150продают же ту гору каменую… фунтовъ златых – речь, по-видимому, идет об аренде рудника, в таком случае арендная плата за «локоть» (см. прим. 145) в «старой копи» была в 5 раз больше, чем в новой копи; цена алмазам из старой копи была вдвое выше, чем из новой копи. Троицкий извод содержит указание, что 5 кени дают за почку алмаза новой копи (Т, л. 382 об.). Цены Афанасий Никитин указывает как в русских деньгах, так и в местных. Указание на «фунты златые» не знает аналогий в русских источниках; известны лишь единичные упоминания фунта как меры веса (см. прим. 107 и 126). Не скрывается ли здесь искаженное «футунов», т. е. индийских монет?
151А земля же таа Меликъханова – речь идет об одном из наместников-тарафдарах («а холоп салтанов»), либо Мелик Хасане, губернаторе Телинганы; либо, что скорее, это искаженное «Меликъчан», т. е. мелик-ат-туджар Махмуд Гаван, наместник Биджапура и Голконды.
152аукыиков (в Троицком изводе: аукиковъ – текст неясен. Предполагают указание на: а) тип кораблей, от араб. «гупук», «джунук» (в ед. числе: «гуик», «джунк»), большие суда, плававшие между Индией и Китаем, описание которых дает Ибн-Батута (Петрушевский, с. 232); б) расстояние: «а четыреста двадцать восемь ковов», что предлагал Срезневский, толковавший слово «уки» как числовое обозначение (428) ковов и относивший это к десятимесячной сухопутной дороге (Срезневский, с. 78). По контексту, однако, неясное выражение относится скорее к пути по морю.
153А у оленей кормленых рѣжут пупки, а в нем мскус родится – Афанасий Никитин рассказывает о кабарге, мускусном олене; мускус был предметом вывоза. Тот же термин употребляется и в русском переводе сочинения Козьмы Индикоплова: «Малое же животное есть мускус… Гоняше же его, стреляют и совокупившуюся кровь о пупе завязавше отрежют. Се бо часть его благоуханная, се есть нами глаголемый мускус» (Козьма Индикоплов, Топография, слово И, с. 228).
154Мѣсяца маиа 1 день Велик день взял есми в Бедере… а бесермена баграм взяли в середу мѣсяца – праздник Пасхи в Бидаре Афанасий Никитин отметил не в положенный срок, так как этот праздник не бывает позже 25 апреля. В некоторых переводах «Хожения» указывалось на среду как день курбан-байрама в данном году (например, Чаев, с. 83), тогда как речь идет о середине месяца (см. статью «Хронология путешествия Афанасия Никитина»). Курбан-байрам в 1472 г. приходится на 19 мая.
155Первый же Велик день взял есми в Каинѣ, а другый Велик день в Чебокару… – относительно этого места высказаны предположения, что Каин либо искаженное название какого-то пункта в Закавказье, либо Наин в Иране, так как иранский город Каин находится в Кухистане, в Восточном Иране, далеко от маршрута путешественника (Петрушевский, с. 233). Значит, если вместо «Каин» читать «Наин», придется допустить, что память изменила путешественнику. На сбивчивость сведений о первой за пределами Руси Пасхе указывают и слова Афанасия Никитина об Ормузе: «И тут есми взял первый Великъ день» (Л, л. 443 об.), тогда как теперь Афанасий Никитин говорит, что в Ормузе он встретил третью Пасху. Последнее соответствует дальнейшей хронологии событий, устанавливаемой и на основании исторических событий в Индии, свидетелем которых оказался русский путешественник. В Северном Иране (Чапакур, Сари, Амоль) Афанасий Никитин провел не менее восьми месяцев (Т, л. 371). Он мог совершить путешествие в Каин, рассчитывая, возможно, оттуда направиться в Индию через Среднюю Азию. Этим путем из Ирана в Среднюю Азию шел в свое время Марко Поло. Из этого следует, что Афанасий Никитин либо провел год в Закавказье, где отметил первую за пределами Руси Пасху, либо два года – в Иране. Большинство комментаторов, пишет М.К. Кудрявцев, считают, что и первую Пасху Афанасий Никитин должен был встретить в Иране. Но на его карте нет Каина. Зато есть Наин, почти в центре Ирана. Комментаторы заменяют Каин Наином и предполагают, что Афанасий Никитин перепутал первый «Велик день» со вторым и что второй он «взял» «в Наине». По мнению М.К. Кудрявцева («Вопросы истории», 1982, № 6, с. 141–142), эта неясность с Каином и Наином «неоправданно затягивала на год пребывание Афанасия Никитина в Иране, мешала датировке последующих событий путешествия и на год отодвигала дату возвращения его на родину». Поэтому М.К. Кудрявцев выдвигает следующую гипотезу. Так как Афанасий Никитин торопился выехать полой водой, первый «велик день» путешествия скорее всего приходится на время плавания Верхней Волгой, в месте, которое переписчик «Хожения», вероятно, исказив, назвал Каин. «Каин» может быть вольной или невольной аббревиатурой названия места, например, «Калязин», где путешественник как раз останавливался и мог провести первый «велик день» Что это событие не отмечено в тексте «Хожения», неудивительно, если учесть, что описанию всего пути до Нижнего Новгорода в нем отведено всего несколько строк. Последнее замечание безусловно верно; можно даже добавить, что в редакции XVII в., представленной Сухановским списком и списком Ундольского, основанными на Троицком изводе, вместо «Каин» появился «Клин» (С, л. 417 об.). Но счет Пасхам Афанасий Никитин вел за пределами Руси: «Уже проидоша Великия дни четыре в бесерменьской землѣ», – говорит он при описании своего пребывания в Бидаре (Л, л. 452 об.), что соответствует счету Пасх в комментирумом тексте и последующим указаниям на встречу этого праздника: «пятый же Велик день» был отмечен в Гулбарге, «шестой» – в Маскате (Л, л. 456, 457 об.). Хронологическая сетка событий, основанная на этом авторском указании, не допускает ни удлинения, ни сокращения общей продолжительности путешествия. В путешествии Афанасия Никитина, длившемся около семи лет, шесть весен встречено им за пределами Руси.
156Бесерменин же Меликъ – вопрос о личности этого «бесерменина» и о том, к какому времени относится эта очередная попытка обратить Никитина в ислам, неясен. Разговор с Меликом излагается Афанасием Никитиным после упоминания о праздновании Пасхи в Бидаре, но это не означает, что беседа там и состоялась. Это мог быть тот же случай в Джуннаре (попытка отобрать у Никитина коня), о котором он уже рассказывал (см. выше, прим. 85). Но предположению, что беседу с Никитиным вел сам Асад-хан Джуннарский, противоречит то, что хан приказывал чужеземцу обратиться в ислам, а не спорил с ним о вере; кроме того, Асад-хан нигде не назван «меликом» (князем, старшиной). «Меликом» мог быть назван Махмуд Гаван (Никитин постоянно зовет его «меликътучаром» – ср. прим. 73), но едва ли он был собеседником Никитина в этом случае. Возможно, речь идет о Малике Хасане Бахри, носившем титул «низам-уль-мульк», сопернике Махмуда Гавана. Никитин упоминал его, называя «Меликъханом» (Л, л. 451 об.; Т, л. 376, 383; ср. прим. 73). При таком отождествлении слова: «ты – здешний» означают, что «мелик» – деканец и, следовательно, принадлежит к той группе правящей верхушки, которую составляли индийцы, принявшие ислам. Брахман по происхождению, Малик Хасан в отличие от Махмуда Гавана, перса, сам был некогда обращен в мусульманство.
157Уже проидоша Великия дни четыре… богъ сѣдает, что будет – этот текст явно имеет характер записи, сделанной еще в Индии, до того, как Никитин «возмыслил» идти на Русь, т. е. до мая 1473 г. О четырех Пасхах, отмеченных Афанасием Никитиным «в бесерменской земле», он упоминал и перед комментируемым текстом (см. прим. 155).
158Волосыны да Кола в зорю вошли, а Лось главою стоит на восток – Афанасий Никитин приводит русские названия созвездий Плеяд, Ориона и Большой Медведицы, показывая, что он хорошо читает звездное небо. Взаимное положение созвездий, названных Афанасием Никитиным, свидетельствует, что на широте Бидара оно могло наблюдаться примерно в мае.
159да к рылу привязаны великыа желѣзныа гири – по словам Минаева, цепь, мечи и гири, а также знамена, о которых говорит Афанасий Никитин при описании слонов, составляли часть сбруи, которая вся вместе обозначалась термином тайя (Минаев, с. 72–73). Но такого предмета сбруи слона как «гири» нет: Афанасий Никитин принял за «гири» большие колокольцы, которые вешали на шею слону. Далее русский путешественник описывает махаута, погонщика слона, который направлял слона железным анком.
160да коней простых – т. е. верховых коней, без всадников. При выезде знатных особ в Индии и Иране было принято выводить верховых коней в полном конском уборе, демонстрируя богатство и знатность владельцев. Об этом Афанасий Никитин говорит уже при упоминании об индийских «боярах»: «да пред ними водят кони въ снастех золотых до 20; а на конехъ за ними 300 человѣк (Т, л. 376–376 об.). В «Александрии» среди добычи Александра после победы над Пором говорится, что к нему привели «1000 тысяч коней зобных (тучных) Поровых и 100 тысяч фарижи (верховых коней) индѣйских под хакизмы серменеми (сетчатыми попонами)» – ПЛДР, вып. 5, с. 128.
161да верьблюдов сто с нагарами… да ковре 300 – нагары – большие барабаны, перс. – араб. «наккара». При первом упоминании их у Афанасия Никитина в Летописном изводе стоит «варганников» вместо «нагарников», т. е. переписчик заменил непонятный ему термин на русский музыкальный инструмент. Савваитов верно говорит о литаврах (Савваитов, с. 72), но литавры часто смешивают с кимвалами, «тарелками». Во избежание недоразумения в переводе «наккары» везде переданы как барабаны. На верблюдов вьючили большие боевые барабаны. – Ковре – вероятно, искажение слова «гаурокы», читающегося у Афанасия Никитина (Л, л. 447 об.), т. е. санскритского «гаурика», юная дева, здесь наложницы султана. Они, писал Минаев, должны были непременно находиться в свите каждого индийского царя, и чем больше их было, тем блестящее почитался двор (Минаев, с. 68).
163да саадак – набор вооружения: лук в чехле и колчан со стрелами.