Он усадил даму на софу, поближе к купидону; сам, испросив разрешения, несмело присел рядом…
Несмотря на внешнюю жесткость, Хозяин все-таки был романтиком.
Завязалась непринужденная беседа — как продолжение вчерашней. Манера гостьи неожиданно и загадочно замолкать, обжигая кавалера короткими взглядами, сводила Его с ума. Когда она говорила — смотрела в пространство, словно видела нечто, доступное ей одной; когда слушала — машинально играла прядью своих волос; когда смеялась — очаровательно откидывала голову назад… Он придвинулся к ней, не вполне владея собой…
…Через час дама ушла. Ее никто не провожал и никто ей не препятствовал. Господин Президент предварительно позвонил в охрану — сказал, что намерен еще посидеть в «Катькиных покоях», попросил его не тревожить и распорядился, чтобы даму отвезли домой.
Все было исполнено.
Никто не удивился, привыкли. Босс был с причудами, любил бродить в одиночестве по дворцу, сидеть и даже лежать на антикварной мебели. Впрочем, спохватились его скоро. Обыскали западное крыло дворца, обыскали весь дворец целиком.
Не было босса. И по связи не откликался. И во двор не выходил…
Кто-то утверждал, что тот вроде бы шел по Белому коридору, но свидетель не был уверен во времени. Кому-то показалось, что он видел босса на первом этаже, — то ли в «собственной половине», то ли в вестибюле, — но не было уверенности в месте.
Бросились к госпоже Ковалевской, подняли даму с постели. Допросили — в ее же квартире. Сначала она гневалась, кричала, мол, с утра буду звонить Президенту, и всех вас поувольняют на хрен, но когда узнала, что звонить-то некому, — испугалась и все выложила.
Да, у нее была интимная связь с господином Президентом. Почему бы и нет? Такое неожиданное приключение. Да, в Императорской гостиной, прямо на софе с купидоном… Что потом? Он вежливо выпроводил ее, а сам остался. Очень властный мужчина, очень строгий — просто супер…
Это был тупик.
Софью Ковалевскую до утра попросили не покидать квартиру. Жестких мер к ней решили пока не применять — пассия босса, как-никак (вдруг Сам объявится, тогда всех и правда насмерть запорет). Да и чем она могла помочь? «Светская львица» — по сути не больше чем девка, прости Господи… Ограничились постом возле подъезда.
Президента искали всю ночь. На территории Кремля его не было, и при этом никто не видел, чтобы он выходил. Мистика.
Только утром, когда Ковалевская в квартире не обнаружилась, заподозрили, что с этой любовной связью не так все просто…
— …Одной встречи оказалось достаточно, чтобы Хозяин понял — лучшей любовницы быть не может в принципе, — говорил Ковалев. — Я — Его идеал. Только я, один я знаю, что Ему нужно, что Он любит, от чего получает кайф. По максимуму. В сущности, внутренний мир Его очень прост. И физиология Его очень проста… и кому, как не мне это знать…
— Дерьмо ты, а не идеал. Говоришь, обожаешь Хозяина, а сам печешься о врагах нашей Родины.
— Я?!
— А скажи мне, милая Сонечка, кто ревностно отстаивал права террористов на террор? Права нуворишей на хищения в государственных масштабах?
Собеседник оскорбляется.
— Патетика и тупость! Во-первых, те самые нувориши дают работу миллионам трудящихся, во-вторых, какая связь между Хозяином и Родиной?
— Про миллионы трудящихся — втюхивай своим германским херам, которым ты продался! Германским, американским, английским — всем, какие тебе сосать не противно…
— Подожди, подожди. Что значит… «херы»?
— То и значит, кретин. Думаешь, в других странах все элегантно, красиво и демократично? Вот тебе! Так же, как у нас. Хозяева — они и в европах Хозяева.
— Шутишь?
— Видишь ли, Ковалев… Я точно знаю, что верховная власть на Руси — это тот стержень, на котором висит всё. Пусть даже этот стержень — твой Хозяин. И Его враги — именно враги Родины, как бы тебя ни коробило от таких слов.
— Вы там что, шьете мне предательство? Шпионаж и вредительство? Бред. Анекдот какой-то…
— Все, хватит болтать, — решаю я. — Веди, показывай, где ты держишь босса.
Женщина горделиво приосанивается.
— Так ведь далеко ходить не надо…
Курточка у нее расстегнута, осталось приспустить спортивные штаны, что она и делает. Под штанами тоже нет белья… Я смотрю. Мгновенно тупею. Никогда такого не видел…
Ее голос звенит от восторга:
— Хозяин вернулся ко мне!
— Как? — вымучиваю я.
Проблемы верховной власти, политика, вся эта хрень — вдруг забыты.
— Набросился… Голодный был, просто зверь!.. Я говорю, ничего у нас с Вами, господин Президент, не получится, если не обеспечите мне выход из Кремля. Он уже кнопочками щелкает, команды раздает… А дальше — вот, унесла Его в себе. Хозяин теперь всегда будет со мной… во мне…
Да уж. Поистине — «во мне». Лучше бы я не видел этого, не портил себе пищеварение.
— Так что если б ты меня убил, ты убил бы и Президента, — подытоживает Ковалев.
— Почему ты не застрелился, скотина, вместо того, чтобы плести этакие комбинации?
— В каком смысле? — пугается он.
— В прямом! Ну, лишился ты своего Хозяина. Так что, мозгов не хватило стать ему полезным на ином поприще, в удовлетворении иной страсти? Они хотят власти! Они возбуждаются от близости власти! Так помоги им! Что произойдет, если мы все, лишившиеся своих Хозяев, вздумаем превратиться в баб?
— Я вас не понимаю…
…Хотя, что тут понимать? Предположим, захочет тот юнец, которого изнасиловали в СИЗО, вернуть своего Хозяина. Захотят другие — такие же, как он, как ты… Ну, вернем мы их себе, и что дальше?
Страна лишится не только Президента. Все структуры власти будут обескровлены. Правительство, Дума, Государственный Совет. А также Верховный суд, силовые ведомства… Это хаос. Катастрофа.
Держава рухнет, оставшись без руководства. Без ВСЕГО руководства, вы это понимаете?
Кстати, весь крупный бизнес — он ведь тоже пострадает… ведь там такие же Хозяева — все эти воры-миллиардеры, которые порой до смешного копируют признаки державной власти: имеют свои спецслужбы, свой суд, свои карательные органы… у этих неизбежно все рассыплется. Слабое утешение…
Читали мы, конечно, вашего Гоголя. Помним. От человека убегает его собственный нос, который затем превращается в высокопоставленного чиновника. Только это ведь не фантастика. Николай Васильевич знал, о чем пишет, знал страшную правду. На его беду — 19-й век был на дворе, пуританские нравы, цензура. Не мог же он открытым текстом, без обиняков назвать тот человеческий орган, которому тесно в штанах и который искренне мнит себя хозяином, — тот, из которого получается идеальный чиновник. И — главное! — не мог же Николай Васильевич пустить стрелу не в какого-то там абстрактного титулярного советника, а, скажем, в начальника III Отделения… открыть читателю настоящие имена… или, тем паче, намекнуть, что Зимний Дворец буквально нашпигован теми, кто на самом-то деле… Исключено! Вот и пришлось великому писателю, не задевая верхов, свести дело к безобидной басне.
«Нос», хм… Жалкая подмена!
С тех времен ничего на Руси не изменилось.
Не только на Руси, конечно. Оставим в покое Русь, многострадальную и многотерпимую. Маленькие краснорожие «хозяева» всё делят и делят Землю — от века и до наших дней. Правят слепцами и скопцами. Хозяева, вовремя выпрыгнувшие из ширинок, забывшие свое натуральное место…
Нам остается только наполнять Их собственной кровью.
И хватит ныть! Пора ставить точку в рассказе.
— …Значит, Кротов, Фельцман, Жикаренцев… — перечисляет Ковалевская. — Они — тоже? Как же я раньше не замечала, глядючи на них…
— А что, кроме тебя разве кто-нибудь замечал, что такое — наш Президент? Я тебе повторяю: так уж устроен мир, и не нам его менять. Да, первое время, когда перестаешь быть мужиком, — тяжело. Но когда опять становишься для Хозяина единственным и незаменимым — появляется смысл жить дальше.
— Почему тебе приказали меня убить? — спрашивает она дрожащим голосом.
— Чтоб другим неповадно было возвращать себе хозяев! Мы не позволим всяким уродам разваливать страну. Страна без руководства — это, знаете ли, руины.
— Роскошно. Просто роскошно…
Он меня взбесил, скотина. А ведь на какое-то время мне его даже жалко стало… Наваждение прошло. Разговаривать с этим слизняком больше было не о чем.
— Господин Президент, — рапортую я, — вы свободны!
Нет ответа.
— Господин Президент, — зову я.
Нет ответа.
— Господин Президент!..
С двух сторон бегут какие-то люди. Ее? Резерв, заначка в кустах и соснах? Или это мои?
К берегу на водных мотоциклах несутся ночные всадники, перестав изображать молодых экстремалов. Эти — точно мои. Были наготове. Вся наша беседа записана — передавалась в море узконаправленной микроволновой связью. Микрофон — в зубе, передатчик — под париком.
Но ведь и ее заначка, похоже, не дремала. Дожидались сигнала.
Чертова баба стремительно хватает свои очки из костра и орет от боли. Похоже, механизм цел! Я падаю вбок. Первая игла уходит мимо, вторая застревает где-то в ветровке. Кажется, жив. Хозяин будет расстроен, если меня убьют. Он меня любит — по-своему, конечно. Баб у него хватает, зато людей, кому можно довериться без оглядки — я один. Мы думаем одинаково. Мы желаем одного и того же… Я стреляю из положения «лежа на боку».
Чубчик на голове женщины подпрыгивает. Женщина молча валится на песок. Я снова стреляю: калибр 9мм — почти в упор. Наверное, это уже лишнее. Вместо прелестного личика получаем веселую картинку из цикла «арбузом об асфальт»…
Оба пса, Плес и Псков, борзо разбегаются, поджав хвосты. «Роскошно!» Шкуры свои спасти — что еще нужно рабам от этой жизни? Вот тебе и преданность Хозяину, вот тебе и тоска от потери смысла.
«Без хозяина никак», «у каждого должен быть хозяин»… Чушь собачья! Вы согласны, Плес и Псков?
Пляж залит ярким светом прожекторов. Из-за леса выныривает вертолет. Все кончено. Кончено…