– По-твоему, Острог – тюрьма?
– Для меня – да.
– Ты человек случайный. А наши предки жили здесь ещё десять поколений назад. Причем, неплохо жили. И тюрьма становится родным домом, если это единственное место, где можно спокойно растить детей и безбедно коротать старость.
– Вот только дети вырастают дремучими невеждами, а долгая старость невыразимо скучна. Не прячьтесь в норах, пустите в свой дом свежий воздух внешнего мира.
– Уж лучше мы по твоему совету выпустим во внешний мир всех недовольных. Так будет проще.
Плита, увлекая за собой шаровую молнию, плавно унеслась куда-то вдаль. Тыр вскочил и резво бросился в проход между двумя медленно сходящимися зубчатыми полосами (каждый зуб был величиной с бабушкин комод). Темняк еле поспевал за ним.
В конце концов они добрались до стены, один вид которой невольно внушал почтение. За такой стеной Сатана мог преспокойно переждать гнев Господень.
В толще стены имелся ряд глубоких и узких бойниц, каждая из которых заканчивалась вертикальной щелью, сиявшей ни на что большее не похожим натуральным дневным светом.
Именно в одну из таких щелей и проникла однажды Стервоза, оставив Темняка в компании с Годзей болтаться снаружи.
– Нам туда? – Он указал пальцем на щели.
– С ума сошел! – отозвался Тыр, внимательно посматривающий по сторонам. – Туда и клоп не проскочит. Нам выше.
Взглядом дав понять, что нужно следовать его примеру, Тыр ухватился за какую-то замысловатую конструкцию, проплывавшую мимо (Темняк, кое-что смысливший в геометрии, определил её как усеченный ромбоэдр), и вознёсся на сотню саженей вверх.
Здесь он высадился на овальную площадку, примыкавшую к стене, и помог Темняку сделать то же самое.
– Теперь смотри внимательно, – сказал Тыр. – Не только смотри, но и примечай.
– Куда смотреть-то? – полюбопытствовал Темняк. – Тут всё интересно. Прямо глаза разбегаются.
– Куда смотреть, ты сейчас сам поймешь, – посулил Тыр.
Часть стены, находившейся над ними, ушла в сторону, словно заслонка самой главной адской печи, предназначенной для согрешивших великанов, и в образовавшуюся брешь ворвался поток того самого живого света, посредством которого в Остроге передавалась энергия.
Пронзив мрачные просторы машинных дебрей насквозь, он унёсся куда-то вдаль, продержался так минуты три-четыре и иссяк столь же внезапно, как и возник.
Заслонка бесшумно вернулась на прежнее место. Множество шаровых молний, оставшихся висеть в воздухе, затеяли красочный, хотя и смертельно опасный хоровод.
– Ну как? – осведомился Тыр. – Нравятся тебе эти воротца? На мой взгляд, они весьма подходят богоравному существу.
– Надеюсь, ты шутишь? – Голос Темняка непроизвольно дрогнул.
– Нисколечко. Когда в следующий раз всё это светопреставление закончится, а ворота ещё не успеют захлопнуться, смело бросайся вперёд. Времени на это у тебя будет предостаточно.
– Примерно сколько?
– Десять ударов сердца.
– И вправду целая вечность! – с горечью произнес Темняк.
– Но я ведь успеваю! – заметил Тыр. – А ты пошустрее меня будешь.
– Ладно, я брошусь вперед. Что дальше?
– Оказавшись на самом краю, постарайся не давать волю своим чувствам. Некоторых открывшиеся перспективы просто убивают…
– Мне это не в новинку, – нетерпеливо перебил его Темняк.
– Тем более. Смело ложись на спину вплотную к стене. Но только не садись, иначе можешь кувыркнуться. Всё это, сам понимаешь, будет проходить в пустоте, которая таковой не является.
– Знаю без тебя.
– Как только ты ляжешь, тебя сразу понесёт вниз. Скорость будешь регулировать сам при помощи вот этого несложного устройства.
Тыр протянул Темняку парочку широких пластин с закругленными концами, чем-то похожих на плавательные доски. На платформе они лежали целым штабелем, и у Темняка создалось впечатление, что похожие штуковины ему не однажды попадались среди уличного мусора.
– Держать её надо ребром вперёд, – добавил Тыр. – Но только не увлекайся скоростью. Иначе не сумеешь остановиться в конце пути.
– А вторая про запас? – Темняк взвесил в руках две совершенно идентичные пластины.
– Вторую подложишь под себя, а иначе сотрешь задницу до костей… Верёвку не забыл?
– При мне, – Темняк похлопал по мотку верёвки, притороченному к поясу. – Похоже, мне скоро выходить?
– Да. Начинай готовиться.
– Ну что же. Расстаёмся мы, надеюсь, ненадолго. Ребята вы, скажем прямо, хитрые и чужую жизнь ни во что не ставите. Не думаю, что вы хотите погубить меня прямо сейчас. Для этого существуют и способы попроще. Да и нужен я вам пока. Но едва я разберусь с бунтующим народом, как нужда во мне сразу отпадёт. Более того, кое-кто может посчитать меня опасным. Поэтому заранее предупреждаю: не надо устраивать на меня покушений. Вам же самим это дороже станет. Понятно?
Скука отразилась на лице Тыра, как у врача-психиатра, обследующего очередного, пятидесятого по счету, пациента.
– От людей, стоявших здесь в ожидании выхода наружу, мне приходилось слышать немало всяких глупостей, – сказал он. – Поэтому твои слова я отношу к разряду бреда, вызванного подспудным страхом.
Добавить что-нибудь к сказанному Тыр не успел – заслонка исчезла и всё вокруг вновь затопило сияние укрощённой энергии…
Если до этого Темняку и приходилось съезжать по горным трассам, то исключительно на детских санках. Да и горы те были копеечные, вроде Воробьёвых или Пухтоловых. Бобслей и тобогганы он видел только по телевизору, причём так давно, что даже забыл, как они выглядят. Поэтому сейчас до всего приходилось доходить своим умом.
Если бы он дал полную волю собственному телу, то невидимый жёлоб вышвырнул бы его прочь буквально через несколько минут – очень уж гладок он был, да и угол наклона имел такой, что не приведи Господь. Ни один спортивный комиссар, находящийся в здравом уме, не выдал бы лицензию на эксплуатацию такой трассы. Риск, господа!
А острожане – ничего, катались. Ещё и нахваливали.
Темняк уже давно вырос из того возраста, когда и на срам, и на секс, и на кайф, и на риск идут ради спортивного интереса, а потому ни на секунду не забывал о тормозной пластине, которую держал перед собой на манер ресторанного подноса, лишь иногда, для надёжности, перехватывая за переднюю кромку.
Чуть перекосил ее, ослабив тем самым давление на стенки – и поедешь быстрее. Поставил точно поперёк жёлоба – вообще остановишься.
Быстро освоив эту нехитрую науку, он катился вниз со стабильной скоростью автомобиля «Запорожец», собственным ходом следующего на последний капремонт.
Мимо проносились зеркальные стены, ряды параллельных щелей, потоки энергии, не нуждающейся ни в каких проводниках, грандиозные карнизы, грубый камень цоколя. Ветер свистел в ушах да поскрипывала тормозная пластина.
Скоро показалось и дно рукотворного ущелья – улица Колодцев, заваленная свежим мусором.
Завидев первый ориентир, о котором его предупреждал Тыр – косой крест, измалёванный бурой краской – Темняк начал плавно снижать скорость, а возле второго – треугольника – вообще остановился. Жёлоб обрывался саженей через десять, а до земли было ещё далеко.
Размотав заранее припасённую верёвку, он сложил её пополам, свободные концы сбросил вниз, а оставшуюся в руках петлю накинул на шип, тоже невидимый, выступавший над краем бортика.
Придерживаясь сразу за оба конца, он спустился на землю и стянул всю верёвку вниз. Теперь никто из посторонних не догадался бы, что здесь берет начало знаменитая лестница в небо, на самом деле оказавшаяся скользкой дорожкой из поднебесья в преисподнюю.
Утро уже перешло в день, а на улицах ещё почти никого не было – острожане любили поспать подольше. Темняк вновь вдохнул полузабытый запах свалки и по самые щиколотки погрузился в мусор, сброшенный минувшей ночью. За время, проведённое им на верхотуре, здесь ничего не изменилось – ни к лучшему, ни к худшему.
Первым делом нужно было переодеться – коротких штанишек в Остроге никто не носил – и Темняк отправился на улицу Одежек, где у него имелись весьма обширные связи.
Издали завидев раннего прохожего, он сворачивал в сторону, да и те не очень-то стремились к встрече с полуодетым человеком, похожим на жертву вконец обнаглевших ночных грабителей.
Вся семья его давнего приятеля Кнока уже проснулась и завтракала свежими лепешками, запивая их подслащённой водой. Кисель с утра полагался только главе семьи.
Темняк вежливо поздоровался и, ожидая, пока завтрак закончится, остался стоять в тени, у входа. Его появление никого не удивило – заказчики сюда частенько наведывались спозаранку.
– Сейчас, сейчас, – бормотал Кнок, допивая кисель, до которого был большим охотником. – Шью я, чтоб ты знал, быстро. Сегодня снимем мерку, а дней через десять приходи. Получишь всё в лучшем виде. Моя цена, надеюсь, тебе известна?
– Мне бы в долг одеться, – смиренно сказал Темняк, продолжая держаться в отдалении. – И желательно во что-то уже готовое. Ждать десять дней мне недосуг. Уж окажи такую милость, Кнок Одёжка.
Портняжка поперхнулся киселем и сделал своим домашним жест, означавший: «Пошли все вон!»
Когда столовая, являвшаяся одновременно и примерочной, опустела, Кнок срывающимся голосом произнес:
– Прости, что встать не могу… Ноги отобрало… Это ты?
– Может, я, – сказал Темняк, выходя на свет. – А может, и не я. Откуда мне знать, кого ты имел в виду.
– Это ты, – упавшим голосом повторил Кнок.
– Почему же так нерадостно?
– Наоборот… Такая у меня натура. Другие от радости до потолка прыгают, а на меня паралич нападает, – пояснил Кнок. – Всю жизнь так было. Я даже на молодую жену только с пятого или шестого раза сумел залезть. Очень уж перед этим радовался… А ты, значит, сразу ко мне?
– Как водится. Где ещё в Остроге можно прилично одеться, как не у тебя.
– А что это сейчас на тебе надето? – Кнок даже прищурился, чтобы лучше видеть. – В каких краях такие наряды носят?