Он согласился, и мы вышли. Мама проводила нас взглядом, затем поспешно скрылась на кухне, словно боясь, что её снова застанут врасплох.
Мы с десяток метров шли молча.
— Так в чём дело, Анатолий Степанович? — наконец спросил я, стараясь говорить нейтрально.
Он вздохнул и остановился, глядя куда-то в сторону складов.
— Ваше заявление об отчислении… — начал мужчина, но я перебил.
— Вы же его уже подписали.
— Я его не подписал и не планирую этого делать.
— Почему?
Ректор повернулся ко мне, и в его глазах читалась странная смесь раздражения и… уважения?
— Потому что вы, Кирилл Пестов, — идиот.
Я почувствовал, как брови сами собой поползли вверх. В горле запершило от неожиданности: никто прежде не осмеливался называть меня так в лицо.
— Обычно так не начинают разговоры о восстановлении, — процедил я, стараясь сохранить спокойствие. — Или вы тут не за этим?
— Это не разговор о восстановлении! — возразил он.
Ректор хотел было достать свои карманные часы, но одёрнул себя. Мужчина скрестил руки, и его пальцы стали нервно постукивать по локтю.
— Это разговор о вашем будущем, молодой человек. О том, что вы готовы бросить всё ради семьи, но при этом не понимаете, что лучший способ их защитить — это закончить академию.
Открыл было рот, чтобы возразить, но ректор резко поднял руку, и слова застряли у меня в горле. Движения мужчины были отточенными, как у старого вояки: ни одного лишнего жеста.
— Я навёл справки о вас. Знаю, в каком положении род, семейный бизнес, — он сделал паузу, изучая мою реакцию.
— И что вы узнали? — спросил я.
— Пестов, — ректор наклонился вперёд, и ледяной взгляд буквально пронзил меня, — вы действительно думаете, что сможете противостоять Краснову с его вассалом Евдокимовым в одиночку? Без звания, без связей. А ведь ещё наседают кредиторы отца.
— Пока я вроде справляюсь, — сжал кулаки, вспоминая пленника в подвале. — И один из них у меня в плену.
Ректор неодобрительно покачал головой, и его борода дёрнулась.
— Вы безрассудны, Пестов. Возможно, в этом ваша сила. Но учтите: если бы не ваши друзья, вы были бы трупом, а охрана не отделалась бы такими малочисленными потерями.
Почувствовал, как по спине пробежали мурашки. В этих словах была горькая правда.
— Возможно, вы правы, — пожал плечами, стараясь выглядеть невозмутимым. — Но считаю, что справился бы и сам. Просто медленнее.
— Пестов, вы должны стать сильнее, — голос ректора внезапно смягчился. — А для этого нужны знания, которые даст академия. И люди, которые будут на вашей стороне.
— Вы знаете, что учудили ваши друзья на этой неделе? — неожиданно спросил он.
— Откуда? Я был тут, занимался текущими делами семьи и лаборатории.
— Они устроили молчаливый бунт, — в глазах ректора мелькнуло что-то похожее на уважение. — Началось с вашей группы. Через день вся академия отвечала только письменно, даже на практических занятиях. Ходили как тени, ни слова вслух.
Я представил эту картину: Сергей, обычно такой буйный, молча сидящий на лекции; Лиза, сжавшая губы; даже вечно болтливый Митя, хранящий молчание. Уголки губ сами собой потянулись вверх.
— И чего они этим хотели добиться?
— Чтобы я обратил внимание на вас, молодой человек, — ректор тяжело вздохнул. — И вернул на курс.
— Я всё равно переезжаю летом, — пробормотал в ответ.
— Ирина Владимировна уже рассказала о ваших планах, — он произнёс имя мамы с непривычной мягкостью. — Поймите, вы должны стать сильнее. Академия даст вам знания. И союзников.
Я молчал, обдумывая эти слова. Вспомнился разговор с Митей в «Старом дубе»: одногруппник тоже настаивал, что мне нужно доучиться.
А ещё эти идиоты, устроившие целую акцию протеста.
Чёрт, они действительно за меня переживали.
— Ваша мать… — ректор запнулся, и в его обычно твёрдом голосе впервые прозвучала неуверенность. — Она умная женщина. И… она верит в вас.
Я посмотрел на него, и вдруг всё стало ясно. По тому, как он произнёс до этого «Ирина Владимировна», по тому, как пальцы нервно постукивали по локтю.
— Похоже, вы приехали не только ради меня, — сказал я, и в голосе не было осуждения.
Он не ответил, но молчание говорило красноречивее любых слов. Впервые я увидел в этом суровом лице что-то человеческое.
— Ладно, — я вздохнул. — Допустим, я вернусь. Что дальше?
Ректор улыбнулся, наверное, впервые за весь разговор. Лицо мужчины сразу помолодело на десять лет.
— Дальше, Кирилл Павлович, вы будете учиться до конца курса. А в начале лета я устрою вам такую практику, — его глаза хищно блеснули, — что как минимум до второго уровня владения стихией вы доберётесь.
Мысли мгновенно пронеслись в голове: второй уровень меньше чем за полгода… Это решало многие проблемы. Да и друзья не зря старались.
— Договорились, — я кивнул, и в груди неожиданно стало легче.
— Можно зайду на чай? — ректор бросил взгляд в сторону дома, и в его глазах мелькнуло что-то тёплое.
Я рассмеялся, представляя, как этот грозный адмирал пьёт мамин крепчайший чай из её любимых фарфоровых чашек.
— Добро пожаловать, Анатолий Степанович. Только учтите: мама заваривает очень крепко.
— Я предупреждён, — он кивнул, и в уголках глаз собрались мелкие морщинки.
Взгляд мужчины скользнул к моему плечу, где всё это время сидел не шелохнувшись невидимый Мотя.
— Если твой питомец, — ректор слегка поджал губы, — будет вести себя тихо, я не возражаю против его присутствия в академии.
Я почувствовал, как шерсть Моти стала дыбом.
— Ирина Владимировна упоминала, что зверёк сильно скучает в твоё отсутствие. Она, кажется, искренне переживает за него.
В этот момент Мотя материализовался. Этот пушистый комочек дрожал от возбуждения. Я мысленно ахнул: вот она, магия высоких уровней! Даже под куполом невидимости начального уровня воздушной магии ректор своей водной без труда обнаружил тушканчика.
— Кажется, он согласен на ваши условия, — я ухмыльнулся, наблюдая, как Мотя принюхивался к Кирову.
Мы повернули обратно к дому. Шли, а у меня в голове была только одна мысль: академия, Краснов, дуэль.
Глава 6
Ненавижу лошадей и эти чёртовы повозки!
Вот уже понедельник, и я снова трясусь в этой ненавистной бричке. Ворочался на жёстком сиденье, пытаясь найти хоть какое-то удобное положение.
А ещё этот постоянный скрип колёс… Он не раздражал, он бесил! Хотя нет, больше всего меня нервировала скорость: это уму непостижимо, как медленно ехала карета.
— Чёртова повозка! — ругался я вслух, а Потап даже не оборачивался: видимо, уже привык к подобным возгласам.
Мысли невольно вернулись к моей красавице-машине. Сейчас она стояла в гараже, где над ней колдовал не только единственный в городе толковый технарь, но и Аркадий — водитель грузовика.
Парень, несмотря на свои девятнадцать, проявлял недюжинные способности к механике. Пусть учится, разбирается. Мне пригодятся преданные и талантливые люди, а их надо выращивать.
После многочисленных спусков и подъёмов бричка наконец разогналась, а я смог немного расслабиться и задуматься о возвращении в академию.
С одной стороны, у меня было жгучее желание остаться на производстве, где столько недоделанных проектов. Всего за несколько дней повторно запустил с Гурьевыми производство, наладил изготовление новых эликсиров. И мы уже начали разрабатывать новые, открыв доселе неизвестные свойства жал пустынных скорпионов при заморозке. А ведь сколько идей ещё ждали воплощения!
Но ректор был прав.
В академии я мог получить то, чего никогда не обрёл бы в одиночку: связи, поддержку, доступ к знаниям.
Мысль о библиотеке заставила сердце биться чаще. Старинное здание хранило в своих стенах бесценные фолианты, многие из которых я даже не встречал в центральной колонии «Точка». Особенно меня интересовали редкие трактаты по межстихийному взаимодействию магии.
Горькая усмешка сама собой появилась на губах. Если бы не проклятая ссылка, в которую отправили наш род триста лет назад, мог бы сейчас изучать сокровища Императорской библиотеки в Санкт-Петербурге! Но нет, Пестовым путь на «большую землю» заказан. Что ж, будем делать ставку на то, что имеем.
За последние дни я так увлёкся производственными делами, что совсем забыл о важном решении. Нужно дать больше свободы вассалам. Иван, Осип, Пётр, Евгений — все они доказали свою преданность и компетентность. Пусть сами решают текущие вопросы, а я сосредоточусь на стратегическом планировании. Эта мысль почему-то принесла облегчение.
Бричка резко свернула на повороте, и я ухватился взглядом за знакомые очертания: мы приближались к академии.
Сегодня предстояло не просто вернуться к учёбе, но и встретиться с теми, кто устроил молчаливый бунт в мою поддержку. Мысль о друзьях вызвала тёплую волну благодарности.
Но самой жгучей была мысль о несостоявшейся дуэли с Иваном Красновым. Она сорвалась из-за семейных дел, и этот подлец наверняка уже трубил о своей «победе». Пальцы сами сжались в кулаки.
Учебный поединок — не смертельная схватка, но возможность легально врезать гаду по зубам казалась слаще мёда.
Жаль, что убить его должен Амат.
Хотя кто знает, как повернётся судьба?
— Приехали, барин, — буркнул Потап, и повозка дёрнулась на месте.
Передо мной возвышались знакомые ворота академии. Я глубоко вздохнул, поправил воротник нового костюма и твёрдо ступил на вымощенную камнем дорожку.
Сначала к Петровичу за новой формой, а потом на занятия.
— Ну наконец-то, — раздался ленивый голос справа.
Митя прислонился к стене с обычной для него небрежной ухмылкой.
— Выглядишь как пёс, которого выгнали с кухни, — бросил он, отталкиваясь от стены.
— А ты как всегда: будто на всё плевать, — огрызнулся я, но уголки губ сами потянулись вверх.
Он фыркнул, доставая из-за спины смятый свёрток.