Дверь открылась. Первой показалась Тася, она была бледная, с заплаканными глазами, но, увидев меня, лицо озарилось радостью.
— Кирилл!
Следом вышла мама. Она лишь молча кивнула нашим вассалам.
Я обнял обеих, чувствуя, как мамины руки впились в мою спину, будто боясь, что я опять оставлю их.
— Всё хорошо, — прошептал я ей в волосы. — Всё кончено. Выходим.
Когда мы выбрались на улицу, первое, что бросилось в глаза, это дым. Чёрный, едкий, поднимающийся к небу.
Дом.
Наш дом.
Каменные стены ещё стояли, но внутри бушевал огонь. Деревянные перекрытия трещали, как кости под ножом мясника, а из окон вырывались языки пламени, лизавшие почерневшие рамы.
— Боже… — прошептала мама, и в её голосе было столько боли, что я не выдержал и сжал её руку.
В этот момент что-то изменилось.
Воздух наполнился влагой, тяжёлой, как предгрозовой туман. Я стал озираться и увидел недалеко от парадной лестницы дома высокую фигуру в мундире с широкой бородой-лопатой. Это был ректор академии Анатолий Степанович Киров. Он поднял руки вверх, от них к небу тянулись тонкие синие нити, мерцающие в темноте.
Дом зашипел.
Вода хлынула со всех сторон, её потоки не просто охлаждали огонь — они создавали гидравлический пресс, вытесняя кислород и сжимая пламя, пока оно не задыхалось в этой влажной ловушке. Камни трещали, пар поднимался клубами, смешиваясь с дымом, и на секунду весь дом исчез в белой пелене.
А когда пар рассеялся…
Дом стоял. Но теперь это была чёрная мокрая глыба. Окна — пустые глазницы, стены покрыты сажей и трещинами. Потом с глухим стоном одна из стен осела, превратившись в груду обломков.
Мама ахнула, прикрыв рот рукой. Тася прижалась к ней.
— Ничего, — сказал я тихо, но так, чтобы обе услышали. Голос не дрогнул, хотя внутри всё горело. — Я построю новый. Лучше прежнего.
Мама посмотрела на меня, в глазах были слёзы, но она улыбалась.
— С садом?
— Конечно, — я кивнул. — Большим. С теми розами, что ты любишь. И фонтаном.
— А мне можно беседку? — встряла Тася, цепляясь за мою руку.
— Можно всё, — я потрепал её по голове. — Всё, что захотите.
Но даже сквозь это тепло, сквозь улыбки мамы и Таси я видел тень. Ту самую, что стояла у входа в господский дом: высокую, неподвижную, как каменный истукан.
Киров.
Я медленно отпустил Тасю, кивнул слугам, чтобы те оставались с мамой и сестрой, и махнул рукой друзьям.
— Пойдёмте.
Амат тут же перехватил мой взгляд и без слов пошёл следом. Митя лениво засунул пистоли за пояс, а Сергей и Лиза шли плечом к плечу, готовые ко всему.
Ректор стоял у развалин кареты и рассматривал обломки. Понятное дело, что Иван Краснов уже скрылся, наверное, убежал, когда я бросился на помощь родным. Ну ничего, я его ещё достану.
Я подошёл, лицо Кирова оставалось холодным, но в глазах читалось что-то новое. Неуверенность?
— Анатолий Степанович, — я остановился в шаге от мужчины, скрестив руки. — Что вы тут делаете? Разве это по уставу? Разве вы не должны служить империи, а не бродить по разгромленным усадьбам?
Его брови дёрнулись.
— Пестов, вы забываетесь.
— О нет! — усмехнулся в ответ. — Я прекрасно помню наш последний разговор. «Вы курсант. Ваше дело — служить империи. Личные дела подождут».
Киров стиснул челюсть.
— Вы бросили академию.
— А вы бросили бы семью? — я наклонился чуть ближе. — Или, может, вам всё равно, что творится за стенами вашей священной службы?
Тишина.
Амат замер. Митя едва сдерживал смешок. Сергей смотрел на Кирова с холодным любопытством, а Лиза… Лиза просто улыбалась, будто наблюдала за особенно удачным спектаклем.
Ректор на секунду закрыл глаза, будто собираясь с мыслями, а потом…
— Вы правы.
Я моргнул.
— Что?
— Я ошибся, — он выдохнул, и голос впервые за всё время зазвучал устало. — Я думал, что дисциплина важнее всего. Но сегодня понял: иногда строгое её соблюдение лишь открывает дорогу настоящему хаосу.
Он кивнул в сторону трупа секретаря, валявшегося под обломками кареты.
— Он был подкуплен.
— Как и половина полиции, — добавил я, заметив приближающегося полицмейстера с золотыми нашивками на мундире. Тот остановился в нескольких шагах, нервно теребя белые перчатки.
Окинул его ледяным взглядом.
— Интересно, господин полицмейстер, как вам удаётся так ловко переобуваться? То вы стоите на страже, пока банда князя Евдокимова грабит моё производство, — я сделал паузу, вспоминая тех самых стражей порядка в лесу, что «не замечали» нападения, — а теперь вдруг озаботились охраной правопорядка? Уж не потому ли, что княжеское золото закончилось?
Полицмейстер побледнел. Его пальцы ещё сильнее сжали перчатки.
— Это… недоразумение… Мы действовали по указаниям свыше.
Киров тяжело вздохнул и кивнул, словно подтверждая мои слова.
— Империя гниёт изнутри. И если такие, как вы, не будут её защищать… — Киров запнулся, когда его взгляд скользнул по моим друзьям.
Услышал, как Митя что-то фыркнул.
Анатолий Степанович откашлялся.
Внезапно я почувствовал, как ярость уходит, оставляя после себя пустоту и странную усталость. Ладони дрожали, адреналин ещё до конца не выветрился из крови.
Что я делаю?
Это же не Киров разорял моё имение. Не он отдавал приказы дружинникам. Да, меня заперли в том проклятом колодце, но он ли отдал приказ?
Почувствовал боль в висках, попытался собраться. Отходняк. Обычный отходняк после боя. Гормоны шалят, мысли путаются.
Надо взять себя в руки.
Я должен себя вести рационально.
— Спасибо, — вырвалось у меня неожиданно даже для самого себя.
Киров поднял бровь:
— За что?
— За то, что пришли. И… за хороший урок.
Тишина повисла между нами, тяжёлая, но уже без прежней вражды.
Ректор долго смотрел мне в глаза. Наконец, кивнул.
— Заберите его, — мужчина показал на тело секретаря охранникам, прибывшим с ним, а затем махнул рукой в сторону разбитой кареты, — и вот эту… академическую собственность тоже.
Я уже собирался уйти, когда взгляд упал на машину. Бедная красавица выглядела так, будто пережила нашествие великанов: вмятины, опять нет стёкл и фар, передок весь покорёжило от удара о карету. Похоже, после сегодняшнего подвига ей потребуется очередной длительный ремонт.
— Ну что, — вздохнул я, поглаживая помятый борт, — кажется, нам с тобой снова не повезло.
Где-то в глубине души теплилась надежда, что хотя бы двигатель уцелел.
Я тяжело вздохнул и пошёл к Осипу, который уже махал рукой, явно желая что-то сказать.
— Ну что? — я подошёл ближе, чувствуя как подошвы сапог прилипают к закопчённой земле.
Осип беспокойно заёрзал на месте, желая скорее поделиться новостями.
— Кирилл, я ещё там, у лаборатории, хотел сказать… — как-то уж больно медленно начал говорить он.
— Ну что? Не томи! — я не выдержал, голос прозвучал резче, чем планировал. В висках пульсировало, а в глазах все ещё стояла картина, где мама пронзила рапирой монстра, как две капли воды похожего на сестру.
Осип выпрямился, словно солдат на докладе.
— До нападения Евдокимова я успел почти все запасы концентрата перенести в подземные склады под производством. Так что потерь у нас не так много, как кажется. Через два-три дня сможем запустить основные циклы.
Я замер. Два-три дня. Это было… неожиданно хорошо. Но…
— Да, запустим, — пробормотал я, мысленно прикидывая потери. — Но синтезы катализаторов, которые шли неделями, теперь придётся начинать заново. Выпуск продукции затянется на месяц, а то и два.
Осип вдруг качнул головой, и на его лице расплылась хитрая, довольная ухмылка.
— А вот и нет. Когда вы нам письмо о нападении отправили, я треть всех синтезов перевёл из лаборатории в гараж. Тот, где раньше ваша машина стояла. Там всё цело. Уже через неделю сможем выдавать продукцию. Правда… — он сокрушённо развёл руками, — только треть от прежних объёмов.
В глазах у меня потемнело. Я вцепился Осипу в плечи, тряся так, что его зубы клацнули.
— Ты… Ты гений! Настоящий чёртов гений! — пальцы крепко вцепились в его одежду, но Гурьев только смеялся, не пытаясь вырваться.
Отпустив его, я выдохнул и впервые за эту ночь почувствовал, что земля под ногами перестала быть зыбкой.
— А что с редкими ингредиентами? Теми, что привёз Павлов.
— С ними всё в порядке, — Осип вытер ладонью пот со лба. — Мы их защищали в первую очередь, вместе со складом готовой продукции. Там почти ничего не тронули.
Я закрыл глаза. Губы сами растянулись в улыбке — широкой, почти безумной.
— Значит, не так всё плохо, — прошептал я.
Пора было проучить всех, кто участвовал в нападении на производство и мой дом, но сначала надо решить, где теперь жить с семьёй.
Посмотрел вперёд. На горизонте уже начало подниматься солнце. Впереди новый день, полный хлопот и забот. Но теперь я твёрдо знал: род Пестовых не просто выжил. Род Пестовых начинал готовиться к войне!
Глава 2
Я стоял среди развалин родового дома, чувствуя как первые лучи солнца касаются обгоревшего рукава.
— Спасибо, — обратился я к друзьям. Голос звучал хрипло, будто я надышался дымом. — Без вас…
Митя, как всегда, не дал настроению упасть. Его неожиданный удар по плечу чуть не сбил с ног.
— Да ладно тебе, — ухмылка одногруппника была усталой, но глаза по-прежнему сверкали азартом. — Ты бы и сам справился. Просто медленнее.
Я хотел ответить шуткой, но внезапно ком встал в горле.
Они рисковали жизнями.
Лиза могла погибнуть, когда отвлекала бандитов Евдокимова.
Сергей едва увернулся от того огненного шара.
А Амат… я видел, как его отбросило взрывом, но он снова встал, будто неубиваемый.
Лиза внезапно шагнула вперёд, её пальцы дрожали, сжимая эфес сабли.
— Ты уверен, что справишься один? Мы можем остаться, — голос её предательски дрогнул. — Хотя бы помочь разобрать завалы.