней. А из Испагани пошел к Кашану[502], а в Кашане был 5 дней. А из Кашана пошел к Куму[503], а из Кумы пошел в Саву[504]. А из Савы пошел в Султанию[505]. А из Султании пошел. до Тавриза[506]. А из Тавриза пошел в орду к Хасан-беку[507], в орде пробыл 10 дней, так как пути никуда не было. А на турецкого [султана][508] послал Хасан-бек рати своей 40 тысяч, и взяли они Сивас[509]; да и Токат[510] взяли и пожгли, Ама сию[511] взяли и пограбили там много сел. И пошли воюя на Караман[512]. А я из орды пошел к Арзинджану[513], а из Арзинджана[514] пошел в Трапезунд.
И пришел в Трапезунд[515] на Покров святой богородицы и присно девы Марии и пробыл в Трапезунде 5 дней. И, придя на корабль, сговорился о плате[516] – дать со своей головы золотой до Кафы; а золотой я взял на пошлину[517], а отдать его в Кафе[518]. В Трапезунде же субышы[519] и паша[520] причинили мне много зла[521]: унесли весь мой хлам к себе в город[522], на гору, да и обыскали все; что мелочь была хорошая – всю выкрали, а искали грамот, так как пришел я из орды Хасан-бека.
Божией милостью доплыл я до третьего моря, до Черного[523], а по-персидски море Стамбульское[524]. Плыл же морем по ветру 5 дней и доплыл до Вонады[525], но тут нас встретил сильный ветер с севера и вернул нас к Трапезунду. И стояли мы в Платане[526] 15 дней из-за сильного и злого ветра. Из Платаны дважды выходили на море, но встречавший нас злой ветер не давал нам идти по морю[527]; боже истинный, боже покровитель! – потому что, кроме него, иного бога не знаем. И море, было, проплыл, да занесло нас к Балаклаве[528], а оттуда к Гурзуфу[529], и стояли здесь 5 дней.
Божиею милостью приплыл в Кафу, за 9 дней до Филиппова заговенья. Боже, творец! Прошел я милостию божией три моря. Остальное бог знает, бог покровитель ведает