— Ничего страшного, Потап, — успокоил я слугу, но сам замер, увидев мамино лицо.
Мотя моментально бросился к ней, запрыгнул на плечо и принялся тереться мордочкой о щёку. Мама машинально почесала зверька за ушком, но по лицу было заметно, как сильно она обеспокоена.
— Мама, всё в порядке, — начал я, но женщина резко обняла меня, сжимая так сильно, что заныли незажившие ожоги. Вчера перед сном забыл принять эликсир и банально уснул, как только голова коснулась подушки.
— Ты не представляешь, — её голос дрожал, — я была на ужине у губернатора, когда примчался гонец. Пришлось улыбаться, поддерживать светские беседы, а внутри, — её пальцы впились в мои плечи, — я видела, как рушатся стены дома, слышала крики.
Мама отстранилась, её глаза блестели.
— Не заставляй меня так переживать снова.
— Обещаю, в следующий раз придумаю менее эффектный способ победы, — осторожно взял её руки.
Мама фыркнула сквозь слёзы.
— Как тебе вообще удалось победить мага восьмого уровня? — она изучающе посмотрела на меня.
— Знаешь, это было проще, чем захватить того, седьмого. Хотя, — я вздохнул, — если бы не друзья, вряд ли я справился бы. Они помогли подготовиться, поддержали в нужную минуту.
Мама внимательно смотрела на меня, её зелёные глаза опять были спокойны. Рядом стояла Тася.
— Кирилл, — мама положила руку мне на плечо, её пальцы слегка дрогнули, — когда ты возвращаешься на учёбу?
— Завтра, — ответил я. — Ректор дал нам день на отдых.
— Хорошо, — женщина кивнула, затем взгляд скользнул за мою спину, где у фонтана толпились друзья. — Они останутся на ночь?
— Я бы хотел.
Мама улыбнулась, оглядывая их.
— Представь мне тех, кто уже второй раз оказывается рядом в самый опасный момент.
Я повернулся и жестом подозвал ребят.
— Елизавета Андреевна Минская, — начал я, когда девушка подошла ближе, — мастер клинка.
Мама приподняла бровь, её взгляд оценивающе скользнул по стройной фигуре Лизы, её уверенной осанке.
— Редко встретишь девушку, добившуюся такого уровня в фехтовании в столь юном возрасте, — заметила женщина, и в её голосе звучало искреннее уважение.
— Елизавета маг воздуха, — добавил я.
Лиза сделала изящный книксен, её тёмные волосы слегка колыхнулись от движения.
— Очень приятно, Ирина Владимировна.
— Расскажи мне о своём отце, — попросила мама, и я заметил, как её глаза слегка сузились: она уже анализировала, оценивала.
— Я старшая дочь, — ответила Лиза, слегка покраснев. — Отец отправил меня в военное училище. Говорил, что у меня всегда были мальчишеские повадки.
Мама улыбнулась, и в её улыбке было что-то понимающее, материнское.
— Значит, он отправил тебя сюда, чтобы ты нашла достойного и сильного мужчину, будущего могущественного мага, — сказала женщина вежливо, но твёрдо. — Чтобы укрепить таким союзом свой род.
Лиза застенчиво пожала плечами, но в её глазах мелькнуло что-то неуловимое: то ли смущение, то ли согласие.
Я продолжил, представляя остальных:
— Сергей Качалов. Упрямый, как бык, но надёжный, как скала.
Сергей хмыкнул, скрестив руки, но кивнул маме в знак уважения.
— Митя Жданов. Хитер, как лис, и загадочен, как тёмная ночь.
Митя лишь усмехнулся, его тёмные глаза блеснули.
— А Амат Жимин сильный, как медведь.
Парень фыркнул.
Мама довольно кивнула.
— Хорошая компания, — сказала она. — Сильная.
— Вот только этот мне не нравится, — вдруг заявила Тася, указывая пальцем на Амата. — Он явно против тебя что-то замышляет, братишка.
На улице повисла неловкая тишина. Жимин застыл, его широкие плечи слегка напряглись, а глаза сузились, будто оценивая угрозу. Но затем он усмехнулся и развёл руками, стараясь казаться беззаботным.
— Ну вот, а я-то думал, что уже заслужил доверие, — проворчал он, но в голосе слышалась лёгкая дрожь.
Друзья улыбнулись, пытаясь разрядить обстановку. Сергей хлопнул Амата по плечу, а Лиза покачала головой, будто говорила: «Ну вот, опять ты всем не угодил».
Вечером в небольшой гостиной собрались все. Было довольно тесно и душновато, но магия творит чудеса. Два открытых настежь окна и воздушные потоки, ловко закрученные Лизой, обеспечили проветривание в комнате.
У стены стояло старое фортепьяно, его полированная поверхность отражала мягкий свет ламп. Первыми играли девочки семи и десяти лет — дочери Гурьевых. Их мелодии были простыми, но искренними, и все слушали, улыбаясь.
Потом за инструмент села Тася. Её пальцы легко скользили по клавишам, исполняя что-то лиричное, но техничное, явно не первый год обучения.
Но настоящим сюрпризом стала Елизавета. Когда она опустила руки на клавиши, я ожидал чего-то неуверенного, но вместо этого зазвучала красивая, хоть и несложная мелодия.
— Этому нужно учиться не один год, — пробормотал я, удивлённый.
— А ты думал, она только рапирой махать умеет? — усмехнулся стоящий рядом Сергей.
Наконец за фортепьяно села мама.
И я просто забыл, как дышать.
Она начала играть.
С первых же нот я погрузился в музыку так глубоко, что всё вокруг исчезло. Это была не просто мелодия, это была история.
Закрыл глаза и передо мной развернулся океан.
Парусник, маленький и хрупкий на фоне чёрных волн, вздымался на гребнях, чтобы в следующую секунду рухнуть вниз. Моряк-исследователь стоял у штурвала, его пальцы впились в дерево, а глаза искали в темноте хоть какой-то намёк на спасение.
Он думал о доме.
О жене, которая ждёт у окна, о детях, которые ещё не знают, что отец, возможно, не вернётся.
Музыка звучала тоской, отчаянием, но…
Потом что-то изменилось.
Ветер стих.
Ноты стали чище, выше. Будто сквозь тучи пробился первый луч солнца.
Моряк теперь понимал, что он выживет.
Он должен выжить.
И тогда мелодия зазвучала не с тоской, а с надеждой, такой яростной и непоколебимой.
Я открыл глаза.
В комнате стояла гробовая тишина.
Заметил, что у многих на глазах блестели слёзы. Даже у Ильича, который явно не раз смотрел смерти в лицо.
Потом раздался скрежет стульев.
Небольшое молчание.
И комната взорвалась овациями.
Аплодисменты гремели больше минуты.
Мама встала, слегка поклонилась, но глаза искали меня.
Подошёл и обнял её.
— Спасибо, — прошептал я.
Она лишь улыбнулась, но было понятно, что на сердце тяжело.
— Эта мелодия звучала у меня в душе весь вчерашний день, — мама тяжело вздохнула, отводя взгляд к окну, где уже сгущались вечерние тени. — Песня о надежде. Я так беспокоилась о тебе.
— Понимаю, мама, — тихо ответил я, сжимая тонкие пальцы женщины.
В голове всплывали образы: отец, собирающийся в ту последнюю экспедицию, его твёрдое рукопожатие, обещание вернуться и спасти меня и пустые месяцы ожидания после.
— Когда слушал музыку, думал об отце, — вырвалось у меня неожиданно для самого себя.
Мама резко всхлипнула, и я почувствовал, как её плечи задрожали. Не раздумывая, обнял женщину крепче, прижимая к себе, словно мог защитить от всех воспоминаний.
— Всё хорошо, мама, всё хорошо.
Когда гости разошлись, ко мне подкралась Тася.
— Ты дурак, — прошептала она, бросая сердитый взгляд. — Надо было бежать в Балтийск, а не строить из себя героя.
Я усмехнулся, глядя на её надутые щёки.
— А вот скажи, — начал я, присаживаясь на край дивана, — когда будешь выбирать себе мужа, каким он должен быть?
Тася задумалась, её пальцы начали теребить край платья.
— Сильным, — начала девушка нерешительно. — Чтобы мог защитить. И смелым, чтобы не боялся ничего. Умным, конечно. И чтобы добрым был, — добавила она уже шёпотом, покраснев.
— Вот видишь, — потянулся и потрепал сестру по беспорядочным кудрям. — А если бы я убежал, то не был бы смелым. Если бы не сражался — не был бы сильным.
— Но ты мог погибнуть! — выпалила Тася, и в голосе вдруг прозвучала детская обида.
— А ты мне будешь жену искать? — поспешил перевести тему в шутку. — Ведь девушкам как раз и нужны такие героические женихи, да?
Тася фыркнула, но уголки губ дрогнули.
— Дурак, — повторила сестра, но уже без злости.
Глава 10
Теперь по воскресеньям, в наш единственный выходной, ребята всё чаще находились у меня дома.
Их присутствие не мешало ни мне, ни маме с сестрой. Домашние, напротив, были только рады. Я же успевал и дела решать на производстве, и время с друзьями проводить.
У каждого из них были свои обстоятельства, из-за которых приходилось в выходные сидеть в академии. Но объединяло одно — отсутствие рядом семьи.
Лиза изредка получала письма от родни, живущей где-то под Псковом.
Сергей как-то обмолвился, что у него есть земли в соседней колонии, но туда он не собирался, пока не добьётся успехов на службе.
Митя, как всегда, оставался загадкой. Если верить редким оброненным фразам, его семья была откуда-то с «большой земли», но кроме этого он ничего не рассказывал.
А вот у Амата родные были ближе. Его мать и сёстры жили в центральной колонии «Точка», братья поступили в военно-морское училище в Петербурге, а отец командовал разведывательной флотилией где-то на фронтире водного сектора и примерно раз в год на месяц или два появлялся в Балтийске.
Так что для всех троих мой дом стал местом, где можно было хотя бы на день забыть об учёбе и почувствовать себя в семье. А мне это было только в радость.
Если бы не одна проблема.
Моя сестра Тася терпеть не могла Амата.
И он платил ей той же монетой.
Амату было восемнадцать, хотя если учесть его прошлую жизнь, так вообще за триста, ей — пятнадцать, и они вели себя как два раздражённых кота, которых посадили в одну корзину.
— Эй, малявка, — подкалывал парень, проходя мимо. — Опять куклу свою наряжаешь?
Тася в ответ злилась, а когда он поворачивался спиной, показывала язык.
В прошлое воскресенье Тася едва не перешла черту, по крайне мере, я бы за такое на неё точно наорал.