На собственной яхте Алексей Петрович не экономил, не стремился к сокращению издержек, удобству и скорости производства. Длинный как стрела, укрепленный стальными полосами, обшитый медью, украшенный резьбой, декоративными деталями и живописью корпус выглядел шикарно. До сих пор Гриша лишь раз бывал на борту (тогда шхуна стояла у пирса) и его поразило внутреннее убранство.
Теперь же он мог вполне насладиться удобствами. Каюты с широкими подвесными кроватями, собственными гальюнами, иллюминаторами, вентиляцией, позволяли находиться в них сколько угодно долго. Ни жара, ни духота, ни теснота не гнали обитателей на палубу. Для работы имелся удобный столик с креслом. Общий салон (кают-компания) собирал пассажиров за одним столом, куда с камбуза поставлялись горячие блюда в фарфоровой посуде. Стены украшали картины, холодное оружие, по углам стояли скульптуры, одну из сторон занимал книжный шкаф и глобус, ближе к выходу имелся небольшой бар с бутылками и диваном для курильщиков. Причем дым не заполнял салон, разъедая глаза некурящих, а удалялся через вентиляционную решетку.
К роскоши прилагались и средства спасения, которые могли поддержать жизнь человека даже в открытом океане. Плотики из бочонков, буйки, шлюпки и даже спасательные жилеты, наполненные высушенной шолой и пробкой.
На случай встречи с любителями наживы «Елена» имела с каждого борта по шесть пушечных портов, за которыми скрывались четрехфунтовые орудия — короткоствольные, как карронады, но мощные, стреляющие оперенной гранатой. Несколько вертлюжных пушек на полуюте и в носовой части предназначались для отражения абордажа и заряжались картечью. Разумеется, в распоряжении команды и пассажиров имелось лучшее стрелковое оружие и ручные гранаты. В общем, по своим боевым возможностям это был настоящий корвет.
Но в отличие от всех прочих корветов, рассекающих океаны мира под любым флагом, «Елена» имела паровой двигатель. Причем не массивную чадящую судовую машину, вроде тех, что ставились на пароходы Аткинсонов или стационарных монстров на фабриках. Это был изящный легкий мотор.
Он занимал мало места и требовал кочегаров только для растопки. Тропиинн придумал оригинальное питание — пасту, которую он составлял из жира морских животных и угольной пыли, что оставалось при перегрузке и транспортировке угля и не стоила ничего. До сих пор ей не находили достойного применения. Обычно сбрасывали в море или использовали как добавку к дешёвой краске. Но Алексей Петрович всему находил применение.
Особый шнековый механизм отправлял пасту в топку и равномерно распределял по колосниковой решетке. На тот случай если паста закончится, машинист мог открыть заслонку и забрасывать твердое топливо обычным образом.
Двигатель приводил в действе винт, о конструкции которого Тропиинн не так давно рассказывал на совещании по морским делам.
— Технологии способны на многое, — хвастал начальник, показывая секретарю яхту. — Например, можно сделать особые стабилизаторы и они снизят качку. Или устроить бульб на носу и увеличить скорость. Правда это довольно сложные штуковины и подойдут лишь большим кораблям.
Кажется Алексей Петрович считал, что технологии способны решить любую проблему.
Но пока будущее не наступило, а качка ощущалась в полную силу, Гриша половину пути пролежал на койке.
Благодаря конструкции «Елена» оторвалась от «Ворона» и прибыла в Сосалито гораздо быстрее. А ведь «Ворон» считался весьма ходким судном.
Пользуясь оказией Тропиин посетил Аграрный институт и прихватил секретаря. Грише пришлось сидеть молча и краснеть под пытливыми взглядами отца. Но разговор о молодом помощнике не зашел ни разу. Речь шла о доставленных «Незеваем» саженцах и семенах каучо.
— Мы высадили все саженцы, н только пятую часть семян, — доложил отец. — Слишком велик риск, что они не взойдут. Всё сделали согласно записке Монтеро. Выделили в оранжерее отдельную секцию, повысили там температуру, освещенность и влажность. Будем надеяться, что этого хватит.
— Нам нужны обширные плантации для сбора каучука в промышленных масштабах, — вздохнул Тропинин.
— Для высадки в открытом грунте лучше поискать более подходящий климат.
— На Оаху, как я понимаю, слишком сухо, — предположил Тропинин.
— Там хотя бы не бывает холодов, — заметил старший Смородин.
Шхуна «Кусай» всё ещё не вернулась, поэтому новых сведений о каучо в Сосалито получить не могли. Начальник с отцом обсудили варианты и в целом сошлись на том, что следует поискать место среди островов Южных морей. Где-то, да должны найтись подходящие условия.
Вечером Гришу наконец-то отпустили на побывку домой. Но провести в родных стенах ему удалось всего лишь ночь. Утром Алексей Петрович вновь призвал его под свои частные знамена. Чтобы не поднимать лишний шум и не спугнуть испанцев подозрительной суетой, они оставили яхту в Сосалито и отправились в Сан-Франциско небольшой группой, наняв местного лодочника. С ними отправился Шелопухин и Пабло.
В Сан-Франциско располагался форпост Складчины. Передовым пикетом конных мушкетеров командовал лейтенант Егор Кытманов, сын бичевинского приказчика. Кроме военных здесь обитала крестьянская семья, которая возделывала огороды заложенные ещё испанской экспедицией Портолы, а также два десятка окультуренных индейцев, в основном бежавших от миссионеров.
Лейтенант принял их тепло и с видимым облегчением. Про войну между Испанией и Россией он уже знал и рад был переложить ответственность на старшего начальника.
— Митя Чеснишин предупредил, добрая душа, не поленился заехать.
— И что думаете?
— Давайте посмотрим.
Кытманов достал карту и развернул на столе, придавив углы чугунной чернильницей, статуэткой и чайником.
Карта южной части Верхней Калифорнии, которую контролировали испанцы, не отличалась точностью. Основные поселения, крепости и дороги на ней были указаны, как отмечены реки, горы и береговая линия. Индейцы подробно описывали ориентиры, приблизительную высоту гор и расстояния, измеряемые временем пути, однако, свести всё это вместе и положить на карту оказалось непросто.
— Мы имеем глаза и уши почти в каждом испанском поселении вплоть до Санта-Барбары, — сказал лейтенант. — Но надо учитывать, что это индейские глаза и уши. И они передают вести через других индейцев. Поэтому сведения могут немного…
Кытманов замялся, подыскивая нужное слово.
— Искажаться, — предложил Гриша.
Лейтенант взглянул на него немного рассержено, но кивнул.
Выяснилось, что местные индейцы занимались контрабандой, переправляя товары на ту сторону и возвращаясь с полновесным серебром. Дело в том, что испанские солдаты хоть и получали относительно высокое жалование (выше даже рядовых мушкетеров Виктории), могли потратить его только на предложенные властями товары, а они продавались по сильно завышенным ценам. В Сосалито же любые товары, в том числе европейские и китайские стоили в несколько раз дешевле, чем пользовались индейцы, состоящие на службе Складчины. Помимо прочего контрабанда позволяла подобраться поближе к испанским секретам.
Общей разведкой на континенте заведовал Анчо, возглавляющий отдел по делам индейцев. У него имелись свои люди почти в каждом племени, в том числе на испанской территории и за водоразделом — в британских владениях. Но мушкетеры предпочитали получать сведения из первых рук и быстрее, чем могла бы предложить контора в Виктории. Поэтому каждый гарнизон на пограничных территориях обзаводился своими шпионами. Со временем из этого могла бы вырасти единая военная разведка, но так далеко никто не заглядывал.
— Всего у испанцев от Сан-Диего до наших рубежей около трех сотен солдат, включая канониров, — сообщил Кытманов. — Опасаются они в основном англичан. Даже засылают к диким индейцам гонцов, которые на все лады рассказывают, что англичане хуже испанцев.
— Про русских ни слова?
— Пока не слышал о таком.
— Тем лучше. А что с укреплениями?
— В основном испанцы укрепляют Сан-Диего, свозят туда материалы. Там своего дерева мало. Монтерей укреплен слабее, но тоже достойная крепость. У них это называется Четвертый военный округ.
— Какова дислокация?
— После битвы в заливе Нутка испанцы поставили президио немного южнее нашей крепости. Назвали тем же именем — Сан-Франциско. Но там только передовой пикет, вроде нас. И не спутайте, есть ещё и миссия с таким названием.
Гриша подумал, что по побережью залива Сан-Франциско это название расползалось, как червяки по грядке после дождя.
— Солдаты не очень довольны службой. Им обещали выделить землю, но под носом у нас обзаводиться хозяйством радости мало. Их лейтенант проводит больше времени в Сан-Хосе.
— А что Сан-Хосе?
— Там своих войск нет. Горожан пригнали двадцать лет назад человек семьдесят, так называемых побладорес, из которых только пятнадцать было мужчин. Остальные женщины и дети. За это время население выросло в основном за счет тех самых детей. Живут бедно. Выращивают в основном кукурузу и фасоль, большую часть урожая отдают властям в счет долга за выданную землю. Три года назад весь город смыло наводнением, они вновь отстроились, но богаче не стали. Теперь там только хижины из обмазанных глиной прутьев.
Воспитанный на составлении энциклопедических статей, Гриша живо интересовался устройством поселения, его жителями. И теперь жадно впитывал даже ту информацию, которая вряд ли могла помочь в авантюре.
Испанцы имели на побережье три вида поселений: религиозные миссии (на севере это были францисканцы), военные президио и гражданские пуэбло. Сан-Хосе-де-Гваделупа считался городом. Не миссией с монахами, не президио с солдатами, какие вице-король скупо разбросал тут и там по всей Калифорнии, а пуэбло. Со своим главой — алькальде. Миссия Санта-Клара находилась рядом, на другом берегу реки, там проживало несколько сотен индейцев-неофитов. Одни постоянно, другие приходили время от времени. Они пасли овец, лошадей, мулов, свиней, растили пшеницу ячмень и кукурузу.