, и интерес к ним растет. Они прочно вошли в советскую[1448] и индийскую историографию[1449]. Свидетельства русского путешественника использованы как в истории государства Бахманидов, так и в истории Гоа и государства Виджаянагар. Однако задача установления времени пребывания Никитина в Индии не была разрешена, и в зарубежной историографии существуют различные на этот счет датировки.
В хронологии по истории Индии Д.С. Триведа годом приезда Никитина в Бидар считал 1372‑й по индийскому календарю Шака, т. е. 1470-й, П.М. Кемп указывает 1469 г., т. е. датировку И.И. Срезневского. К.А. Никлаканта Шастри пребывание Никитина в Индии относит к 1470–1474 гг. Между тем русский путешественник провел в стране лишь около трех лет. Английский исследователь средневековой истории Декана, знакомый с хроникой Фериштэ и записками Афанасия Никитина, признал задачу установить время приезда последнего в Индию крайне трудной и едва ли разрешимой. Русский путешествепник, писал он, побывал в стране где-то в период между 1468 и 1474 гг.[1450]
В Индии Никитин стал очевидцем столкновения двух крупнейших в то время держав субконтинента. Находясь на территории одного из них – мусульманского государства Бахманидов, – путешественник описывает несколько войн, которые вели войска Мухаммед-шаха III, одного из последних представителей династии. Эти события описаны Мухаммедом Касимом Фериштэ, индо-мусульманским историком, жившим на рубеже XVI–XVII вв. и писавшим на персидском языке. История Фериштэ основана на придворных хрониках, составленных его предшественниками – современниками описываемых событий, один из которых – мулла Абдул Карим Синдхи, состоявший на службе Махмуда Гавана, фактического правителя государства в конце 50‑х – начале 80‑х годов XV в. Фериштэ датирует события по годам хиджры, а также приводит традиционную местную датировку относительно сезона дождей. Никитин же называет мусульманские праздники. Так что при всем разнообразии приводимые в обоих источниках указания позволяют датировать исторические события на уровне лет и времени года, а иногда – месяцев и дней.
По рассказу Фериштэ, в конце 1460‑х – начале 1470‑х годов две войны были направлены против индусской державы Виджаянагар и две – против другого индусского государства – Ориссы. Первая война была завершена в 1469–1472 гг. завоеванием приморской области Келны и Гоя, находившейся в зависимости от махараджи Виджаянагара[1451]. Никитин пишет, что осада одной крепости (речь идет о Келне) продолжалась два года и войска торжественно вернулись в столицу на курбан-байрам (Л, л. 454 об.). Войсками командовал везир ходжа Махмуд Гаван, носивший титул мелик-ат-туджжар. Называя его боярином, путешественник пишет, что ведет он войны с индусами «20 лет есть, то его побивают, то он побивает их многажды» (Л, л. 444 об.), и замечает, имея в виду Сангамешвар и Гоа, что «два города взял индийскых, что разбивали по морю Индийскому» (Л, л. 454)[1452].
Сличая записки Никитина и хронику Фериштэ, Минаев натолкнулся на явное расхождение в датах. Для Срезневского, незнакомого с хроникой Фериштэ, проблемы не существовало, его датировка была «автономна» от истории Индии. Минаеву же предстояло «увязать» оба источника. Прочтя в хронике, что Махмуд Гаван вернулся в столицу после трехлетнего отсутствия, исследователь рассчитал, что война, начатая в 1469 г., должна была окончиться в 1472 г. Так как Никитин уже в начале этого года покинул Индию, то первое возникшее противоречие было разрешено следующим образом.
Как и Срезневский, Минаев не сомневался, что русский путешественник был свидетелем всех описываемых им событий. Если прав Никитин, рассуждал исследователь, то неправ Фериштэ. Выходило, что война продолжалась не три, а два года, или три, но начата была на год раньше, чем отметил придворный хронист. Поэтому Минаев высказался за то, чтобы временем возвращения войск после взятия Гоа считать июнь 1471 г.[1453]
Высказывалось и противоположное мнение: путешественник не мог иметь в виду взятие Гоа, расположенного южнее Дабула, поскольку это произошло после того, как он покинул Индию, и свидетельство тому его собственные слова: «Дабыль же есть пристанище в Гундустане последнее бесерменьству»[1454]. Как же было на самом деле?
Прежде всего событие, которое произошло с путешественником в Джуннаре вскоре по прибытии в Индию, не могло иметь места в 1469 г., как то следовало из датировки Срезневского. Асад-хан, пытавшийся обратить Никитина в ислам, находился в это время в походе на Келну вместе с Махмудом Гаваном; Минаев, отметив участие Асад-хана, не заметил противоречия[1455]. Во-вторых, следуя логике Минаева, датировать возвращение войск в Бидар из этого похода необходимо 1470 г., так как если там находился Никитин, – это должно было состояться через год после приезда путешественника в Индию, а не в 1471 г., когда он должен был быть уже в Гулбарге; Минаев, поглощенный опровержением хроники Фериштэ, перестал следить за тем, где находился Никитин. Наконец, слова Никитина о Дабуле не дают основания утверждать, что в то время, когда путешественник был в Индии, Гоа еще не был присоединен. В перечне портов западного побережья им названы наиболее значительные: Камбай в Гуджарате, Дабул у Бахманидов, Каликут (Кожикоде) у владетеля Виджаянагара, которые он характеризует как порты «Индийскому морю всему» (Л, л. 450, 457). О Чауле как порте Никитин не рассказывает, хотя отсюда началось его путешествие в глубь страны. Порт Диу, не шедший тогда в сравнение с Камбаем, Никитин не называет, упоминая лишь область Гуджарат как первую на индийской земле, которую он посетил.
Присоединение Гоа хроника Фериштэ датирует 876 г. хиджры (1471–1472 гг.) после сезона дождей, после чего Махмуд Гаван занимался укреплением Гоа. Переписка Махмуда Гавана, собранная в сборнике «Рийяз-ул-инша», позволяет установить точную дату взятия города. По сообщению Махмуда Гавана, Гоа был взят его войсками 8 шаабана 876 г. хиджры, т. e. 1 февраля 1472 г.[1456] Так что триумф Махмуда Гавана, который описали Фериштэ и Никитин, происходил на глазах последнего.
Установление даты взятия Гоа и возвращения войск в Бидар проливает свет и на историю медресе Махмуда Гавана – духовной школы, с огромной библиотекой, построенной на средства, добытые во время войны против Келны и Гоа. Афанасий Никитин рассказывает, что в этом походе Махмуд Гаван захватил семь раджей «да казну их взял, тюк яхонтов, да тюк алмазу да кирпуков (рубинов), да сто тюков товару дорогого, а иного товару бесчислено рать взяла» (Л, л. 454 об.). Медресе стало достопримечательностью Бидара. Под куполом трехэтажного здания расположился зал для занятий, по бокам здания поднимались кверху на высоту 30 м два минарета. Однако о времени строительства медресе в литературе приводятся весьма разноречивые данные. Так, сообщается, что она была построена в 1471–1472 гг., в 1478–1479 гг. и даже в 1480 г. (Петрушевский, с. 214). Обращение к хронике Таба Табаи «Бурхан-и маасир» позволяет утверждать, что медресе Махмуда Гавана было построено во время пребывания в Бидаре Афанасия Никитина. Согласно хронограммы, содержащейся в этой хронике, закладка медресе состоялась в 876 г. х., который истек в июне 1472 г.,[1457] Махмуд же Гаван вернулся, как мы теперь знаем, в Бидар в мае, что и определяет время закладки медресе. Это вполне согласуется с надписью на здании, из которой явствует, что оно завершено в 877 г. х., который истек в мае 1473 г.[1458]
Сопоставимые данные хроники Фериштэ и записок Никитина о войнах на Декане можно представить в следующем виде[1459].
Фрагмент записок Никитина о взятии трех крупных городов Минаев был склонен отнести к войне за Келну и Гоа. Между тем завоевание трех важных крепостей – Раджамандри, Кондапалли, Варангал – произошло во время военных действий в Телингане в 1471–1472 гг. Овладев устьями рек Годавари и Кистны, государство Бахманидов вышло к восточному берегу Деканского полуострова, заняв территорию от моря до моря. В этой войне Махмуд Гаван не участвовал, поручив начальство Мелику Хасану. Его-то вместе с двумя другими полководцами и называет Никитин, сообщая о трех завоеванных городах. Как и Фериштэ, Никитин рассказывает об огромных богатствах, особенно драгоценных камнях, вывезенных победителями. Минаев же считал, что об этих событиях Никитин ничего не говорит.
Есть ли, однако, в записках Никитина подтверждение тому, что он находился в Бидаре в 1472 г., а не двумя годами раньше, кроме свидетельства о курбан-байраме в середине мая? Да, есть. Такое подтверждение находим в описании путешественником еще одной войны на Декане. Ибо Никитин мог знать о событиях, предшествовавших его приезду, но не мог рассказать о том, чего еще не произошло.
«Меликтучар, – описывает Никитин начало похода, – выехал воевати индеянин с ратию своею из града Бедеря на память шиха Иладина… а рати вышло с ним 50 тысящь; а султан послал рати своей 50 тысящь, да три с ними возыри пошли, а с ними 30 тысячь. Да сто слонов с ними пошло з городкы да в доспесех, да на всяком слоне по 4 человекы с пищалми. Меликтучар пошол воевати Чюнедара великое княжение Индийское» (Л, л. 455). Итак, бахманидское войско выступило на завоевание соседней империи Виджаянагар. Начальствовал над войском Махмуд Гаван. Праздник памяти шейха Алладина, как свидетельствует Никитин, отмечали в октябре.