— Ты же потомственный алхимик. Ваш род веками разрабатывает всякие эликсиры.
Я кивнул.
— У тебя есть решение? — спросил напрямик Жимин.
Бросил взгляд на секретаря, который слишком внимательно наблюдал за нами, затем на ректора.
— Анатолий Степанович! — проорал я ему.
Киров резко обернулся. Его взгляд был диким, как у зверя.
— Пестов⁈ — прошипел он. — Вы что здесь делаете⁈
— У меня есть решение.
— Решение⁈ — он внезапно засмеялся, но в этом смехе не было ничего весёлого. — Магия не работает, целители бессильны, а вы говорите о решениях⁈
— Именно поэтому нужна алхимия.
Граф Дубин, услышав мои слова, оторвался от пациента. Его длинные пальцы всё ещё светились зелёным, но очень слабо.
— Какая алхимия? — он смерил меня взглядом. — Это песчаная лихорадка. Она блокирует всё!
— Но не химические соединения.
— И вы собираетесь экспериментировать на студентах? — фыркнул секретарь академии, стоявший рядом.
Я не стал ему отвечать. Повернулся к графу.
— Нужны эликсиры именно с моей мануфактуры. Они же у вас есть?
— Почему только вашего производства? — нахмурился Дубин.
— Потому что я знаю их состав до последней капли. Чужие могут не сработать.
Вениамин Олегович кивнул и исчез. Через десять минут он вернулся с санитаром, который вёз тележку, полностью заполненную знакомыми мне баночками разных цветов.
Я подошёл к столу у окна, расчистил место и начал работать.
Исцеляющий эликсир — густой, изумрудного цвета. Я аккуратно отлил в мерную колбу ровно тридцать миллилитров.
Энергетический — ярко-оранжевый, с резким ароматом цитрусовых. Добавил пятнадцать миллилитров, осторожно перемешивая стеклянной палочкой.
Ускорение — прозрачный, с голубоватым отливом. Его нужно меньше, всего пять миллилитров.
Универсальное противоядие — тёмно-фиолетовое, с металлическим блеском. Бесполезно само по себе, но в сочетании с остальными давало эффект.
Я смешал их в одной колбе, слегка встряхнул, жидкость заиграла переливами, словно самоцвет.
Дубин наблюдал за мной с нескрываемым интересом.
— Почему именно такая пропорция? — спросил он.
— Если бы я был на производстве, то сделал бы специализированное противоядие. Но здесь только коктейль. Нужные компоненты есть в этих эликсирах, просто в меньших дозах.
— Объясните детальнее, — нахмурился лекарь.
Я улыбнулся.
— Семейные секреты, Вениамин Олегович.
Он хмыкнул, но не настаивал.
— И это сработает?
— Должно.
Я выбрал самого тяжело больного парня с третьего курса. Его лицо было почти не видно под волдырями. Приподнял голову и влил несколько капель.
Тишина.
Все замерли. Даже ректор перестал щёлкать часами.
— Парень больше не чешется, — тихо сказала медсестра.
Через две минуты волдыри начали сдуваться.
Через пять кожа под ними стала чистой, лишь слегка розовой.
— Чёрт возьми. — пробормотал ректор, наблюдающий за мной с удивлением.
Киров подошёл ближе, его взгляд наконец прояснился.
— Сколько таких доз можно сделать?
— А сколько заражённых? — поинтересовался я.
Ректор тут же перевёл взгляд на графа Дубина.
— Почти четверть третьего корпуса общежития, — медик задумался. — На койках в палатах размещены сто четыре курсанта, ещё около восьмидесяти ждут.
Я окинул взглядом тележку с эликсирами.
— На всех должно хватить. Думаю, даже будет небольшой запас на всякий случай.
Секретарь напрягся. Его пальцы сжали блокнот так, что тот изогнулся.
— Это довольно нестандартное лечение, — улыбнувшись, сказал граф Дубин.
— Зато работает, — бросил я.
Приступил к делу, и уже через двадцать минут противоядие было готово. Вениамин Олегович тут же дал распоряжения, и полученный эликсир разъехался по всему медицинскому отделению.
Амат же всё это время стоял у входа в палату и сверлил взглядом секретаря, будто пытался прочитать его мысли.
— Анатолий Степанович, — я подошёл, стараясь звучать почтительно, но твёрдо. — Теперь, когда ситуация под контролем, можно пересмотреть ограничения?
Он повернул ко мне голову.
— Какие ограничения?
— Нас с Аматом не выпустили за территорию академии. Мне действительно нужно попасть домой и заехать на производство вот этих эликсиров, — я показал рукой в сторону почти пустой тележки со склянками.
Ректор медленно вздохнул, потирая переносицу.
— Пестов, думаете, я не понимаю? Вы сделали хорошее дело, но правила есть правила.
— Но противоядие работает!
— И что? — он резко развернулся ко мне. — Это военно-морская академия, а не ваш фамильный особняк. Здесь дисциплина важнее личных дел.
В этот момент за спиной ректора возник секретарь.
— Точно, Анатолий Степанович, — его голос напоминал скрип несмазанных петель, — наказание утверждено официально. Месяц без выездов, минимум.
Я почувствовал, как сжимаются кулаки.
— А если я скажу, что без меня производство встанет?
Секретарь ухмыльнулся.
— Значит, у вас плохие управляющие.
Ректор махнул рукой, явно теряя терпение:
— Обсудим через неделю. Сейчас у меня много важных дел.
Он резко развернулся и направился к Дубину, оставив нас с секретарём.
Тот посмотрел на меня с фальшивым сочувствием.
— Не переживайте, Пестов. Месяц пролетит незаметно, — его тон был слишком сладким, слишком довольным.
— Хотелось бы в это верить, — машинально буркнул я, направляясь к выходу.
Амат с Митей ждали у дверей.
— Ну что там? — спросил Жимин.
— Ничего, — я стиснул зубы. — Месяц. Минимум.
Он кивнул, будто ожидал этого.
Мы вышли из больницы в промозглый академический двор. Серое небо нависало низко, предвещая сильный дождь.
— Что теперь будем делать? — спросил Амат, потягиваясь так, что суставы хрустнули.
— Пойду в библиотеку, — ответил я, вспомнив про один любопытный трактат. — Почитаю «Земляные резонансы князя Терентьева». Говорят, там есть техники, которые не преподают на пятом курсе.
— Ну да, конечно, — фыркнул Жимин. — Пойду тогда на стадион, потренируюсь с ребятами.
Митя смотрел на нас по очереди, словно мы говорили на разных языках.
— Ребята, вы чего? — он развёл руками. — У нас сейчас классная возможность, которой больше может не представиться!
— Ты о чём? — нахмурился я.
— Волков Николай Алексеевич объявил, — Митя понизил голос, хотя вокруг никого не было, — что тому, кто поймает или прибьёт этого тушканчика, автоматом поставит «отлично» по стрельбе.
— Там, наверное, уже полкурса охотится. Какой смысл? — отмахнулся Амат.
— Ты не понимаешь! — Митя аж подпрыгнул от возбуждения. — Никто этим не занимается, потому что все думают, что противоядия ещё нет. А оно ЕСТЬ! Смекаешь? Мы можем пройтись по местам, где его видели, и…
— Лучше потренируюсь, — Амат зевнул. — Со стрельбой у меня и так всё хорошо. «Отлично» получу и без этой охоты.
Он развернулся и зашагал к стадиону, даже не попрощавшись.
Митя посмотрел на меня с немым вопросом.
Я вздохнул.
— Ладно, может быть. Сейчас только машину к конюшне отгоню и присоединюсь.
— Отлично! — Жданов сразу оживился. — Ещё Серёгу и Лизу предупрежу. Встречаемся у входа в третий корпус общежития через пятнадцать минут.
Я кивнул.
Сильный дождь внезапно полил как из ведра. Какое-то время постоял под навесом.
Окна, я не закрыл в машине окна!
Пришлось мокнуть. Пробежался, сел в авто. Капли громко стучали по крыше, как по барабану. Я поднял стёкла, аккуратно протёр ветошью сиденья, потом завёл двигатель и неспешно тронулся.
По пути к конюшне что-то зашуршало под пассажирским креслом. Притормозил, наклонился и встретился взглядом с парой круглых, как пуговицы, глаз.
Скрежезуб.
Мой блокнот, лежащий под сиденьем, принял на себя роль экстренного убежища для этого промокшего до нитки бедолаги. Выглядел он так, будто его вынули из супа: шерсть липла к телу, а длинные уши подрагивали от каждого звука.
— Ну и ну, — пробормотал я.
Зверёк не убежал.
Не зашипел.
Только уставился на меня, будто спрашивая: ну и что теперь?
Глава 26
Я протянул руку.
Зверёк настороженно понюхал палец, и крошечный влажный нос задёргался, а огромные уши, почти с него самого размером, развернулись как локаторы. Один поворот в сторону конюшни, где фыркнула лошадь. Другой — к дальнему углу, где скрипнула флюгерная мачта.
Интересно.
Обычные скрежезубы так не умеют. Их уши реагируют только на реальную опасность, а не на каждый шорох. Этот же будто прислушивается ко всему и сразу.
Потом — прыжок!
Тушканчики способны подпрыгивать до полутора метров. Вот и этот, недолго думая, оказался сначала у меня на рукаве, потом на коленях, оставив на мундире пару мокрых следов от лапок.
Значит, через открытое окно запрыгнул. Но почему именно сюда, ко мне?
Он встал на задние лапки, упираясь крошечными передними в мой живот, и принялся обнюхивать карманы пиджака. Его шёрстка была не обычного серого цвета, а серебристой, с перламутровыми переливами, будто припорошённая инеем.
Странно.
В бестиарии описаны только серые и песочные. И уж точно не пишут, что их шкурка отражает свет, как полированный металл.
Говорят, даже обычные тушканчики устойчивы к жаре и огню, их густой подшёрсток отражает пламя, заставляя его, словно капли воды, скатываться с масляной поверхности. Магия просто соскальзывает, не оставляя следов.
— Ладно, малыш, не бойся, — вздохнул я.
Медленно, чтобы не спугнуть, достал из кармана слегка помятый пряник, который прихватил из столовой с мыслью схомячить по дороге домой.
Нос тушканчика дёрнулся. Уши встали торчком, развернувшись в мою сторону. Глаза-бусинки расширились.
Ещё и умён, чёрт возьми. Понимает, что я ему угощение предлагаю. Обычные тушканчики так не делают: они или пугаются, или сразу хватают. Этот же изучает.