Так или иначе, этот способ время от времени использовали, особенно на хлебных или сахарных гонках, когда даже несколько футов скорости складывались за недели пути во вполне весомые мили преимущества. Но в теории идеально настроенный парус мог прибавить и узел, и два.
Разумеется, морское кадило не являлось предметом культа или искусства, его не украшали самоцветами, а заправляли отнюдь не ладаном. Чаще всего использовали пустую консервную банку, а набивали смесью селитры и какого-нибудь топлива — сахара или даже просто ненужной ветоши. Такое приспособление имелось и на «Незевае».
Сарапул запалил содержимое банки и прикрепил её к концу фукштока, каким измеряли глубину в заливах и устьях. Затем он начал как бы окуривать шхуну, то поднимая шест, то опуская его. Митя наблюдал за прядями дыма и отдавал распоряжения, а остальные подтягивали снасти на щелчок-два храповика лебедки.
Достижению совершенства мешал гик. Силой ветра его всё время тянуло вверх, нарушая форму и перекручивая парус. На хлебных гонках капитаны испытывали разные способы борьбы с этой напастью: ставили косую подпорку между мачтой и серединой гика, или напротив трос, который тянул его к основанию мачты; некоторые навешивали на гик большой груз, другие крепили к палубе блоки через которые пропускали от нока особую снасть.
Митя избегал лишних снастей, он и стеньгу-то снял не в последнюю очередь ради того, чтобы убрать вместе с ней четыре веревки, которыми приходилось работать с топселем, а также две пары фордунов. Тем более, что тросов и веревок, как и парусины, оставалось в запасе всё меньше, а топселем пользовались нечасто. Для оттягивания гика он использовал наиболее простую конструкцию — перехватывал дерево веревкой и притягивал вниз, крепя к корме, к борту, крыше казенки там, где имелось достаточно уток или кофель-планок. Решение выглядело не самым рациональным, требовалось перевязывать снасть при малейшем изменении положения, зато при постоянном ветре это позволяло придать парусу нужную форму. Помимо прочего, крепление страховало гик от неожиданного заброса.
Затем они занялись стакселем. С ним было проще.Когда шкипер с помощником добились идеальной настройки, полосы дыма обтекали все три паруса с обеих сторон плотно, словно прилипая к поверхности. То что и было нужно. Сарапул свернул лавочку, выбросив содержимое кадила за борт, а банку убрал до следующего раза.
Кажется они выжали из оснастки все, что могли и теперь шли, как задумано.
— Можем поставить топсель, — предложил Барахсанов.
Митя поморщился. Он только что обдумывал постановку стеньги и решил, что дело того не стоит. Теоретически они могли наладить снасть, пусть это потребует времени, но разрушать хорошо работающую систему не хотелось.
— Слишком много возни, — ответил Митя. — К тому же лишний парус внесет расстройство в только что отлаженные снасти.
— Тогда можно наладить помпу и намочить парус.
Об этой уловке говорили в училище, но Митя её никогда не использовал. Ему не хотелось утяжелять паруса.
— А если их порвет напором?
— Сдаётся у нас в запасе больше не осталось никаких хитростей, — произнес Барахсанов.
— У нас мало опыта, чтобы познать их все, — усмехнулся Митя.
На самом деле, если бы шхуна не обросла за время пути ракушкой и водорослями, они бы выиграли ещё узел. Но хваленая краска с составом против морских тварей, вымылась за полгода почти полностью, а последний раз они чистили днище на Нука-Хива. В теплых же водах твари набросились на дерево, точно акулы на брошенный кусок мяса.
Команда привыкла к постоянному ходу галсами и крену градусов в десять-пятнадцать. Теперь паруса и веревки натянулись, а крен увеличился примерно до двадцати градусов. Хотя волны были пологими, каждая новая заставляла шхуну вздрагивать от удара. Вода пробивалась через шпигаты, заливая почти фут палубы вдоль левого борта, но дальше не расходилась, а так и журчала бесконечным ручьем. Волны давали чуть больше ветра на гребне, чуть больше скорости при скатывании с него и чуть придерживали шхуну при подъеме на следующую волну. На ход это почти не влияло, лишь паруса то напрягались, то ослабевали. Мите даже не приходилось подруливать.
Они шли в полном напряжении точно на хлебной гонке. До пересечения курсов двух шхун оставался около часа.
Сейчас Митя испытывал истинное наслаждение, вроде того момента, когда он приобрел шхуну и получал корабельную крепость. Ощущение полета, открывающихся возможностей, предвкушение приключений, богатства, известности. Противник был уже хорошо виден с палубы. Он поднял красно-желто-красный флаг, так что сомнений не оставалось — испанцы гнались за беднягой торговцем. Они, разумеется, увидели вторую шхуну, но курс не изменили.
И вдруг его мысленный полет закончился ударом о землю. Послышался жуткий треск. Несколько люверсов передней шкаторины грота вырвало с мясом, полотно принялось биться, как только что пойманная рыба. По какой-то причине не выдержал ликтрос. Еще мгновение и разрыв между первой и второй полками рифов начнет расти, парус разорвёт в клочья.
— Два рифа на гроте! Взять! — истошно, срываясь на фальцет, прокричал Митя.
Барахсанов, вот молодец, сообразил быстрее, чем шкипер закончил фразу, и быстро убрал самодельную снасть, что прижимала гик. Тек бросился к веревкам, освободил гардель и начал вращать рифовую лебедку. Дюжина быстрых оборотов и парус опустился до первого ряда рифов, потом до второго, поврежденная часть сложилась, улеглась на гик и более не угрожала разрывом. Пока Малыш Тек подтягивал гардель и закреплял оба риф-шкентеля, Барахсанов уже принялся вязать риф-сезени, а Митя внимательно осматривал паруса, не возникло ли еще какой беды? Парусина выгорела, выветрилась, износилась за полтора года службы из которых последние шесть месяцев пришлись на почти непрерывное плавание. Оснастку пора было менять. А где взять замену? Где взять деньги на новую парусину, канаты? Злость на судьбинушку вытеснила на некоторое время все прочие мысли.
Богатые владельцы обеспечивали корабли полным сортаментом парусов. Несколько стакселей и кливеров, включая штормовые, запасной грот или фок (они на шхунах Эскимальта были одинаковыми), пара топселей, брифок, рингтейл, да вдобавок добрый резерв парусины нескольких номеров, из которого можно было выкроить при нужде что угодно. На «Незевае» весь запас состоял лишь из единственного топселя, второго кливера и штормового стакселя, да небольшого свертка ткани, годной больше на починку одежды.
Митя постарался выглядеть спокойным, как и положено шкиперу. Передал штурвал Теку, а сам неспешно прошелся по шхуне, осматривая снасти и словно размышляя, как действовать дальше? Ему вдруг показалось, что скорость возросла, несмотря на сокращение площади грота. Митя слышал о таком эффекте, но сам не сталкивался с ним ни разу. Он попытался запомнить обстановку — их курс, ветер, высоту и направление движения волн, течение (как он знал по лоциям, оно здесь двигалось ровно на запад). Когда-нибудь новое знание можно будет использовать.
Глава 5Бой
Порванный и зарифленный грот не давал Мите покоя. Он не только ограничивал маневренность, но мог подвести их в самый опасный момент. Что если ветер ослабнет, что если ситуация изменится и «Незеваю» придется убегать от брига? Новый парус они наладить не успеют, да и нет его, запасного грота. А починка этого займёт целый день. Не меньше. И это если будет чем починять.
— Что у нас с запасной парусиной? — на всякий случай спросил шкипер, хотя ответ знал и сам.
— Через неё муку просеивать можно, — проворчал помощник. — Можем уменьшить грот или пустить на латку топсель.
— Спешить не будем. Посмотрим.
Чеснишин подумал, что на бриге скорее всего даже не заметили их проблемы с гротом. Мало того, их офицеры могут подумать, будто шкипер на «Незевае» достаточно опытен, раз так смело экспериментирует с парусами на остром галсе. Настроение у Мити вновь переменилось, теперь в нём внезапно взыграл исследователь.
— А ну-ка, возьмите два рифа на фоке! — приказал он Пульке и Сарапулу.
Те, уже без особой спешки проделали знакомые манипуляции с фоком.
Скорость ещё чуть-чуть возросла. В чём же причина? Подумав, Митя решил, что скорее всего дело в сносе, который уменьшился вместе с площадью парусов.
— При зарифленых парусах, кливер будет сильно мешать, если ты собираешься сменить галс, — заметил Барахсанов.
— Пожалуй, — согласился Чеснишин. — А я собираюсь?
— Не знаю, но если мы внезапно пойдем прямо на бриг, там утвердятся в мысли, что у нас военный корабль и чертова туча абордажной команды за баррикадой, в казенке и в трюме.
— А у них?
— В любом случае нам придется узнать это. Почему бы не сделать это теперь? Наглость горда берет.
— Потому что сейчас мы с подветра от них.
— Разница не велика, — отмахнулся помощник. — Мы всё одно не сможем вести настоящий бой. Но если сейчас промедлим, начнем маневрировать, бриг успеет нагнать шхуну. А там или расстреляет её из орудий или возьмёт на абордаж. И тогда всё потеряет смысл.
В словах помощника имелся резон. Если их задача просто отогнать преследователя от жертвы, то атака с подветра будет уместной. В конце концов, шхуна предназначена для встречных ветров. Подобный манёвр опять же нарушал тактические принципы, но тактика никогда не являлась догмой.
— И есть ещё одна деталь — добавил Барахсанов. — Если мы пойдем наперерез сейчас, то паруса закроют от брига всё, что происходит на нашей палубе. Пусть думают, что у нас тут целая армия.
— Хорошо, — принял Митя решение. — Готовимся к повороту. Займешься кливером. А после поворота встанешь у штурвала.
Барахсанов пожал плечами и отправился на бак.
Митя раздул фитиль и выпустил в небо ракету. Это было частью задуманный им игры. Тем временем пора было начинать манёвр. Шхуна сперва увалилась под ветер и набрала скорость, потом Барахсанов растравил кливер, обезветрив его, чтобы не мешал другим, а Митя осторожно начал выполнять поворот оверштаг. Линию ветра «Незевай» благополучно прошёл, Тек и Пулька переложили основные паруса, а Барахсанов передние. Постепенно шхуна встала на другой галс и вновь началась кропотливая работа по точной настройке снастей.