К. П.'
Протянул листок Мите, но в последний момент задержал руку:
— Ты уверен, что он не проболтается?
— Абсолютно, — ухмыльнулся Митя. — Он даже говорить не умеет.
Я нахмурился, но отпустил письмо.
Этим же вечером Митя постучал в мою комнату и молча протянул два плотных конверта.
Я замер.
Как?
Путь до производства на лошади занимал приличное время. Даже если курьер выехал мгновенно, он физически не мог успеть вернуться так быстро.
— Твой человек, он что, на крыльях летал? — спросил я.
— Может быть, — усмехнулся Жданов.
Не стал давить. Кивнул, поблагодарил и закрыл дверь.
Сжал конверты в руках.
Первый конверт: плотный, серый, с аккуратной сургучной печатью лаборатории Пестовых. Второй: меньше размером, но толще, с неровно оттиснутой печатью, будто его запечатывали в спешке.
Разорвал сургуч на большом конверте. Внутри лежал официальный отчёт: столбцы цифр, графики, расчёты. Производство наращивало объёмы, капитан Кузнецов нашёл новую плантацию водорослей с невероятной концентрацией магической энергии в клетках. Выход концентрата увеличился почти вдвое.
На дне конверта обнаружил маленький пузырёк с голубоватой жидкостью. Этикетка гласила: «Зелье выносливости». Поднёс его к свету: субстанция переливалась перламутровыми бликами.
Если верить записям отца, такое зелье могло как минимум на два-три часа полностью снять усталость, обострить рефлексы и повысить болевой порог.
Если же его разбавить водой и налить во флягу солдата, то под действием средства тот мог маршировать сутки без отдыха, а раненый — продолжать бой, не чувствуя повреждений. Но была и расплата: после окончания действия наступал жуткий упадок сил, а при передозировке — разрыв сердца.
Поставил пузырёк на стол, перешёл ко второму письму.
Почерк был нервный, угловатый, определённо это от Осипа. Виктор Воронцов снова приезжал, требовал эксклюзивных поставок и прозрачно намекал, что Евдокимов уже в курсе про наш концентрат. Лёня сообщал о подозрительных личностях, расспрашивающих о Пестовых на складах.
Но самое важное Осип оставил напоследок.
Сердце забилось чаще, когда я прочёл, что возвращается Павлов.
Николай Константинович Павлов, мой третий вассал, отправившийся в экспедицию на дальние фронтиры почти полгода назад.
Он отправил письмо с курьером, а сам сопровождал ценный груз — редчайшие реагенты, которые невозможно достать в центральных колониях.
Пальцы непроизвольно сжали бумагу. Если Павлов действительно вёз то, за чем ездил, это могло перевернуть всё производство. Мы смогли бы запустить не только лечебные эликсиры, но и линейку боевых зелий, тех самых, рецепты которых годами пылились в отцовских записях из-за отсутствия компонентов.
Представил, как производство заработает на полную мощность, как расширится ассортимент, какие контракты можно будет заключать.
Но тут же одёрнул себя. Сначала нужно дождаться Павлова. Три-четыре дня — срок небольшой, но в нынешней ситуации всё очень опасно.
Отложил письма, встал и начал ходить по комнате.
На этот раз удача была на моей стороне. Если Павлов доберётся благополучно, если груз действительно тот, что нужен, если Краснов не перейдёт к действию. А ведь были ещё кредиторы Скрабели и Оксаковы.
Слишком много «если».
Слишком многое могло пойти не так.
Особенно теперь.
Глава 28
Я сидел за столом в комнате, разворачивая очередное письмо от братьев Гурьевых. За последнюю неделю это уже третья корреспонденция, доставленная курьерами Мити.
Вся эта переписка в последние дни напоминала мне тот кошмарный период из прошлой жизни, когда всё рухнуло из-за пандемии. Только тогда я был университетским профессором, а не владельцем алхимического производства.
Воспоминания нахлынули внезапно.
В марте двадцатого года мир перевернулся. Лаборатория, где я проводил исследования по квантовой химии, закрылась на карантин. Студенты разъехались по домам. А наш главный эксперимент с синтезом новых катализаторов завис на самой интересной стадии.
Помню, как пытался объяснять сложные химические процессы через Zoom. Мои студенты сидели по домам в пижамах, а я показывал формулы на доске.
Ужас.
Особенно когда вспоминаю мой самый эпичный провал, который случился на второй месяц удалёнки. Я решил, что, раз нельзя работать в лаборатории, буду ставить опыты дома. Благо квартира позволяла, и я её постепенно превратил в филиал кафедры.
В несколько ходок на машине привёз: колбы, реактивы, даже небольшой спектрофотометр. Всё бы ничего, но я не учёл одного — своего кота Барсика.
Тот злополучный день начался с онлайн-лекции. Я объяснял студентам методику синтеза, когда заметил, что Барсик проявляет нездоровый интерес к колбе с голубым раствором.
«Профессор, у вас за спиной. Осторожно!» — начали писать в чате студенты.
Я обернулся как раз в тот момент, когда Барсик, забыв про всё на свете, встал на задние лапы и сунул морду прямо в колбу.
Последовала мгновенная реакция.
Кот фыркнул.
Раствор забурлил.
Из колбы повалил фиолетовый дым.
Я бросился выключать камеру, но было поздно: полсотни студентов уже наблюдали, как их профессор в домашних тапочках пытается вытащить фиолетового кота из облака едкого дыма.
Самое обидное?
Когда я наконец поймал Барсика и помыл его, оказалось, что раствор временно окрасил его шерсть в ярко-синий цвет. Три недели потом ходил на онлайн-занятия, стараясь держать спину прямо, чтобы студенты не увидели разгуливающего по квартире «Смурфика».
А ещё через пару месяцев мы с коллегами опубликовали статью о неожиданных каталитических свойствах кошачьей слюны. Барсик стал соавтором, первым в истории нашей кафедры котом-учёным.
Я откинулся на спинку стула, разглаживая пальцами помятый пергамент с отчётами Гурьевых.
Как же далеко я ушёл от своей прежней жизни. В тот мире, до прихода войны, самым страшным были просроченные гранты и студенты, забывающие выключать спектрометр. Теперь же каждый мой шаг отслеживали конкуренты, готовые убить.
Хорошо, что хотя бы братья Гурьевы не подводили. Осип, с его дотошностью бухгалтера, и Иван с золотыми руками технолога держали производство на плаву. Но их осторожность порой раздражала.
Вчерашний отказ от закупки редких грибов из-за слишком высокой цены мог принести большие убытки в будущем. Уж лучше бы они не писали мне об этом.
Я мысленно услышал голос своего бывшего лаборанта Максима: «Профессор, вам факс из деканата!»
Невольно улыбнулся.
Здесь не было ни факсов, ни деканатов. Зато был Митя с его таинственными курьерами.
Сегодня утром на проходной я видел, как его посыльный — тощий юноша лет двадцати с мёртвенно-бледной кожей — буквально растворился в воздухе у меня на глазах. Если бы мои коллеги по университету увидели такое, то потребовали бы немедленно повторить «эксперимент» в контролируемых условиях.
Я уже заканчивал писать ответ братьям Гурьевым, когда раздался резкий стук. Времени спрятать письмо не было. Амат, не дожидаясь приглашения, ввалился в комнату, с ходу швырнув на кровать связку потрёпанных учебников.
— Держи, по монстроведению, — бросил он, снимая мокрый от дождя плащ. — Петрович звереет, говорит, завтра очередной обход будет делать. И чтобы окно на ночь закрывали! — добавил он, кивнув в сторону нашего «нового приобретения».
Я невольно скривился, бросая взгляд на заменённое после обыска окно. Оно не открывалось и превратило комнату в душную каменную ловушку.
Пришлось магией земли проделывать в стене над шкафом десятисантиметровое отверстие. Слава стихиям, Петрович, с его вечными обходами, так и не заметил эту вентиляцию, аккуратно замаскированную стопкой учебников по магии.
— Спасибо, — пробормотал я, откладывая письмо. — Завтра с утра разберусь.
Амат лишь фыркнул и выскользнул обратно в коридор, оставив после себя лужу дождевой воды. Я дописал последние строки управляющим, запечатал конверт сургучной печатью и потянулся за книгами. Но мысли то ли от духоты, то ли от осознания, что Краснов явно что-то затевает, упрямо возвращались к тревожным новостям из письма.
Решил сменить обстановку и пойти в столовую, там было просторнее.
Я засиделся, разбирая конспекты по монстроведению, и вдруг заметил, что к столу кто-то подошёл. Подняв голову, увидел Сергея Качалова, стоящего с подносом в руках. Это было неожиданно: обычно он обедал со своими дружками.
— Место свободно? — спросил он, хотя вокруг хватало пустых столов.
Кивнул и отодвинул бумаги с края, чтобы тот сел. Сергей опустился на скамью напротив, его движения были странно скованными для человека, обычно излучающего уверенность.
Несколько минут он ел молча. Потом резко отодвинул тарелку.
— Пестов, ты же разбираешься в магической теории?
— В какой именно?
— Влияние лунных фаз на магию воды, — он произнёс это быстро, будто зачитывал с листа. — Нужно к завтрашнему дню. Эссе.
— Любопытная тема. Тебя интересует приливная магия или, может быть, изменение структуры заклинаний в разные фазы?
Сергей замер. Его пальцы сжали край стола.
— Эм… общие принципы.
— Понятно, — я склонил голову. — Какие источники ты уже посмотрел? «Лунные течения» мастера Элрика? Или, может, последние исследования академика Седых о водяных узлах?
Заметил, как у Сергея задёргался левый глаз.
— Не успел, — выпалил он. — Просто скажи, сможешь помочь или нет?
Я откинулся на спинку скамьи. Картина прояснилась. Качалов плавал в теории водной магии и отчаянно пытался это скрыть.
— Смогу, — наконец сказал я. — Но мне нужно знать требования. Нужен анализ конкретных заклинаний или обзор теорий?
Сергей нервно провёл рукой по коротко остриженным волосам.
— Не знаю. Сделай, как считаешь нужным.
Я наблюдал, как он изо всех сил старается сохранить обычную уверенную маску. Забавно. В зале для тренировок он двигался как хищник, а сейчас поплыл на элементарном теоретическом задании.