Наступила чёрная и душная ночь. Я снова скрючился на своём клочке грязи, пытаясь найти положение, где меньше ломило спину. Отчаяние и ярость боролись внутри с леденящим расчётом Волынского. «Временно отстранён по медицинским показаниям»… Ловко. Очень ловко.
И вдруг… лёгкий шорох сверху.
Едва уловимый.
Я замер, прислушиваясь. Не охранник. Не крыса. Что-то… знакомое. Воздух над решёткой чуть дрогнул, словно от жара.
Тук.
Маленькое, тёплое и невероятно пушистое тельце шлёпнулось мне прямо на согнутую в колене ногу, а потом в одно мгновение взобралось по рукаву сюртука и устроилось на моём плече, уткнувшись холодным носом в шею. Знакомое довольное урчание заполнило всё пространство вокруг.
— Мотя… — выдохнул я, едва сдерживая смех облегчения и безумной радости.
Серебристая шёрстка была прохладной от ночного воздуха, а сам он целым и невредимым. Вернулся. Снова ко мне. Мой союзник.
Глава 14
Бронепоезд «Стриж». Сутками ранее. Ночь.
Капитан Сергей Иванович Рыбаков дремал в своей узкой каюте, убаюканный привычным утробным гулом механизмов «Стрижа», когда в дверь врезался запыхавшийся вахтенный офицер. Лицо мичмана было белее белого.
— Капитан! На мостик! Мотя… он неистовствует! Он с ума сошёл!
Рыбаков вскочил с койки как ошпаренный, мгновенно прогнав остатки сна.
«Тревога» и этот неугомонный зверёк Пестова, кого он заметил?
Или, может, что-то случилось с бароном, ведь он вроде брал Мотю с собой.
Мужчина на ходу натянул сюртук, не застёгивая, и выскочил в коридор. И тут ударил звук — нечеловеческий, пронзительный, сливавшийся в сплошной истеричный стрёкот.
Да, это было похлеще любого сигнала тревоги, удивительно, что капитан его не услышал.
Рыбаков видел, как зверёк стрекотал вчера днём, сообщая о диверсанте. Но тогда он не звучал с такой безумной силой и отчаянием. Как будто маленький часовой бил в набат, предупреждая о конце света.
На мостике царил хаос, озарённый тусклым светом дежурных ламп.
Серебристый комок носился как угорелый по приборам, картам, переговорным трубам. Он бился о штурвал, царапал лапками бронированное стекло, подпрыгивал к кнопкам аварийной сигнализации, отчаянно тыча в них мордой, и всё это сопровождалось неумолкающим вибрирующим визгом, леденящим душу.
Огромные уши Моти были прижаты к голове, чёрные глазки-бусинки бешено метались, полные животного ужаса.
Увидев капитана, зверёк взвизгнул ещё громче, запрыгнул ему на плечо и тут же спрыгнул, рванув к носовому стеклу. Там он встал на задние лапы и яростно забарабанил передними по броне, указывая в черноту за бортом, на тёмный склон, за которым тянулся Новоархангельский кряж.
— Что за чертовщина⁈ — рявкнул Рыбаков, пытаясь перекричать оглушительный визг зверька. — Успокоить его! Немедленно!
Но успокоить Мотю было невозможно. Он не реагировал ни на печенье, ни на пряники.
Питомец был вне себя, одержим одной мыслью — предупредить.
В дверь втиснулся Виталий Кучумов. За ним, сонно протирая очки, показался архитектор Сергей Петрович Бадаев.
— Капитан, что происходит? — спросил Кучумов, его взгляд прилип к мечущемуся тушканчику. — Он же был с бароном… Где Кирилл Павлович?
— Зверь с цепи сорвался! — отмахнулся Рыбаков, отчаянно пытаясь понять причину паники Моти. Его собственные мысли тоже метались: где барон? Что случилось в штабе? Но крик зверька был здесь и сейчас, осязаемо смертельным. — Что с ним?
Бадаев прищурился:
— Не знаю, капитан, что с ним сейчас. Но слышал рассказы от отца и старшего брата об этом тушканчике. Они говорили, что Мотя не просто любимец барона. Умный. Непостижимо умный. И чутьё у него феноменальное. Как у лучшей ищейки, помноженное на магическое предвидение. Думаю, он не просто предупреждает. Он вопит о смерти.
Рыбаков посмотрел на Мотю, потом на чёрный склон за стеклом. Тишина. Слишком глубокая. Ни привычного стрёкота ночных насекомых, ни писка мелких горных тварей, ни даже шелеста ветра в редких кустах. Как будто сама природа притихла перед решающим боем.
— Уверен? — хмуро спросил капитан.
— Уверен, — твёрдо сказал архитектор Бадаев.
Рыбаков ещё раз взглянул на зверька, потом на гору. Откинул защитный кожух и нажал на кнопку тревоги.
— БОЕВАЯ ТРЕВОГА! ВСЕ ПО МЕСТАМ! Воздух и земля, сектор четыре! Дозор, на вышку, осветить склон! Орудия к бою! Маги к амбразурам!
Резкие гудки прорезали ночь.
На палубе засуетились фигуры. Через десяток секунд прожекторы рванули в темноту, ползая лучами по камням.
И тут склон зашевелился.
Не просто осыпались камни. Огромный участок земли, метров тридцать в диаметре, вздыбился как кипящая каша. Грунт пошёл волнами, деревья с корнем вывернуло и швырнуло вниз. И из этого ада с оглушительным низким рёвом, сотрясавшим стальные листы бронепоезда, вылезло чудовище.
Гигантский червеобразный монстр. Каменная броня слиплась с грунтом. Пасть — сплошь кристальные зубы размером с тесак. Мощные лапы-буры. Землерыт. Он шёл прямо на «Стриж», и земля дрожала под тяжестью.
— Цель — землерыт! Носовые орудия, фугасные, ЖЁЛТЫЕ макры! — хриплым голосом скомандовал Рыбаков в переговорную трубу артиллерийского поста.
Жёлтый макр давал усиление земляной магии, разрыхлял, ослаблял броню и мог вызвать оползень под монстром.
— Первый залп — по ногам! Сорвать ему ход! Скорострелки — огонь по мелочи! Не подпустить!
Из недр развороченного склона, из-за спины чудовища уже высыпали, как тараканы из печки, десятки юрких тварей: каменные крабы размером с барана, покрытые острыми осколками сланца; шипастые скорпионы с хвостами, капающими едкой слизью; прыгучие костлявые прыгунцы с когтями-серпами.
Они катились, бежали и прыгали к поезду, цепляясь за скалы, глаза тварей светились хищным зелёным блеском в лучах прожекторов.
Начался ад.
Носовые двенадцатифунтовки: ГРОХОТ, оглушающий даже сквозь броню рубки!
Первый выстрел, и жёлтый шар магии земли рванул прямо под передними лапами-бурами землерыта. Почва вздыбилась, превратившись в зыбучий песок.
Чудовище громко заскрежетало, его буры завязли, движение замедлилось.
Второй залп — в ход пошли красные макры, огненный шар величиной с бочку ударил в основание кристаллической пасти.
Каменная броня почернела и с треском лопнула, обнажив розовую обожжённую плоть. Монстр взревел, звук был похож на скрежет гигантских жерновов, смешанный с яростью раненого зверя.
Третий залп, и снова жёлтым, в грунт перед монстром, усиливая ловушку.
Бортовые скорострелки: затворы щёлкали как бешеные, создавая непрерывную дробь.
Шестифунтовые снаряды: синие, замораживающие, и белые, создающие воздушную ударную волну. Они косили наступающих мелких тварей.
Ледяные осколки сковывали крабов, покрывая их инеем и ломая хитиновые лапы; ударные волны сметали в пропасть скорпионов и прыгунов.
Гул от выстрелов и взрывов стоял невообразимый, сливаясь в сплошной рокот.
Маги у бойниц: вспышки пламени вырывались из амбразур, выжигая целые группы тварей; ледяные иглы длиной с полметра прошивали хитин и плоть; сгустки сжатого воздуха, невидимые и смертоносные, с хлопком разрывали чудищ на части; а перед рельсами образовался зыбучий песок, втягивающий и задерживающий тварей.
Маги работали слаженно, перекрывая сектора и создавая зоны смерти перед бортами. Воздух звенел от магии, свиста осколков камня и предсмертных визгов монстров.
Землерыт, оглушённый и обожжённый, но не остановленный, добрался до полотна железнодорожного пути спереди. Его гигантский хвост, увенчанный массивным кристаллическим набалдашником, похожим на кирку титана, взметнулся вверх и обрушился на рельсы перед «Стрижом»!
Сталь скрипела, гнулась, шпалы разлетались щепками.
Поезд качнулся как корабль на волне.
Рыбаков едва удержался на ногах.
— Кормовые орудия! Заряд МАКСИМУМ, КРАСНЫЙ! По хвосту! — заорал он.
Бой кипел в предрассветных сумерках, окрашивая склоны багровым светом взрывов, холодным сиянием льда и призрачными всполохами магии.
Землерыт получил в морду ещё один огненный шар из носовых орудий и мощный ледяной удар в основание хвоста от магов воды. Лёд с хрустом обволок кристаллический набалдашник.
Монстр, истекая кровью и какой-то жёлтой жижей, попятился. Он пытался уползти в свою развороченную нору.
— Не дать уйти! — крикнул Рыбаков. — Носовые, жёлтый снаряд в скалу над норой! Обрушить вход!
Жёлтый шар врезался в свод. Скала рухнула глыбами. Землерыт начал вгрызаться в породу, чтобы вернуться в свою нору. Хвост и часть спины торчали снаружи.
— Кормовые, красные по спине! ДОБИВАЙТЕ!
Два огненных шара врезались в незащищённую спину монстра. Глухой хлопок. Шипение плавящейся плоти. Землерыт дёрнулся в последней судороге и затих. Его хвост рухнул на рельсы.
Потом была ещё зачистка периметра от мелких тварей и добивание подранков.
Рассвет застал «Стрижа» стоящим на уцелевших рельсах, сзади был мост, не пострадавший во время ночной битвы.
Вокруг дым, гарь, груды трупов тварей. Нора завалена камнями. Броня поезда исцарапана, в копоти и липкой слизи.
Потери минимальны, и всё благодаря Моте.
Рыбаков стоял на мостике с кружкой обжигающего чая в руке.
Усталость давила, но радость от победы была сильнее.
Бригады Лунева и Марсова расчищали завалы и укладывали новые рельсы на месте разрушенных.
Солдаты вместе с офицерами начали потрошить поверженных тварей, доставая из них магические кристаллы.
Над большой тушей землерыта трудились сразу десять магов земли. Работа была тяжёлой и мерзкой, пришлось откапывать монстра из-под камней.
Но усилия окупились. Когда отделили голову от позвоночника твари, в специальной полости, словно ядро в орехе, лежал кристалл. Гигантский макр тёплого медово-жёлтого цвета. Его грани, даже покрытые слизью и кровью, ловили солнечный свет и отбрасывали золотистые блики.