– Холодно! Гадко! – И тут же получил сильный щелчок по клюву от Леонарда, отчего обиженно умолк.
Спешившись у входа, гости стали подниматься по лестнице. Из-под конюшенных навесов под дождь вынырнули слуги, приняли лошадей, чтобы увести в денники. Уже в просторном холле гости ненадолго оглохли от тишины, которая царила в замке. Следом за ними вошел старичок, который снял с себя красную шапочку, отжал из нее воду, потом снова надел на лысую макушку и продолжил свою речь уже не так торопливо, как снаружи, а более представительно:
– Приветствую вас, сир’ес! Меня зовут Галфридус Жедрусзек, и я управитель этого замка. Хозяин предупредил, что вы вскоре приедете. Все остальные, кто должен был прибыть, уже ожидают суда!
Старенький Галфридус улыбнулся и вновь отвесил поклон, повернувшись скорее в сторону герцога Донталя, нежели графа. В этом Уильяму даже почудилось, будто герцог здесь пользуется куда большим уважением.
– Кто прибыл еще? – спросил граф, оглядываясь.
– Графиня Мариэльд де Лилле Адан, барон Теорат Черный, герцогиня Амелотта де Моренн, ярл Барден Тихий, Ольстер Орхейс, Синистари, Марко Горней, Шауни де Бекк, граф Райгар Хейм Вайр, Джазелон Дарру, а также виконт Лагот Валорир и граф Мелинай де Джамед Мор. – Управитель принялся загибать пальцы, чтобы никого не забыть.
– Надо же, – удивился герцог. – Даже на том скандальном суде Мараули не было столько старейшин. Считай, больше половины приехало.
– Так и причина более веская, сир’ес! Давно ничего подобного не происходило! – ответил старичок и, осторожно взглянув на молодого рыбака, более ничего говорить не стал. – Если вы готовы, то я бы забрал Уильяма… Уильяма… Какое ваше полное имя, юноша?
– Нет у меня полного имени, – смутился Уилл. Он снова почувствовал себя обыкновенным простолюдином.
По губам Леонарда проползла гадюкой усмешка, отчего его лицо уродливо перекосилось. Впрочем, в Молчаливом замке было принято говорить осмысленно, нечасто – это правило поселилось здесь наравне с тишиной, – так что, обладая хоть каким-то умом, графский сын решил оставить свое мнение при себе.
– Да, – сдержанно сказал граф. – Раньше начнем – раньше закончим.
– Хорошо. Уильям, следуйте за мной! А вас, благородные сир’ес, я попрошу подождать в своих комнатах, куда вас сопроводят мои помощники.
Понимая, что его уводят на суд прямо с порога, Уильям растерялся. Ему даже не дали ни с кем поговорить… Он посмотрел на Йеву, однако та прикусила губу и отвернулась. Тогда он взглянул на Филиппа, но тот прошел мимо него – к спальням. Там, на свежем воздухе, зарождающееся беспокойство расплывалось под каплями дождя, рассеивалось с редкими солнечными лучами, но здесь, в этом мрачном замке, оно окутало со всех сторон, надавило на плечи, спину. И Уильям не на шутку испугался. Глядя вслед уходящему по другому коридору семейству Тастемара, он столкнулся взором с обернувшимся Леонардом, на лице того зажглась победоносная улыбка.
За его спиной настойчиво прокашлялся старичок в красной мантии. Пришлось последовать за ним. Они зашагали по глухим и пустым коридорам, где бродило эхо давно затихших голосов, вышли в большой зал с устремленными вверх колоннами, прошли сквозь него и приблизились к низкому арочному проему, ведущему куда-то в подвал. Оттуда тянулась старая тьма. Управитель снял с крюка масляный зажженный светильник, и они стали спускаться по каменным ступеням, все ниже и ниже, пока Уильяма одолевал ужас.
– Не бойтесь, – понимающе произнес старичок, когда увидел перепуганное лицо сопровождаемого. – Если суд приговорит вас к смерти, вы умрете без боли, потому что будете без сознания.
– Спасибо, вы меня успокоили… – еще сильнее перепугался Уилл.
Его хромота стала невыносимой, поэтому он, к своему стыду, едва поспевал за несущим светильник бойким Галфридусом Жедрусзеком. Наконец спуск закончился. Вдвоем они вышли в низкий освещенный коридор, упирающийся в дверь из камня, на которой были выдолблены многовековые надписи. Неужели это те самые демонические письмена Хор’Аф? Или какие-то иные? Через весь коридор тянулась бордовая ковровая дорожка, а по бокам стояли скамьи. Стены украшали красные гобелены без каких-либо символов или гербов. Точно такие же гобелены Уильям видел повсюду, пока не сообразил, что это и есть герб Йефасского замка: просто красная ткань, обшитая по краям черными нитями.
– Суд будет проходить за той дверью, – подсказал Галфридус и показал пальцем на закрытые створки.
Однако он так и не дошел до этой каменной двери, а повернул влево, в узкий коридор, который почти сразу упирался в тяжелую железную дверь, напоминающую узилище. Ее темный проем ничем не освещался, и она открылась гулко, отозвавшись эхом в сердце перепуганного Уильяма.
– Это место очень древнее? – выдавил он, чтобы хоть как-то отвлечься от дурных мыслей.
– О да, намного старее замка! – с гордостью произнес Галфридус. – Ему даже больше лет, чем нашему клану, и это место видело столько крови, боли и смерти, сколько не видел весь мир. Вы не представляете, юноша, сколько несчастных здесь молило о смерти, когда их иссушали!
С этими словами он ввел Уильяма, которому сильно поплохело, в железную дверь, отворившуюся изнутри. Там, в крохотном помещении, ждали два вампира, которые смотрели на управителя преданным взглядом – так смотрят прирученные псы. Они были одеты в простые черные одежды, оба коротко острижены. В помещении располагалось несколько каменных столов, скорее напоминающих алтари для жертвоприношений; тьму разгонял крохотный светильничек, чадящий плохим маслом.
– Прощайте! Я оставляю вас на них! – коротко проговорил старичок и пропал, грохнув металлической дверью.
Уильям услышал, как в коридоре Галфридус Жедрусзек приказал кому-то, кто спустился за ними следом, охранять помещение подготовки.
– Раздевайтесь, – сказал первый вампир, как две капли воды похожий на второго.
В тусклом свете замолкнувшего от страха Уильяма принялись обмывать в принесенном тазу, где вода была так холодна, что даже у него застучали зубы. Ему привели в порядок спутавшиеся от крови волосы, сняли с бедра повязку, под которой почти зажил рубец, затем обтерли досуха куском полотнища и дали рубаху и штаны.
Чего ему бояться, думал Уильям.
У него от ледяного страха, пробирающего до костей, заколотилось сердце, словно желая отогреть закоченевшее тело. Правда же, чего ему бояться? Его покровитель, граф Тастемара, пообещал, что все будет хорошо, что скоро все закончится. Разве он не выступит перед советом бессмертных как должно? Этой мыслью, как костром в ночи, Уилл пытался разогнать сжимавшуюся вокруг него тьму страха. Чего ему бояться, повторил он в третий раз.
– Присядьте, – пробормотал один из прислужников, указав на алтарь. – Нужно подождать…
В черных штанах и рубахе, почти неотличимый от этих вампиров, Уильям послушно присел и принялся ждать. Время текло долго. Сердце продолжало колотиться в груди, как испуганная птица в клетке, и казалось, этот стук разносится далеко за пределы помещения, долетает до самого графа.
Где-то в коридоре послышались тихие разговоры. Зашелестели подолы юбок. С протяжным скрежетом каменные двери отворились, и голоса истончились, пока не пропали окончательно.
Значит, скоро…
Все продолжало тянуться бесконечно долго, и Уильям весь измучился попытками убедить самого себя, что все будет хорошо. Прислужники вслушивались, – кажется, кого-то ждали. И действительно, вскоре железная дверь со скрипом отворилась и внутрь вошел еще один вампир, одетый куда богаче – в черно-красную накидку, продетую через голову и не сшитую по бокам. В руках он держал глиняный кубок безо всяких украшений, однако сжимал его так бережно и с почтением, что сразу стало ясно – это и есть тот самый Гейонеш. Церемониальный напиток памяти… Протянув его своими худыми руками, вампир глухим низким голосом приказал:
– Пейте, пейте до последней капли!
Приняв кубок, Уильям вгляделся в багрово-черный напиток с маслянистой пленкой и подозрительно принюхался.
Пахло словно высыхающим прудом, целиком затянутым ряской, находящимся в тени ив, отчего там развелось много мошкары. Это был сырой, болотный, тяжелый запах, отдающий к тому же кислым железом. Будь Уилл опытным вампиром, а не рыбаком, он бы сказал иначе – это похоже на кровь зараженного чумой человека. Однако ему это было неизвестно. Обеспокоенно выдохнув, он залпом осушил глиняный кубок. Гейонеш оказался куда горше крови, водянистым и склизким, и пришлось постараться, чтобы подкативший к горлу ком скользнул назад в брюхо.
Ничего не происходило. Уилл хотел было встать, но его остановили, прикоснулись к нему со всех сторон – уважительно, но настойчиво.
– Полежите. Должно пройти время… – произнес один прислужник.
Уилл прилег, прикрыл глаза и попытался понять, что он чувствует. Однако ощущения у него были точно такими же, как и пять минут назад. Может, напиток приготовили неправильно, показалось ему. Единственное, что он ощущал, – это нарастающую легкую слабость, но связывал ее прежде всего со своими страхами. Позже он попытался шевельнуть пальцами, однако в них стало неприятно покалывать.
Наконец, спустя неопределенное количество времени, прислужник отодвинул его веко и вгляделся в мутный синий глаз. Уильяму приказали подняться, и он присел на каменный алтарь. Так он продолжал сидеть, уронив голову, и тер глаза, которые потеряли остроту.
– Пойдемте, – сказали ему.
Покачиваясь, как ковыль в поле под напором ветра, Уилл направился следом за прислужником, который ранее подавал ему кубок. Один шаг, второй, третий… Вроде бы он не падал, хотя голова продолжала кружиться, а глаза словно затянуло пеленой, отчего он постоянно их тер. Уильяма вывели в коридор, и он огляделся, хромающий, ссутулившийся. Ему показалось, что он заприметил сидящую на скамейке Йеву. Поначалу он принял это за плод воображения под действием Гейонеша, но это и правда была она. Увидев его, графская дочь вздрогнула и опустила глаза, в которых заблестели слезы. Вампир хотел подойти к ней, но ему не дали.