47к Наину – город Наин лежит на западной окраине Большой Иранской солончаковой пустыни, на полпути из Кашана в Йезд. Из Кашана купеческие караваны обычно шли западным путем к Исфахану, до которого было несколько дней пути, и далее – на Йезд. Афанасий Никитин двигался к Йезду другим, восточным путем.
48ко Ездѣи – Йезд, расположенный в оазисе среди пустыни, поражал своими «урожаями» шелка-сырца, да и большая часть жителей города состояла из ткачей. По сведениям Барбаро, мастера Йезда поставляли ежедневно до 20 тыс. вьюков шелковых тканей. Город снабжал тканями весь Ближний Восток. Йездские ткани встречаются и среди товаров русских купцов и имущества русских князей и бояр. Дома в Йезде, как и почти во всем безлесном Восточном Иране, были глинобитные, без деревянных перекрытий. Город окружал вал около 5 миль в окружности. «Это красивый город, – рассказывает Марко Поло, – большой, торговый. Много шелковых тканей тут выделывается; называют их язди; купцы торгуют ими с большой прибылью, по разным странам». Далее Марко Поло направлялся в область Керман. «Когда отсюда поедешь вперед, – говорит он, – то семь дней дорога по равнине, и только в трех местах поселки, где можно остановиться» (Книга Марко Поло, с. 65).
49къ Сырчану – Сирджан, бывшая столица области Керман. Была расположена в оазисе, где собирали большие урожаи пшеницы, хлопка и фиников, но войска Тимура превратили город в груду развалин. В Йезде, откуда вышел Афанасий Никитин, сходились две караванные магистрали: одна вела из северо-западной части страны в область Керман и далее к порту Ормуз, другая связывала Хорасан с областью Фарс, главным городом которой был Шираз. Из Шираза через Лар также можно было попасть к Ормузу, но Афанасий Никитин отклоняется к востоку и приходит в Лар из области Керман со стороны Тарома. Почему Афанасий Никитин избрал именно этот караванный путь? Возможно, причиной явилось неспокойное положение в Ширазе: Узун Хасан, писал Афанасий Никитин, «на Ширязе сѣлъ, и земля ся не окрепила» (Л, л. 454). Но, видимо, была и другая причина – Афанасию Никитину нужен был отменный конь, и это привело его на юго-восток Ирана.
50къ Тарому – Таром, город области Фарс, на караванном пути из Кашана и Исфахана к Персидскому заливу. Отсюда во множестве вывозили финики. Дешевизна их отмечена и Афанасием Никитиным. Полагали, что коня, которого повез на продажу в Индию, Афанасий Никитин приобрел в Ормузе. Но путешественник рассказывает далее, что продал коня «о рождестве», т. е. в декабре первого года пребывания в Индии. «А кормил есми его год» (Л, л. 447 об.), – добавляет Афанасий Никитин. На Ормуз Афанасий Никитин попадает весной предыдущего года. Значит, коня он приобрел скорее всего в Тароме или около тех мест. Именно здесь он обращает внимание на стоимость фиников, входивших в рацион коня. «Большие тут рынки, – писал Марко Поло, – где плодов и фиников вдоволь» (Книга Марко Поло, с. 69).
51батманъ по 4 алтыны – батман (перс.), мера веса, различная в различных местностях (от 3 кг до нескольких пудов). Алтын – денежная счетная единица Московского государства; 6 денег составляли один алтын.
52к Лару – Лар, город области Фарс, центр округа Ларистан. По сведениям И. Барбаро, в Ларе насчитывалось около 2 тыс. домов (до 9 тыс. жителей). Горожане по преимуществу были купцами, занимавшимися морской торговлей. Город играл важную роль в торговле с Индией, что отметил еще Ибн-Батута.
53к Бендерю, и тут есть пристанище Гурмызъское – Бендер-и Хормуз, т. е. «Гавань Ормузская», как называет порт старший современник Афанасия Никитина Абд-ар-Раззак Самарканди город и порт на побережье Персидского залива, известный в качестве Старого Ормуза. Так называет его и Афанасий Никитин, расшифровывая слово «бендер» (перс.), «пристань, порт». Старый Ормуз посетил Марко Поло. «На берегу город Кормоз (араб. Хормуз), тут пристань, сюда, скажу вам, приходят на своих судах купцы из Индии; привозят они пряности и драгоценные камни, жемчуг, ткани, шелковые и золотые, слоновые зубы и другие товары; все это продают они другим купцам, а те, перепродавая, развозят по всему свету. В городе большая торговля» (Книга Марко Поло, с. 68). Ибн-Батута, побывавший здесь в 1331 г., называет город Могхистан. А вскоре, в начале XIV в., из-за нападений кочевников ормузский правитель мелик Кутб-ад-Дин перенес центр торговли на о. Джераун, где возник Новый Ормуз.
54до Гурмыза 4 мили – Новый Ормуз на острове описан многими путешественниками. В отличие от порта Ормуз (Старый Ормуз) Никитин называет его «Гурмыз град» (Л, л. 457). Здесь сходились караванные пути из Ирана и Багдада и морские из Индии. Другой путь, связывающий Ближний Восток и Западную Европу с Индией, проходил через Красное море и Египет. Власть ормузского мелика распространялась на порт Маскат в Аравии и на Бахрейнские острова, знаменитые жемчужной ловлей. Добыча жемчуга здесь отмечена и Афанасием Никитиным: «в Кятобагряим, гдѣ ся жемчюг родит» (Л, л. 453 об.). «Гурмыжскими зернами» называли на Руси, в отличие от своего, речного жемчуга, драгоценности, привозимые из Ормуза. На доходы от торговли и ловли жемчуга мелик содержал наемное войско и военную флотилию. Они-то и принесли Ормузу эпитет «Дар-аль-аман» – обитель безопасности. Посол Шахруха, правившего в Герате, нашел здесь в 1442 г. купцов из Ирана и Аравии, Египта и Сирии, Малой Азии, Ирака Арабского, Золотой Орды и Средней Азии, Китая и различных областей Индии: Малабара, Виджаянагара, Бенгалии. В Ормузе Афанасий Никитин побывал дважды, и здесь он на собственном опыте почувствовал, что такое тропическая жара. «Силен варъ в Гурмызе», – пишет Никитин, сравнивая его позднее со зноем в Баку. Но первое впечатление было особенно сильно: «А в Гурмызе, – записал Афанасий Никитин, проведя здесь более месяца, – есть солнце варно, человѣка сожжет» (Л, л. 443 об.). Как видно из пометок на рукописи «Хожения», слова эти в XVIII в. вызвали у одного из читателей Афанасия Никитина недоверие (ср. разночтения к Сухановскому изводу, л. 411, прим. в). Если бы этот скептик открыл «Книгу» Марко Поло, он прочел бы: «Жара тут сильная, и потому-то здешний народ устроил дома со сквозняками, чтобы ветер дул; и все потому, что жара сильная, невтерпеж» (Книга Марко Поло, с. 211). «Там очень жарко, – рассказывал Марко Поло о здешних местах, – и от жары много народу помирает; народ уходит в сады, где реки и много воды; и там не спастись бы от жары, если бы не одно средство, и вот какое: летом, нужно знать, несколько раз поднимается ветер (самум. – Ред.) со стороны песков, что кругом равнины; этот ветер жаркий, человека убивает; как только люди почуют, что поднимается жара, входят в воду и этим спасаются от жаркого ветра» (Книга Марко Поло, с. 68). В Ормузе Афанасий Никитин провел в первый раз более месяца; вероятно, он ждал, пока соберется караван судов. Длительность такого ожидания отмечал и Абд-ар-Раззак Самарканди. Миля – 1 морская миля – примерно 1,8 км.
55поймает его море по двожды на день – приливы в Персидском заливе имеют полусуточный характер. Здесь Афанасий Никитин впервые наблюдал морской прилив.
56И тут есми взял первый Великъ день – из дальнейшего изложения следует, что в Ормузе Афанасий Никитин отметил третью Пасху за пределами Руси (Л, л. 452). Возможно, путешественник хотел сказать, что это первый праздник, который он отметил, придя к Индийскому океану: «и тут море Индѣйское», – пишет он, прибыв в Старый Ормуз.
57В Радуницу – Радуница, девятый день после Пасхи. В Троицком изводе внесено изменение: «в Фомину недѣлю». Фомина неделя – вторая после Пасхи. Самая ранняя ее дата, учитывая подвижность праздника, с 29 марта по 4 апреля; самая поздняя – с 2 по 8 мая. Радуница же приходится на вторник Фоминой недели; в 1471 г. это было 23 апреля. Приближался сезон дождей, п тогда бури, наиболее сильные в этой части океана, обрушились бы на суда, поэтому надо было пересечь Аравийское море до конца навигации. Период муссонных ливней начался, когда путешественник был уже на суше. Судя по сроку отплытия из Ормуза, корабль, на котором находился Афанасий Никитин, был одним из последних, успевших пройти до сезона дождей. Возможно, этим объясняется, что корабль пристал в Чауле, а не в расположенном южнее Дабхоле, главном порте государства Бахманидов.
58в таву с конми – тава (марат. «даба») – парусное судно без верхней палубы (Минаев И. Старая Индия, СПб., 1881, с. 13–15). Афанасий Никитин еще два раза упоминает это название, поясняя при этом, что это «индийские корабли»; в Троицком изводе – «Индейской земли корабли». Когда братья Поло совершили «великий спуск» к Старому Ормузу, на берегу Персидского залива, они увидели суда, готовящиеся к отплытию в Индию. Вид их настолько подействовал на купцов из Венеции, что они отказались от плавания через океан и предпочли пустыни и горы Центральной Азии. «Суда у них плохие, – рассказывает Марко Поло, – и немало их погибает, потому что сколочены они не железными гвоздями, а сшиты веревками из коры индийских орехов… У судов одна мачта, один парус и одно весло… Нагрузят суда и сверху товары прикроют кожею, а на это поставят лошадей, которых везут на продажу в Индию» (Книга Марко Поло, с. 68). По словам Марко Поло, болты корабля делали из дерева, потому что железа в здешних местах нет. «Плавать в таких судах, – заключает Марко Поло, – опасно; бури в Индийском море часты, и много их гибнет». Особенности строительства этих судов в те времена связывали с поверьем среди моряков о магнитных скалах, которые притягивают железные части корабля. Как видим, Марко Поло дает иное, вполне рациональное объяснение. Сколько стоил перевоз из Ормуза, Афанасий Никитин не говорит, но об этом можно судить по корабельной плате, взятой до Ормуза при отплытии из Индии – два золотых «от своея головы». О своем пропитании в пути пассажиры должны были заботиться сами. Если пряности, ткани и краска индиго были главными предметами ввоза из Индии, то основной статьей вывоза через Ормуз были кони. Массовый завоз лошадей в Индию осуществлялся для пополнения конницы и нужд местной знати в течение многих веков. Верховых коней для путешествия и быстрой езды в Индию ввозили из Аравии и Ирана; боевых коней, которых покрывали кольчугой, доставляли из золотоордынских степей. Купцы покупали степных лошадей по 8–10 динаров и гнали их к Ормузу. Нередко перегоняли табуны до 6 тыс. лошадей, где на каждого купца приходилось по 100–200 коней. Степных коней продавали за морем по 100 динаров, на лучших коней цена доходила до 500 динаров и выше. Известны случаи, когда привозной конь в Индии стоил до 1000 золотых монет (Петрушевский, 206). «В Ындѣйской же земли кони ся у них не родят», – замечает в другом месте Афанасий Никитин (Л, л. 445). Причины, по которым в Индии не было коневодства, в Средние века объясняли по-разному: и тяжестью климата, и трудностями обеспечения подходящим кормом. Однако были тому и другие препятствия. «Ежегодно, – рассказывает Марко Поло об одном из индийских владетелей, – царь покупает тысячи две лошадей и побольше; столько же покупают братья; а к концу года нет и ста лошадей, все околевают» (Книга Марко Поло, с. 184). Марко Поло пояснял, что лиц, сведущих в уходе за конями, не допускали купцы, заинтересованные в постоянном спросе на коней.