На выручку мне пришел Милош, оттеснив ахающих… соратников? Называть их прислугой после всего пережитого язык не поворачивался, а крепкими друзьями мы пока не стали. Мягко обняв меня за плечи, вывел меня во двор и абсолютно молча подвел меня к громадному кайрану. Одному из тех, что мы привезли из Бельх. Зверюга одарила меня жалостливым и — клянусь! — насмешливым взглядом, но сесть позволила. Рядом в двойное седло вскочил Милош.
Я настолько растерялась от его самоуправства, что даже сказать ничего не успела и только, когда кайран взвился в небо, сумела выдавить:
— Куда мы летим, Милош?
Зря только рот открыла. Половину слов ветер унес, а вторую половину затолкал обратно. Но, к моему удивлению, Милош меня то ли услышал, то ли понял.
— В Гнездо. Вы ведь туда собрались?
Угадал. Именно туда я и собралась, и действительно планировала попросить Милоша сопроводить меня на кайране. Сесть на него сама я бы побоялась. Страшно. Был еще вариант дойти пешком, но сейчас, пожирая глазами раскинувшуюся детализированную карту города под ногами я понимала, насколько это был смешной план.
Серый замок Гнезда продолжал тело скалы, возвышаясь над городом, и мелкие извилистые тропы, взбегающие с подножия вверх, ветвились и терялись в густой поросли деревьев. Я бы неделю туда шла. А на кайране долетели всего за несколько минут.
Граница, отделяющая запечатанную территорию от остальной была ощутима. В какой-то момент кайран вдруг резко спланировал вниз, зависнув вдоль кромки удушающе-багровых роз.
Милош спрыгнул первым, и подал мне руку. Я с опаской скользнула вниз, но почему-то оказалась намертво прижата к Милошу. Стало откровенно не по себе. Я чувствовала, что нравлюсь ему. Нравилась с самого начала, еще когда лежала в тюремной больнице больше похожая на труп, чем на женщину. Но…
Милош аккуратно пустил меня на землю, все также не глядя на меня, и я почувствовала почти пугающую благодарность. Он был очень добр ко мне и не требовал за доброту платы.
— Мы не пройдем, — сказал он задумчиво.
Я огляделась. Розы, вымахавшие размером с тростник, остро тыкались в руки подсохшими ветками и шипами. Там, где стояли мы с Милошем, все цвело, дышало жизнью, а за цепью высохших багровых роз, несло гарью, сухостью и смертью. И что гораздо хуже, теперь я понимала решение императора. Он имел полное право закрыть территорию Леяш от остальной Вальтарты, потому что глаз улавливал маленьких темных змеек, скользивших по кустам.
Пока мы ехали, паучок успел рассказать мне о темной магии, и я знала, что именно такую форму она принимает, если ее контракторы мертвы. Моя семья действительно пользовалась темной магией. Действительно убила императора с супругой и ребенком и пыталась уничтожить наследников. Попрала законы богов и людей.
Сердце упало. Наверное, в глубине души я надеялась восстановить свое доброе имя Леяш. Тогда бы провинция вышла из опалы, получила дотации, как пострадавшая область, император восстановил бы меня в правах и снял клеймо предателей. Тогда бы Аш… Я и Аш…
Отмахнувшись от глупых фантазий, шагнула вперед.
— Я пойду одна, — сказала жестко. Обернулась к Милошу. — Возвращайся и займись проверкой хозяйственной книги по провинции. И спасибо, что сопроводил меня.
Последнее я добавила уже мягче.
А после приготовилась к боли и, зажмурившись, шагнула вперед, прямо в тесные ряды роз, мгновенно сомкнувшиеся у меня над макушкой. Слух поймал тревожный вскрик Милоша, но уже скоро он стал неважен, потому что пришла боль. Настоящая, обжигающая. Сжав зубы, чтобы не заорать, двинулась вперед. Там этих роз три куста всего. Да, высокие, да, шипастые, но тут меньше метра идти!
Пфе. Меня таким не возьмешь.
Час спустя я уже не была так в этом уверена. Глаза меня обманули. Чертовы Леяш насажали целую плантацию пыточных розочек. Вот прямо от Милоша и до крыльца. Я шла и шла, продираясь сквозь жуткие розы, кровью залило все платье, руки, принявшие на себя основную шипастую атаку, горели, словно их окунули в кипяток. Волосы… Надеюсь, хоть немного осталось.
На секунду я отняла ладони от лица, осторожно оглядевшись, но впереди шел лес колючих южных красавиц, сбоку тоже лес, а назад повернуться не решилась. Эдак царица цветов мне скальп снимет.
И когда я уже начала терять счет времени, меня буквально выбросило на заросшую сухой травкой белую дорожку. На ногах я не удержалась, повалилась вперед, проехавшись по земле. Приподнялась, стараясь отдышаться, по носу стекла алая нитка крови, упав на подрагивающие от напряжения и боли руки, словно по локоть в алых перчатках.
Хотела по привычке позвать паучка, но удержалась.
Это мое Гнездо. Мой бой. Я чувствовала, что обязана справиться сама.
Встала, пошатываясь, внутренне пересчитывая повреждения. К моему удивлению, самочувствие оказалось вполне сносным. Больно, но не мучительно-больно, и слабость оказалась терпима, разве что голова немного кружилась от кровопотери.
Окинув взглядом заброшенный сад, отвернулась от роз, мгновенно подернувшихся багровым туманом, двинулась к дому. Только сейчас я поняла, что от роз пахнет пеплом и застарелой гарью. Этот запах преследовал меня весь недолгий путь до парадного входа.
Громадное некогда белое крыльцо, растрескавшиеся перила, садовый фонтан со стоявшей в центре уже знакомой мне расколотой надвое богиней-драконицей. В порыве сочувствия погладила ее по коленке.
— Смогу — починю тебя, беломраморную красавицу, — пообещала тихо.
Мне показалось или богиня усмехнулась рассеченными губами? Точно показалось. На всякий случай обошла фонтан по косой дуге.
С опаской добралась веранды, опоясывающей дом и даже не нашла в себе сил скинуть листья, усыпавшие кресла и столик. Села так, чтобы перевести дыхание. В мутном ланцетовидном окне отражалась пугающего облика девица. Ближайшей ассоциацией, подкинутой мне воображением, была кровавая Мэри. Царапины на лице глубиной в сантиметр, волосы всклокочены, платье разорвано. Возле ног собралась целая стая темных змеек, липших ко мне, словно к потерянной и вновь найденной хозяйке.
На миг меня охватило острое сожаление по утренней утраченной красоте. Я же такая фарфоровая была, просто куколка, а теперь лесное чудовище. Даже если раны затянутся, то шрамы останутся навсегда. Даже странно, что боль ощущается так слабо.
— Ладно, — сказала я громко, с треском отодвинув кресло. — Хватит ныть, пора работать.
Я не знала сколько у меня времени в запасе, но до рассвета нужно исследовать Гнездо. Я не могу позволить себе нарушать собственные правила.
Обойдя Гнездо остановилась перед громадными дверьми высотой в три меня, а то и выше. Несмело тронула потемневшую от времени ручку и двери, словно проснулись от моего прикосновения, со скрежетом сдвинулись с места. Окровавленные пальцы соскользнули с дверной стали.
Меня ополоснуло теплым ветром, согревая. Что-то изменилось. Что-то… неуловимое.
Шагнула через порог, проходя памятную сердцу залу. Действительно гулкая. От каждого шага вдоль стен вспыхивали огни, пойманные в резное стекло декоративных фонариков. Дом словно приветствовал меня.
В углах глаз собрались слезы и, не выдержав собственной тяжести, сорвались с ресниц. Я почти физически ощутила, как двинулось в груди невидимое колесо, наконец, вставшее в паз. Я окончательно стала Эйвери, ее память — моей памятью, ее боль — моей. А этот дом теперь принадлежал мне.
Как во сне поднялась в свою детскую, отыскивая взглядом знакомые нетронутые мелочи. Брошенные тетради, распахнутый девичий секретер с разбитыми склянками духов и мазей, высохшие герберы в интерьерной вазе, громадное окно с оборванной атласной портьерой… Теперь мне уже не казалось, что у драконов гигантомания.
Гнездо и должно быть таким. Огромным, чтобы хозяин мог войти в свой дом в первородной ипостаси.
Через окно виднелась та самая смертоносная башня, где обучали будущих Хозяев Леяш. Я не выдержала и засмеялась, и дом откликнулся мне смешливым ласковым теплом. Наверное, императорская семья была слишком доверчива, если думала, что Леяш выставили напоказ свой козырь.
Все книги, все тайны рода, все сокровища Леяш хранились именно там, где и было положено: в сокровищнице.
Все еще улыбаясь, спустилась на первый этаж, проходя забытыми детскими залами: библиотека, столовая, кофейная комната, переговорная, ведущая на веранду и сразу к морю, комната отдыха, хранилище, чулан. Но, конечно, только дураки думали, что в этом доме есть чулан. На самом деле, эта неказистая дверь вела в святая святых Леяш.
Черная тяжелая дверь, которую не открыть сталью или огнем, магией и сырой силой. За этой дверью была комната признающая только кровь Леяш.
Я приложила к стальному полотну окровавленные руки и тихо шепнула:
— Трифоли.
На стародраконьем это значило «роза».
Пол подо мной дрогнул, и миг спустя я буквально скатилась по затхлому каменному ходу куда-то в утробу замка. Все случилось настолько быстро, что я не успела даже прикрыть голову руками, впечатываясь телом в каменные своды. Что-то подобное я пережила на водных горках в Римини, и, видит бог, это был болезненный опыт. Но теперь-то я была стрелянный воробей и пережила падение философски. Одним повреждением больше, одним меньше. После местных роз уже ничего не страшно.
Въехала я в какой-то глухой простенок, сквозь который пробивался свет. В груди нехорошо заскреблось сердечко. Откуда в подвале замка свет? Тут люди или… драконы? Или еще какие-нибудь сущности из местного фольклора?
Робко выглянула из-за угла и застыла в потрясении. Передо мной расстилалась пещера Алладина в самом архаическом, самом сказочном или нет — больше! — самом безумном значении этого слова. Усыпанные золотом, переливающимися под невидимыми светильниками камни, рассыпающие снопы разноцветных искр, мелкие, наполовину утопленные в золотых россыпях украшения, мечи, копья, бусы, обручи… Жемчуг, рассыпанный веером прямо на полу. Невиданной роскоши оружие, выстилавшее золотым ковром одну из стен, книги, наваленные она на другую, словно их перебирали в спешке, да так и бросили посреди помещения. Сундуки самых разных видов и форм, среди которых встречались, как отделанные крутым мореным дубом и проржавевшими от времени скобами, так и маленькие, завернутые в нежный шелк. Скрудж Макдак удавился бы от зависти.