— Ври больше! — недоверчиво протянул Гошка.
— Не веришь? Бывают же такие люди — Фомы неверящие. Как дадут они вам из пушки, так от вашей пещеры только воспоминание останется. Небось тогда поверишь.
— Подожди, подожди, — сказал Ким, — а из чего они её строят?
— Не знаю. Я только дуло видела и колёса.
— Эх ты! «Разведчица»! Рассмотреть как следует и то не смогла!
— А ты пойди сам и рассмотри, — сказала Юлька и повернулась к брату, — а тебя, Гошенька, мама велела домой позвать, и быстро!
Ким задумался. Интересно, что это за пушка? Из чего они её строят? Конечно, это Санькина придумка — у него отец плотник. Недаром Санька и в школе на уроках труда из дерева лучше всех всякие вещи делает…
— Надо идти в разведку… — наконец сказал Ким и решительно поднялся, — узнать их планы, и тогда мы тоже сможем кое-что придумать.
— А что?
— Увидите, — загадочно ответил Ким.
Откровенно говоря, ничего более определённого он и не смог бы сейчас ответить. Известие о пушке поколебало его уверенность в собственных силах, но не мог же он признаться в этом своим друзьям!
Гошка растерянно посмотрел на друга.
— Ким, как же быть? Меня мать зовёт…
— Иди, если зовёт. Я один пойду.
— Одному нельзя, — убеждённо сказал Гошка, — мало ли что? Слушай, Ры… Юлька, скажи маме, что не нашла меня, а?
— Как же я скажу, если нашла?
— Да иди ты домой! Я сказал — пойду один. Ничего не случится.
Гошка медленно полез по обрыву вверх, цепляясь руками за ветки кустов. У самой вершины он остановился и умоляюще посмотрел на Юльку:
— Ну, что тебе стоит, а?
Юлька нетерпеливо топнула ногой.
— Иди скорее, мама не любит ждать, сам знаешь.
— И до чего же ты вредный человек, Рыжая, — вздохнул Гошка, — тебя по-человечески просят, а ты…
— По-человечески, — передразнила брата Юлька. — Я тебе сразу сказала — попусту врать не буду, и не проси, а если ты за Кима боишься, то… Ким, возьми меня с собой. Я пригожусь, вот увидишь!
— Да на что ты мне нужна?!
— А что, Ким, возьми её, — обрадовался Гошка. — Она знаешь какая? У неё удар — во! Просто обалдеть можно, до чего ловкая! Юлька, а ну сожми кулак… а теперь руки согни — видал, какие мускулы! Она с Митькой запросто справляется, правда!
Ким засмеялся. Вот положение! Он ничего не имел против Юльки, тем более, что независимый характер Рыжей, её острый язык и умение постоять за себя он не раз уже испытал на собственном опыте, но чтобы он, Ким, связался с девчонкой, да ещё в таком серьёзном деле?! Ну, нет…
Гошка с тревожным ожиданием смотрел на друга. Ким понимал, какая борьба происходила сейчас в верном Гошкином сердце. Если он не возьмёт с собой Юльку — Гошка наверняка не пойдёт домой, а ослушаться Анну Семёновну побаивались даже самые отчаянные ученики их класса…
— Ладно, Рыжая, пошли! — сказал Ким.
Гошка быстро вскарабкался на вершину обрыва.
— Смотри же, если что — сразу сообщай! — крикнул он и со всех ног помчался домой.
Ким махнул ему рукой и, нахмурив брови, строго взглянул на притихшую Юльку.
— Сама напросилась, Рыжая, так слушай, что тебе говорить будут. Воинскую дисциплину понимаешь?
— Ага! — с готовностью подтвердила Юлька. От радости, что мальчишки, пусть не очень охотно, но всё-таки приняли её в свою компанию, она готова была сейчас взять на себя какие угодно обязательства и простила бы Киму не только «Рыжую», но и «Серо-буро-малиновую».
— Постой здесь, я только сбегаю в пещеру за биноклем, — распорядился Ким.
— Ладно, иди, я подожду, — охотно согласилась Юлька.
Ким рассердился.
— Не «ладно», а «есть, товарищ генерал!»
Юлька недоумённо посмотрела на Кима, а затем понимающе кивнула. Что ж, дисциплина есть дисциплина… Она сделала широкий шаг вперёд, приставила к растрёпанным волосам ладонь и, вытаращив свои и без того круглые кошачьи глаза, звонко отчеканила:
— Есть, товарищ генерал!
— То-то, — удовлетворённо проворчал Ким, — учи вас.
Пробежав по берегу к холму, Ким раздвинул руками кусты и удивлённо присвистнул. Мешковина, служившая дверью, была приоткрыта… В пещере кто-то был! Неужели Санька Лепягин или Митька? Да нет… Юлька же только что видела их в Приборовье…
Густая тьма прижала Кима к влажной стене пещеры. Он постоял минуту, пока глаза привыкли к темноте, а затем, придерживаясь рукой за стену, прошёл вглубь, насторожённо прислушиваясь к чужому дыханию.
— Кто здесь?
Тишина.
— Я спрашиваю, кто здесь?
В ответ ни звука. Только чьё-то ровное, спокойное дыхание…
Ким быстро прошёл к большому ящику, привычным движением руки нашарил коробку с ёлочными свечами. Дрожащий розовый огонёк заплясал на тёмных стенах, на земляном, плотно утрамбованном полу…
— Фью-ю-ю, — присвистнул Ким. За ящиком, на охапке сухих листьев, покрытых старой тряпичной дорожкой, сладко спал Алёша, подложив под голову свой альбом… Рядом с ним на полу аккуратными пучками лежали травы, коробка с красками и огарок свечи.
— Послушай, — Ким потряс Алёшу за плечо, — ты как сюда попал?
Алёша открыл глаза и сонно потянулся.
— Я долго спал?
— Не знаю. Как ты сюда попал?
— Сидел, сидел, думал, думал и уснул… чудеса? — Алёша дружелюбно улыбнулся Киму. — Там, на дворе, такая жарища, а здесь хорошо, прохладно…
— Послушай, ты что, меня за дурака принимаешь? — нахмурился Ким. — Как ты сюда попал?
— Просто, траву собирал и случайно наткнулся, а что? Нельзя?
— Нельзя. Это наш штаб, понял?
— Чей штаб?
— Наш с Гошкой.
— И всё это сами вырыли? Здорово! — восхитился Алёша, не обращая внимания на хмуро сведённые брови Кима. — Просто очень здорово!
— Не совсем… — нехотя признался Ким, — мы только кое-что переделали. А вообще-то эта пулемётная точка была во время войны. Отсюда наши мост простреливали, не давали немцам переправиться на эту сторону… Мы знаешь сколько гильз насобирали? Целый ящик! И на стенах разные надписи, смотри…
Алёша поднялся и встал рядом с Кимом. Пещера была небольшая, но взрослый человек мог стоять в ней во весь рост, не сгибаясь. Глинистые влажные стены по углам закреплены тонкими рейками, а посередине, упираясь раструбом в потолок, стоял замшелый зеленоватый столб. На полу, возле задней стены, стоял большой ящик, заменяющий стол. Ким оперся рукой о ящик и высоко над головой поднял свечку.
— Вот, — сказал он, — видишь?
«1942 г. Мл. лейтенант Овчаров и мл. серж. Феоктистов».
Ниже виднелась еще одна надпись:
«1942 г. фрицы убили лейтенанта. Прощай, Юра! Вчера тебе исполнилось 19 лет».
— А теперь иди сюда, — сказал Ким, — смотри…
На противоположной стене была ещё одна надпись:
«Мы отрезаны. Точка».
— Видал? А теперь это наш штаб, — твёрдо сказал Ким и неожиданно рассмеялся. Алёша вздрогнул, таким странным и неуместным показался ему в эту минуту весёлый смех Кима. — Приборовские, как ни старались, так и не смогли отнять у нас пещеру. Мы их и близко к ней не подпустим.
— А где гильзы? — тихо спросил Алёша.
— Зачем тебе?
— Покажи.
Ким нагнулся и вытащил из большого ящика картонную коробку, доверху наполненную стреляными винтовочными гильзами. В углу коробки — клубок пулемётной ленты. Свернутый кусок сдвоенной серой парусины, начинённый металлическими трубками. Алёша взволнованно провёл рукой по зазубринам ленты — ощутимой, живой нити, связавшей далёкое прошлое с настоящим.
— Смотри, что мы ещё нашли, — сказал Ким и подал Алёше помятую солдатскую каску с дыркой от пули. — Наповал, наверное…
Алёша молча смотрел на каску. Наповал… Вот так и дядя Степан — ушёл и не вернулся… И этот, кто здесь воевал, тоже. И ничего, ничего после него не осталось, только каска с дыркой от пули и надписи на стенах…
— Знаешь, может быть, он не был убит, а только ранен?
— Кто? — не понял Ким.
— Он… чья каска, — сказал Алёша, — я даже уверен, что он остался жив, — и, уловив откровенно изумлённый взгляд Кима, заторопился: — Понимаешь… ну, можем же мы так думать? Если даже он и убит, так ведь это для них, — Алёша махнул рукой в сторону реки, словно там ещё были фашисты, — а не для нас. Мне всегда ужасно обидно, когда в кино или в книгах самые хорошие погибают. По-моему, это несправедливо. Если человек герой — он должен жить, а если трус, тогда, конечно… Правда?
— А дырка в каске? От такой раны не встанешь!
— А может, она у него и не на голове была в это время? Может, она просто так лежала? А может… ты только представь себе. Вот тут он лежал у пулемёта… видишь, если в дверь выставить дуло — весь мост как на ладони. А фашисты с той стороны шли… Когда у него все патроны кончились, он снял каску, положил её на самое видное место, чтобы фашисты думали, что он убит, а сам потихоньку выскользнул и по кустам — к партизанам…
— А пулемёт оставил?
— Зачем? С собой взял или… или в речку спустил, чтобы фашистам не достался.
— Откуда ты знаешь? Ты же не видел? Может, это и не так всё было?
— Конечно, может быть, и не так. Может быть, он раненый, весь в крови всё-таки продолжал стрелять до тех пор, пока не подоспели наши. А фашистам так и не удалось переправиться на эту сторону! Слушай, Ким, давай я нарисую его. Вдруг он остался жив и приедет сюда? Пусть он увидит, что мы не забыли…
— Чудак ты, честное слово, — покачал головой Ким, с удивлением глядя на возбуждённое лицо Алёши, — говоришь, как будто правда…
— Конечно! — убеждённо воскликнул Алёша и положил руку Киму на плечо, как будто хотел передать ему часть своей веры. — Бабушка говорит: если сильно верить, то обязательно исполнится. Только надо что-нибудь делать для этого, а не просто так, понимаешь? Если просто так сидеть, тогда, конечно, нечего и ждать…
— А что мы можем сделать? — с сомнением сказал Ким, невольно заражаясь уверенностью Алёши. — Только нарисовать, и всё…
— И нарисовать! Он будет здесь, как будто с нами, понимаешь? Ведь ты же не можешь сподличать, если он будет на тебя смотреть?