– О, вы живы, – выпалил незнакомец. – А я уж решил, покойничка нашел!
Голос принадлежал одному из жителей Корвунта. Тот был одет в жилет из овечьей шерсти, а на его голове красовалась шляпа с пером ворона. По висящему за его спиной коробу, а также по удочке на плече стало ясно – это, судя по всему, местный рыбак.
– С вами все хорошо? – спросил встревоженно незнакомец, придерживая шляпу, которая норовила улететь.
– Да, спасибо. – Уилл удивился: – Погодите. Как, уже рассвело?!
– Ага, позднее утро. Эка вас развезло… Перепили, что ль? Поднимайтесь, а то земля холодная. Заболеете еще!
Уильям тут же вскочил.
– Молодость, эх-эх… – поглядел на него с завистью пожилой рыбак. – Я б уже помер, если б ночь провел на сырой земле. А вам что сыра земля, что перина…
Уилл улыбнулся, сцепив губы, чтобы привычно не выдать оскал. Все тяготы прошлой ночи остались для него позади, и он чувствовал себя отдохнувшим, глядящим лишь вперед.
– Что ловите? – поинтересовался он.
– Форелька, белогуша, бурбулька!
– И как клев?
– Плоховастенько… Рыба у нас хитрая, быстрая, ловить тяжело… от одной тени шарахается под камни, – посетовал старик.
– У нас в Офурте она тоже такая, не волнуйтесь.
– О, так вы из Офурта? Слыхал я об этих землях!
– И что же слышали? – участливо спросил Уильям, неожиданно для себя увлекшись беседой.
– Вурдалачий край или край тысяч рек. А рыба… Что за рыба-то там у вас водится?
– Форелька, гольричка, ленки, краснушка, костяная рыбка, ну и гарпуша… Да много всякой на самом деле. – А затем добавил: – И вот форелька, между прочим, самая вредная. Тяжело поймать, приходится прятаться за камнями, не показываться и обильно сыпать прикормку в тихом течении.
– Ох, да вы тоже рыбак! – воскликнул счастливо старик, снова поправив чудную шляпу с пером. – Приятно встретить человека, который знаком с рыбой не только по котелку. Меня зовут Орлтон. Орлтон из Корвунта!
– Уильям, из Малых Вардцев.
– Рад познакомиться с вами.
– Взаимно! Прощайте, Орлтон. Мне пора в город, к своим товарищам. А вам хорошего улова!
Его встретил у таверны сэр Рэй, облаченный в красный подлатник. От него разило перегаром.
– Где вы пропадали, демоны вас побери?! Вас ищут повсюду! Весь город стоит на ушах! – забурчал рыцарь. – Нам пора отъезжать, граф закончил все свои дела.
– Уснул на берегу, – признался Уильям.
– Так пойдемте, скажем графу, что вы нашлись, и будем уже собираться! – поторопил взмахами рук сэр Рэй. – Хотя мы уже все готовы, я даже приказал оседлать вашу лошадь и упаковал седельные сумки.
– Спасибо вам.
– Нет, это вам спасибо! Никто, кроме матушки, еще не снимал с меня пьяного сапоги и не укрывал одеялом. – И капитан довольно оскалился. А затем, вспомнив кое-что, он вдруг сделался мрачным и спросил куда тише: – А госпожа, она-то меня, надеюсь, не видела в таком состоянии? А то ни черта не помню.
– Боюсь, что видела…
На лицо капитана легла печаль, и он тяжко вздохнул в свою рыжую бороду. Видно, он проклинал вчерашнюю попойку и, быть может, вообще зарекся пить, хотя зарекаться всегда проще, чем выполнять.
Уилл пошел к графу сообщить о своем появлении.
– Да уж… нехорошо, – горестно протянул сэр Рэй самому себе. – Так обделаться перед прекрасной госпожой… Болван ты, Рэй. Правильно батенька говорил, что у тебя в башке конский навоз колыхается. Так обделаться…
Стоило Уильяму зайти на постоялый двор, в его полутьму, как он тут же утратил приобретенное благодаря сну и демонице чувство легкости. Тягостные думы вновь надавили на плечи, спину. Он постучал в дверь графа и, виновато объяснившись, спустился. Ему вслед сочувственно глядел Горрон де Донталь, который прекрасно понимал причины столь резкого отчуждения как графа, так и его дочери.
Чуть позже, растянувшись вереницей, они покинули Корвунт.
Бросая последние взгляды на город, Уильям размышлял о том, насколько сильно может поменяться отношение к месту из-за событий, которые там произошли. Вот, казалось бы, Корвунт… Разве не затронул он струны души, напомнив своим речным шумом родные Вардцы, а голубым высоким небом и раскинувшимися равнинами – Брасо-Дэнто? Но ссора с Йевой и внезапная перемена в графе все это перечеркнули, оставили только разочарование. Уилл покидал этот злосчастный город в надежде на то, что все плохое останется в его стенах.
Сэр Рэй тоже находился не в лучшем расположении духа. Не зря поговаривали, что представители рыжеволосого горного народа, они же филонеллонцы, при всей внешней угрюмости на деле оказываются людьми сердечными. И сейчас капитан гвардии пытался вспомнить, что же такого сотворил в присутствии графской дочери и что ляпнул. Пусть Уильям уверял его, что ничего страшного не произошло, но все равно ему казалось: отныне его комплименты, которые грели сердце как ему, так и графской дочери, стали неуместными.
Йева всю дорогу напряженно молчала. Держась ближе к брату, она была в своих, полных мрака, мыслях и пренебрегала взглядами отца и рыбака.
Филипп тоже казался ко всему холодным, сидя в седле, будто слившись с ним. Только его старые глаза хмуро зыркали из-под бровей. Стуча копытами по сухой каменистой тропе, его вороной конь пускал из носа струи воздуха. Вокруг отряда, будто сдавливая, стояли каменные глыбы и сосны вместе с куцыми елями. Чем выше все поднимались, тем унылее становился пейзаж. И Горрон, продвигаясь позади своего родственника, находил в природе схожесть с тем, что творилось в их душах.
Узкая тропа постоянно петляла между скал, и люди не имели возможности ни пообщаться, ни полюбоваться расстелившейся у их ног равниной. Все двигались молча. Сказывалось тягостное настроение. Даже гвардейцы, прекрасно отдохнувшие в таверне, прониклись мрачным безмолвием и стали такими же, как их господин.
Все желали поскорее миновать реку Мертвая Рулкия, а затем выбраться в степь, чтобы перестать видеть эти обступившие войском скалы. Вдобавок ко всему по свинцовому небу гулко прокатился раскат грома, заморосил мелкий, но тоскливый дождь. Все вокруг сделалось серым, обезличенным…
И только один Леонард был в отличном настроении. Близилась его мечта, пока сокрытая за скалами, но готовая вот-вот сбыться! Обрадованный, он даже скинул с себя капюшон, подставил свои рыжие вихры мороси, как бы показывая – непогода над ним не властна. Он принялся настреливать рябчиков, которые из-за заброшенности тропы стали выходить на нее, к сети ручьев, показываясь на краю ельника. Заслышав коней, птицы вспархивали на нижние ветви елей, жались к стволам в попытке слиться с ними. Однако остроглазый Леонард легко различал их – и пускал свою смертоносную стрелу. Собрав несколько тушек и подвесив их на пояс, он загорелся азартом и направил своего Луниаласа в сторону.
Наконец тропа стала заканчиваться.
Вампиры, все как один, прислушались. Где-то вдалеке, за десятками поворотов, прорубленных в скалах, шумела река. Да что там шумела! Ревела дико, страшно, будто затаившийся среди гор демонический зверь! Это реку звали Мертвой Рулкией, и столь грозное имя она получила за вспученные, оскаленные белизной воды, которые подпитывались весенним таянием снегов, а также осенними проливнями. Преодолеть ее можно было лишь в нескольких местах, поэтому она служила естественной границей между Большим Глеофом и графством Солраг, и даже больше – непреодолимой преградой, способной остановить огромное войско.
Вскоре отряд выбрался к мосту. Рев превратился в оглушающий, но размеренный грохот. Мертвая Рулкия предстала во всей красе: пенилась, кипела на дне сдавленного ущелья. Через его узкое горлышко был перекинут подвесной мост. Широкий, из толстых бревен, перевязанных друг с другом, он легко выдерживал груженную товарами повозку вместе с лошадьми.
Пока все поражались Мертвой Рулкии, сравнивая ее со своей рекой Брасо, Уильям развернул кобылу. Пользуясь случаем, он подъехал к капитану и попытался перекричать гул:
– Это и есть граница графства?
– Да! – громко ответил капитан. – Пересечем реку, спустимся – и до Йефасы останется всего ничего!
– Спасибо!
– Кстати, как вам Мертвая Рулкия? Пугает? Побольше нашей будет, да?!
На это Уильям лишь пожал плечами. Ему, выросшему в горном крае, подобный вид был привычен. Он хоть и признавал величие Мертвой Рулкии, но она нисколько не переполняла его благоговейным страхом. В отличие от всех прочих, он вполне бесстрашно глянул вниз, где шипела вода.
Когда почти все стянулись на площадку перед мостом, Филипп спешился. Он взял своего вороного под уздцы и повел по мосту, надежная конструкция даже не колыхнулась. Конь прижимал уши, нервно махал хвостом, но его уже остановили на другой стороне – в Глеофе.
Прочие всадники по одному двинулись следом, успокаивая лошадей. Река действительно пугала: глубокая, шумная. Перейдя ее, Уильям ласково поцеловал свою Серебрушку в красивую морду за то, что она совершенно не боялась. Ему и правда досталась самая невозмутимая из всех лошадей. А затем он принялся следить за сэром Рэем. Как же поведет себя Тарантон? Вопреки всему, рыжий мерин проделал путь по бревнам чинно, как подобает, и ступил на землю Глеофа. Правда, капитан единожды поскользнулся на мхе, облюбовавшем сырую древесину, но успел ухватиться за крепкие веревки, служащие перилами.
– Чертов мох! – рассмеялся чересчур браво рыцарь.
Наконец, когда отряд полностью проехал над рекой, выдохнувшие воины стали отшучиваться. Они поняли, что мост выдержит все. На то он и был рассчитан. Все-таки этой дорогой следуют торговые караваны во время сезона Аарда. Однако у страха глаза велики… Мелкий дождь продолжал неприятно моросить, и все, промокшие и уставшие, хотели отдохнуть. Под тяжелым небом было непонятно, наступили сумерки или еще день?
Где-то вдалеке закричала птица.
– Где Леонард? – спросил граф, вглядываясь.