Будущее так пугало, что ему захотелось ненадолго окунуться в прошлое. Ведь что может быть спокойнее прошлого, которое не исправить, так как выбор уже сделан? Пусть даже и выбирали за тебя… Его руки сами потянулись к своей суме. Оттуда Уильям достал браслетик, подарок Лины. Он еще некоторое время с тоской рассматривал его, и прошлое захватило, закрутило, как Мертвая Рулкия.
Он вспоминал далекое детство, встречу с Вериатель и день на берегу Сонного озера, куда она отнесла его между высоких сосен. Потом ему не был нужен никто, кроме нее и только нее. А Лина, его милая Лина с глазами, в уголках которых плясали озорные чертята. Он так редко вспоминал о ней в последнее время! Значит ли это, что он не любил ее? Затем были Хемарт со своей отравой, коннетабль с повязками на лице, насмехающийся над ним у столба. Уиллу вспомнилось, как по ошибке он приложил пожилого графа стулом, считая, что тот собирается отнять у него жизнь, – и даже от этого тепло улыбнулся. А тот день, когда Йева явилась к нему с кувшином в руках и глядела влюбленно… Однако в последнее время она отстранилась. Ему казалось, что дело не только в том, что она тревожится из-за суда, как утверждал герцог. Может, графская дочь просто-напросто разлюбила его и боится признаться? Или их отношения невозможны? Конечно же, они невозможны, потому что она дочь графа, а он рыбак. Хотя рыбак ли он теперь, если даже не может есть рыбу?
Пролежав так почти всю ночь, а может и часть утра, поскольку небо заволокло тучами, Уильям вернул серебряный браслетик обратно в сумку и поднялся с кровати. Он не мог найти покоя в этих стенах. Ему хотелось пройтись и побыть в одиночестве, в полном, – он поступал так в Малых Вардцах, прячась от всего мира среди изумрудных сосен и елей.
Он взял плащ, вышел в коридор и покинул постоялый двор, а там и небольшой городок, у которого не было даже стен – королевство Глеоф привыкло не защищаться, а нападать.
Как только на Уилла перестали со всех сторон напирать дома, он облегченно выдохнул. И пусть погода стояла ненастная, ему враз полегчало. Так он и бродил туда-сюда, размышлял, но скоро ноги сами повели его к ближайшей реке. На берегу стояла какая-то фигура; она едва покачивалась, то ли от косого ливня, то ли от чего другого, но вот она повернулась. Уильям увидел Йеву и направился к ней.
– Что ты тут делаешь? – одновременно спросили они друг друга, а потом так же одновременно замолчали.
– Я просто… не спалось… – первой ответила девушка, отвернувшись. Она посмотрела на реку, гладь которой разбивал сильный дождь.
– Мне тоже не спалось, – признался Уильям. – Йева, я не знаю, отчего ты не хочешь больше меня видеть… Но…
– Хочу…
– Но что же тогда случилось? О чем я не знаю? В начале осени ты была совсем другой… А сейчас? Молчаливая, скрытная, не желаешь ничего говорить! Неужели я стал тебе противен?
– Нет, конечно же, не стал. – Она покачала головой и вновь отвернулась.
Как бы ей хотелось рассказать ему, что ее гложет на самом деле. Но она не могла. И дело было даже не в преданности графу, а в том, что Уильяма все равно найдут, поймают и приведут на суд. Йеве оставалось лишь надеяться, что все решится в его пользу, – правда, что-то подсказывало, что надежда эта пуста, тщетна.
Он потянулся к ней, готовый, что она уйдет, но Йева только нырнула к нему под распахнутый теплый плащ, прижалась, обвила ручками. Она ничего не говорила… Из нее продолжали рваться слова правды, но она глотала их вместе со слезами. Ей казалось, что если он настоит, то она обязательно во всем признается. Однако признаваться обманщикам всегда непросто, потому что они в чем-то куда большие жертвы обмана, нежели сама жертва. Да и Уильям отчего-то тоже молчал.
Девушка прижалась к возлюбленному – прощалась. Внезапно с небес в тополь неподалеку от них соскочила молния. Вспыхнул яркий столб света, затрещало. Уилл и Йева вздрогнули от неожиданности, посмотрели на горящее дерево, которое расщепило надвое.
– Неудачное время мы выбрали… – заметил Уильям.
Вырвавшись из его объятий, Йева в одиночестве заторопилась к городу. Единожды она повернула голову влево, где продолжало гореть дерево, раскроенное пополам, – в этом явлении она увидела символ грядущего. Уильям только покачал головой, не понимая, что происходит в душе графской дочери. Меж тем на постоялом дворе царило оживление – люди просыпались, уныло поглядывая на непогоду, и собирались в путь. Уже позавтракавшие гвардейцы, укутавшись в накидки, готовили лошадей, навешивали седельные сумки, подтягивали подпруги. Наконец все взобрались верхом и, кутаясь в плащи от ливня, тронулись по главному тракту – в Йефасу.
Глава 6. Суд
Так уж получилось, что это путешествие из Брасо-Дэнто вышло слишком немногословным, угнетающим. Непрестанно лил дождь, а тучи даже и не думали рассеиваться, продолжая ползти следом. К тому же с севера тянуло ледяным ветром, готовым вот-вот принести на крыльях зиму. Путники попрятались под плащами и, как это обычно бывает при такой погоде, погрузились в думы.
Размышления нарушил сэр Рэй. Он решил обратиться к своему господину насчет расположения в городе, однако ему отчего-то не ответили: граф продолжал отрешенно глядеть на холку своего коня. Удивленному капитану пришлось повторить вопрос, но и тогда ничего не вышло. Только спустя пару мгновений Филипп устало поднял глаза и поинтересовался, чего от него хотят. Затем он поглядел поверх укрытых капюшоном голов, вдаль, и там, за далекой рощей, увидел острые шпили.
Они прибыли на место. В Молчаливый замок…
Хотя то был и не замок, и не дворец. Его обнесли глухой стеной – достаточно высокой, чтобы прятать двор от любопытного взгляда, но недостаточно высокой для осады. Его две башни тянулись верхушками к низким небесам, имели множество окон, из которых вывесили красные гобелены и которые точно так же не годились для защиты от врага. Многие века Йефасское графство входило в состав Глеофа, поэтому платить за свой покой привыкло монетой в казну, а не кровью в сражениях. Да и сами сражения остались глубоко в истории… Перед Молчаливым замком распростерся отделенный от него дубовым леском большой город – Йефаса. Город жил торговлей, судоходством и раскинутыми вокруг полями, которым было вдоволь простора, чтобы расти во все стороны и кормить такой же прибавляющийся многочисленный люд.
– Приехали… – выдохнула Йева.
– Приехали! – воодушевленно подтвердил Лео.
На перепутье отряду пришлось остановиться. Одна дорога уходила влево, к Молчаливому замку, а вторая вела прямиком в город, поэтому конники окружили старого графа в ожидании дальнейших распоряжений.
– Сэр Рэй, – приказал граф, – вы расположитесь в Йефасе, как и было решено ранее. Мы же с его светлостью, моими детьми, слугами и Уильямом направимся сразу в замок. Завтра вечером я пришлю гонца, чтобы оповестить о дальнейших действиях: пустимся ли мы в обратный путь или задержимся.
– Как скажете, господин, – склонил голову капитан гвардии и обратился к отряду, перекрикивая дождь: – За мной! В Йефасу!
Но прежде чем направить коня по нужной дороге, он подъехал к Уильяму, по-дружески ему улыбнулся и произнес от всего сердца:
– Удачи на суде!
Махнув на прощание, сэр Рэй тронулся вслед за остальными людьми, спешащими в город, где их ждали сытная еда, теплый кров и, может быть, ласковые женщины. Многие из гвардейцев прихватили с собой часть сбережений, которые хотели потратить в Йефасе. Хотя, конечно, о сбережениях пока никто не думал: для начала нужно было убраться прочь от слякоти, холода и дождя.
А дождь все продолжал хлестать по лицам и стекать с капюшонов, молнии все так же срывались с неба, и гром грохотал, закладывая уши. Уильяму казалось, будто погода нарочно портила и без того испорченное настроение. «Да что ж это такое…» – горестно думал он, и в этом ему виделось дурное предвестие. Пытаясь утешиться, он встретился глазами с графом, однако тот сжал до белизны губы, отвернулся, поддал пятками в бока лошади и бросил через плечо громкий приказ поторопиться к Молчаливому замку.
Дубы стояли вперемежку с вязами, и их сгнившая листва вдавливалась копытами в грязь. Все вокруг стало промозглым, неприятным взору, готовящимся лишиться последнего дыхания жизни. Такой осень бывает именно в преддверии зимы, когда красота природы уже отмерла, но еще не укрылась под снегом.
Дорога заняла немного времени, и наконец деревья расступились, будто пропуская. Вампиры выехали к воротам. Замок стоял погруженным в осеннюю тишину, чем оправдывал свое название Молчаливый, и глядел двумя серыми башнями, которые соединялись между собой крытыми галереями.
Из небольшой калитки тут же показался крохотный старичок в забавном красном плаще и с такой же красной шапочкой. Он живо подскочил к подъехавшим и отвесил поклон.
– Герцог Горрон де Донталь и граф Филипп фон де Тастемара прибыли на суд, – возвестил деловитым, но отчасти сухим тоном граф.
– Рад вас приветствовать! Следуйте за мной! – ответил старичок. Глаза его походили на черные бусины, а сам он из-за дождя втягивал голову в плечи.
Створки металлических ворот отворились.
Взгляду путников предстал ухоженный большой парк – пусть и облетевший, пусть и глядящий голыми сучковатыми стволами, но вместе с тем все равно величественный… Здесь клумбы чередовались с яблоньками, а также опутанными лозой трельяжами. Главная дорога вела по крытой аллее, пока другие дорожки кокетливо переплетались между собой, чтобы дать хозяевам возможность долго наслаждаться прогулкой.
Вид раскинувшегося парка был столь непривычным для северян, что они еще некоторое время оглядывали его из-под капюшонов, пока кони не въехали под крытую беседку. Леонард, видя в этом всем символ южного могущества, не сдержался и восхищенно выдохнул. Только Филипп и Горрон не замечали уснувшей красоты парка и глядели на главный вход, к которому приближались. Тишину разорвало глухое карканье. Блестящий от дождя ворон отряхнулся на плече хозяина, обдав его брызгами, и недовольно сообщил: