Из-за скалы показался его сын, высоко вздымая руку, сжимающую за лапки с десяток рябчиков. На его плече гордо восседал Таки-Таки и что-то каркал на своем вороньем. Довольно взглянув на ожидающий его отряд, Лео заторопил коня по тропе и направил к мосту.
– Быстрее, – скомандовал он остановившемуся у края Луниаласу. Конь встревоженно фыркнул, выдохнул и перешел на мелкую рысь по воле хозяина.
Все гвардейцы уже сидели верхом. Вдруг где-то за серединой моста, попав на бревно, обросшее мхом, копыто спешащего Луниаласа скользнуло в сторону. В глазах графского сына мелькнул страх. Он ничего не успел сделать, когда конь уже всхрапнул и завалился на бок. Его огромное тело прорвало правые боковые веревки – и полетело вниз, увлекая за собой всадника. В этом недолгом полете Леонард успел достать ноги из стремени – это и спасло его от участи быть раздавленным собственным мерином. Мерину повезло куда меньше. Он ударился спиной об острый выступ, торчащий посреди бурлящей реки, и, взвизгнув от боли, исчез в воде.
Леонард тоже был подхвачен потоком и забарахтался. Но всего лишь на миг… Точно живая, Мертвая Рулкия тотчас яростно закрутила его и обрушила свои белоснежные воды, отчего он ушел в них с головой, а затем поволокла его дальше.
Все произошло чересчур быстро…
Река уже уносила своих жертв, а люди с той стороны моста только повернули головы. И закричали. Филипп побледнел. Отдав приказ всем оставаться на своих местах, он впился пятками в бока коня и послал его вниз по тропе – к узкому берегу. Вороной Найхлист всхрипел и, едва не спотыкаясь, стал быстро спускаться, приседая. Все остальные бросились к краю моста, пытаясь найти Леонарда в воде. Его не было, будто река уже истерла его в порошок. Даже огромное тело мерина время от времени пропадало под вспененными белыми водами.
– Вон он! – закричала не своим голосом Йева, заметив зеленый кафтан, и показала пальцем.
Наконец все увидели Леонарда. Мертвая Рулкия уносила его, била о камни с такой силой, что Йева от ужаса схватилась за сердце. Филипп же пока находился слишком далеко – его конь только-только спустился на крутой берег и пустился вдогонку.
Уильям в волнении наблюдал за этими тщетными попытками обогнать реку. «Он не успеет. Никак не успеет…» – подумал он, и в его голову пришла рискованная идея. Понимая, что только в его силах помочь, он быстро скинул с себя дорожный плащ и побежал к середине моста. Его пальцы вцепились в боковые веревки с такой силой, что побелели костяшки. Он помедлил лишь миг, решаясь, – не дольше. Горрон повернул голову в сторону Уильяма, заметил, как тот снимает сапоги, и кинулся к нему с криком:
– Стой! Рулкия и тебя перемелет, дурак!
Однако герцог опоздал. Его пальцы ухватили лишь воздух. Уильям уже перемахнул через веревки и полетел вниз, в объятия Мертвой Рулкии. Будучи ребенком, он прыгал в воду и с куда большей высоты, поэтому не испугался, а сжался и приготовился к удару. Он не успел позвать Вериатель, но всеми силами стал взывать к ней мысленно. Это был риск, да… Если она не откликнется, вероятнее всего, он погибнет.
Мертвая Рулкия оказалась очень глубока, глубже, чем он думал. Даже в прыжке он не смог коснуться ногами ее дна. Его тут же увлек ледяной поток, оглушил, завертел. Уилл схватил ртом воздух, попытался справиться с рекой, но она швырнула его на валун – и у него потемнело в глазах от боли. Чувствуя, как горит затылок, он боролся, но его закрутило под воду. Река продолжала кромсать его, оббивая сопротивляющееся тело о препятствия.
Уильям снова постарался вдохнуть, но ледяные тиски сдавили грудь, и он начал захлебываться. С трудом выплыв на поверхность, он увидел, что его вот-вот кинет на острые скалы. А поток был так стремителен, что это грозило только смертью! Уильям попытался избежать их – и его потащило еще сильнее. Вдруг что-то изменилось… Словно он обхватил нечто ногами против своей воли. Темно-мышастая кобылица появилась прямо под ним. Он только и успел, что судорожно схватиться за ее гриву, как она выпрыгнула из страшной реки в грациозном прыжке, и мгновение спустя ее копыта коснулись камней.
Едва не рухнув обратно в воду, Уильям вцепился в лошадиную шею и откашлялся. Его вторая рука безжизненно повисла. Стоящая посреди реки кельпи повернула к нему мокрую морду и поглядела на своего рыбака ласково, но с осуждением.
– Вериатель… надо догнать… Леонард…
Кельпи все поняла. Она резко замерла. Из ее глотки вырвался столь истошный, громкий визг, что у видевших все это людей кровь застыла в жилах. И кельпи помчалась по пенящейся Мертвой Рулкии, как по земле. Она отталкивалась от камней, прыгала на другие… Уильяму только и оставалось, что испуганно прижаться, обхватить ее шею, чтобы не свалиться.
Неожиданно из воды, справа, выскочила еще одна кобыла – вороная. Обдав Уильяма брызгами, она счастливо заржала и побежала рядом. И если Вериатель бежала напряженно, в желании помочь, то вороная, казалось, просто забавлялась. Ей было весело отпрыгивать от скал, нависающих сверху и по бокам, нырять в реку и появляться в другом месте. Уильям и две кобылы скрылись за скалами. Они пропали из виду тех, кто стоял на мосту и наблюдал за происходящим.
За поворотом река была еще порожистее. Уильяма постоянно подкидывало, и, чтобы не свалиться, он хватался то за шею, то за черную гриву. Наконец в этом страшном водовороте его зоркие глаза разглядели в воде мелькнувший зеленый кафтан.
– Вот он! Там, справа!
Тогда кельпи побежала, вытянувшись стрелой. Ветер, ледяные брызги и грива хлестали наездника по лицу, а тот выглядывал сбоку и старался не потерять кафтан из виду. Однако река била владельца кафтана о камни – и, похоже, спасать было уже некого…
Две кобылы промчались мимо графа. Увидев их, он только подстегнул своего коня. Но его исходящий пеной Найхлист споткнулся о корягу, выброшенную на берег, и, пролетев с десяток васо, упал. А тело Леонарда продолжало стремительно уносить. Где-то впереди река с грохотом обрушивалась вниз, в еще более тесное ущелье. В нем искать утопленника будет бесполезно.
– Там обрыв! Обрыв! – закричал Уильям.
Чтобы догнать Лео, кельпи, взвыв, с силой оттолкнулась копытами от высокого выступа. Пролетев по длинной дуге, она замерла почти на кромке обрыва посреди бурлящего потока, не поддаваясь ему. Уильям сунул руку в воду. За миг до того, как тело должно было проплыть мимо, он поймал его за шиворот. Кафтан треснул по швам, отчего пришлось перехватить Леонарда под мышки. Вторая рука Уилла отчего-то стала тяжела, неподъемна, и, пересиливая себя, он с трудом закинул графского сына на лошадиную спину.
– Вериателюшка… – простонал он не своим голосом, – Вериателюшка, отвези нас отсюда, пожалуйста…
Когда кельпи развернулась и поскакала рысью к берегу, скрытому за скалами, Уильяму застлала глаза кровь. Он отер ее плечом, чувствуя, как болит все тело. Будто его долго били… Но ведь так и было?
Пока они добирались до берега, вторая кобыла, вороная, все не унималась: то игриво ржала, то перепрыгивала свою мать, то обдавала всех ледяной водой. Поведением она напоминала скорее шкодливого ребенка. Ну а Уильяму с каждой минутой становилось все хуже и хуже. Боль нарастала ежеминутно, и, когда кельпи вышла на берег, рыбак насилу сполз с нее. Он снял с лошадиной спины Леонарда, опустил его на холодные камни лицом вниз, чтобы дать воде вытечь. Однако мертвец так и оставался мертвецом… Их усилия оказались напрасны…
Тут же из-за поворота показался бегущий Филипп. Он упал на колени рядом с сыном, на котором не осталось ни одного живого места. Здоровую часть лица, которую не успели обезобразить фанатики, теперь продавило камнями. Глаз каким-то чудом уцелел, а вот ухо просто стерлось и осталось в реке. Челюсть и нос были свернуты набок. Даже отец не признал в этом изуродованном теле того, кто некогда приходился ему сыном, пусть и приемным.
Леонард лежал, безжизненно вперившись в небо одним глазом и пустой глазницей, с которой река сорвала повязку. Его потемневшие от воды рыжие кудри быстро напитывались кровью.
Глядя на мертвеца, граф взял его руку в свою, чувствуя, как холодна она после ледяной реки. Он понимал, что сделать уже ничего нельзя… С такими травмами не живут… Неподалеку от него стоял Уильям. Ему ясно виделись эти страдания, поэтому он скорбно молчал и старался не обращать внимания на собственные увечья. Обратившись в человека, Вериатель неподвижно замерла подле него. Она тоже наблюдала за происходящим, хотя делала это с обычной кривоватой улыбкой: горе графа ее совершенно не трогало.
– Вериатель, – Уильям тихо обратился к ней. – Ты можешь помочь ему?
На это она вытянула губы трубочкой, как бы раздумывая. Пока демоница продолжала тянуть их, Филипп резко обернулся к ней, и в его старых синих глазах появилась мольба. Заметив это, Вериатель неожиданно зло расхохоталась, напомнив о недавней ночи, и скакнула к погибшему. Она склонилась, отчего ее мокрые волосы упали ему на лицо, но сама продолжала глядеть на графа. Тот сидел на коленях, по другую сторону от сына, и внезапное горе так состарило его, что залегло глубокими морщинами вокруг глаз.
Граф попросил севшим голосом:
– Помоги ему, пожалуйста, если можешь…
Вериатель, продолжая хранить на губах злую улыбку, коснулась лица Леонарда. На миг между ней и ним вспыхнула ярко-голубая искра. Вериатель жестом будто что-то поманила из бездыханного тела вампира – и вот изо рта и носа стала толчками выливаться вода, которая извивалась в воздухе, переплеталась, пока не оплела змеей руку демоницы, устремляясь все выше. Тогда демоница резко взмахнула – и вода тотчас, потеряв всякую силу, пролилась наземь.
Раны на обезображенном лице погибшего стали затягиваться: одни просто исчезли, а другие стали не так отвратительны. Леонард открыл глаза и зашелся в приступе сильного кашля. Его взгляд был мутным, он не понимал, где находится и что произошло. Граф поглядел на вернувшегося сына, не веря, что подобное возможно, бережно коснулся его лица, провел по почти затянувшимся ранам, чувствуя под пальцами свежие рубцы.