Хозяин антимагии 4 — страница 32 из 44

Рядом уже формировалась и первая группа гонцов: подтянутые, решительные офицеры с портфелями, набитыми донесениями для Императора и других важных персон империи, которые могли здесь помочь.

Госпитальный шатёр внутри пах травами, йодом и целебными эликсирами.

Под низким брезентовым сводом царил полумрак, разорванный пятнами света от магических ламп и светляков. Стоны раненых, сдержанные команды медиков, лязг инструментов — это была адская симфония.

Окликнул первого попавшегося фельдшера, перевязывающего окровавленную руку солдата:

— Где найти Ольгу? Целительницу. Ту, что зверей лечит…

Мужчина, не отрываясь от бинта, мотнул головой вглубь шатра, к дальнему углу, загороженному грубыми ширмами.

— «Крысиного доктора»?

Я кивнул.

— Тогда в «зверинце» ищи.

Ринулся туда, обходя носилки и перевязочные столы.

За ширмами был импровизированный уголок.

На грубо сколоченном столе — клетки с ранеными почтовыми голубями, перевязочный материал, склянки с мутными жидкостями.

И она. Черноволосая, в поношенном офицерском мундире медицинской службы, поверх которого — клеёнчатый фартук, забрызганный тёмными пятнами.

В руках девушка удерживала крупную серую крысу, аккуратно накладывая на её лапку миниатюрную шину из щепки и тряпицы.

Лицо…

Я замер.

Черты утонченные, как у Софьи, тот же разрез глаз, форма губ. Но всё иное. Волосы стянуты в беспорядочный пучок, прядь выбилась и прилипла ко лбу. Глаза — не холодные серо-голубые озёра, как у княжны Потоцкой, а изумрудные, горящие сосредоточенным огнём. В них читалась не надменность, а упрямая решимость и… глубокая усталость. Девушка что-то бормотала крысе, голос низкий, резковатый.

— Ольга? — произнёс я тише, чем планировал.

Она вздрогнула, оторвалась от крысы.

Взгляд целительницы скользнул по мне с ног до головы, составляя картину: опалённые волосы, рваный грязный сюртук, сажа, кровь на руках, дикая усталость в глазах. И главное — свёрток из рубахи на груди.

В зелёных глазах мелькнуло раздражение, почти презрение. «Ещё один грязный солдафон с глупой просьбой», — прочитал я.

— Кто спрашивает? — отрезала девушка, кладя крысу в небольшую корзинку с соломой. Голос резкий, даже раздражённый.

Решил проверить свою догадку. Уж больно разительным было сходство.

— Ольга Фёдоровна Потоцкая? — спросил я прямо, глядя ей в глаза.

Целительница нахмурилась, словно услышала что-то неприятное, и сжала губы.

— Да, это я. Что вы хотите? — повторила девушка, вытирая руки о фартук. — Если это шутка про «крысиного доктора» или нужно полечить блоху у вашего пса — идите лесом. Места нет, времени нет, и терпения тем более.

Не стал спорить.

Просто осторожно развернул свёрток, положив рядом с корзинкой крысы.

Освободил Мотю.

Маленькое беззащитное тельце. Опалённая серебристая шёрстка. Ужасная рваная рана на боку, прикрытая коркой чёрной запёкшейся крови и грязи. Его дыхание было поверхностным, еле заметным.

Но что поразило меня, края раны под коркой уже не выглядели воспалёнными. Это была бледно-розовая ткань, словно пытающаяся срастись.

Невероятная регенерация. Или… остаточный эффект собственной магии?

— Вот, — тихо сказал я. — Не крыса. Тушканчик. И он умирает. Мне сказали, вы… единственный шанс.

Ольга замерла. Весь напускной скепсис, усталость, раздражение вмиг испарились, словно и не было.

Глаза девушки расширились, в них вспыхнул чистый, неистовый профессиональный интерес, смешанный с тревогой. Она резко шагнула к столу, без церемоний отодвигая меня локтём.

— Боже правый… Почему ты сразу не сказал⁈ — вырвалось у целительницы, но вопрос был риторическим.

Её руки уже начали двигаться быстрее, точнее. Ольга ощупала Мотю, провела пальцем возле раны, прислушалась к слабому писку.

— Воды! Чистой! И спирт, вот там, на полке! Быстро! — она бросила команду, не глядя на меня, всё внимание было поглощено зверьком.

Кинулся помогать, наливая воду в таз, отыскивая склянку с едким спиртом. Возвращаясь, видел, как её пальцы, тонкие и умелые, уже работали над раной, очищая от грязи с невероятной нежностью.

Она что-то бормотала, но теперь это были не ругательства, а поток успокаивающих слов, обращённых к Моте.

— Тихо, малыш, тихо… Глупышка, как же это? Держись, солнышко, сейчас я помогу.

И тут началось чудо.

Не так, как у боевых магов, ослепительно и разрушительно. Руки девушки окутало мягкое тёплое сияние. Не ярко-белое, как у светляков Белова, и не холодно-голубое как у лекарей для людей.

Оно было… живым. Золотисто-зелёным, как молодые листья под солнцем. Магия струилась из ладоней, обволакивая Мотю, проникая в рану. И под этим светом плоть буквально оживала. Мелкие сосуды смыкались, края раны подтягивались друг к другу, новая розовая ткань нарастала с невероятной, но спокойной скоростью.

Я, химик, видевший тысячи реакций, завороженно наблюдал за биологическим синтезом, ускоренным в сотни раз этой невероятной магией.

Ферменты? Клеточная регуляция? Или нечто принципиально иное, не укладывающееся в мои формулы?

— Он живой, — прошептала Ольга, и в голосе впервые прозвучала не профессиональная констатация, а облегчение, почти нежность. — Сильный, очень сильный зверёк. Это… твой фамильяр?

Вопрос застал врасплох. Фамильяр? Термин из старых фолиантов по магии, которые я пролистывал скорее из любопытства.

Магический компаньон, привязанный глубже, чем просто питомец.

Духовный посредник? Усилитель? Я никогда не думал о Моте в таких терминах. Он был… Мотей. Назойливый, прожорливый, невероятно умный, спасающий мне жизнь в критический момент зверёк. Друг.

— Не знаю, — честно ответил я, глядя, как под руками девушки рана окончательно закрывается, оставляя лишь розовый шрам. — Он… просто Мотя. И сегодня спас мне жизнь.

Ольга кивнула, не удивляясь. Пальцы теперь гладили отросшую на месте ожога новую серебристую шёрстку. Мотя слабо пискнул и уткнулся носом в её ладонь. Сердце сжалось от незнакомого чувства. Ревность? Благодарность?

— Готово, — выдохнула целительница, откидывая со лба выбившуюся прядь. Сияние вокруг рук угасло. Девушка выглядела уставшей, но довольной. — Кризис миновал. Но он истощен. Магия, боль, стресс… Моте нужен покой. Много покоя. И правильный уход.

Я автоматически потянулся забрать друга. Но Ольга резко прикрыла его ладонью, как птенца.

— Куда?

— Я… заберу его. Мне нужно к бронепоезду. Срочно.

— Нет, — голос снова стал жёстким, как вначале. Зелёные глаза сверкнули. — Если сейчас его трясти в дороге, таскать по полям сражений — все мои труды насмарку. Мотя может впасть в кому или умереть от истощения. Оставь его здесь.

— Но… — во мне боролись долг и привязанность. «Стриж», Волынский, Рыбаков, Кучумов — они там, в неизвестности. И здесь… — Вы не понимаете! Там мой поезд, мои люди! Их мог…

— Но что? — Ольга перебила, вставая во весь рост. Она была ниже Софьи, но в этот момент казалась не менее внушительной. Её взгляд уперся в мой. — Не доверяешь? Думаешь, я, как моя благородная сестрица, только и жду, чтобы твоему зверьку кости переломать? — в голосе прозвучала горькая усмешка.

Вопрос повис в воздухе. Да, мысль мелькнула. Потоцкие. Сестра Софья — загадка и потенциальная угроза. Почему Ольга должна быть иной?

— Софья Потоцкая — ваша сестра? — спросил я прямо, глядя в глаза девушки и пытаясь уловить ложь.

Она не отвела взгляда. Лицо исказила гримаса отвращения и… боли?

— Ясно, — Ольга сжала губы. — Вы очередной придворный шут, влюбленный в её холодное совершенство? Или шпион, присланный проверить «неблагонадёжную» сестру? Убирайтесь. Вон!

Девушка сделала шаг ко мне, явно намереваясь вытолкать.

Я не отступил.

Мотя слабо пискнул в руках Потоцкой, пошевелил ухом, словно протестуя против ссоры.

— Нет, — сказал твёрдо. — Я не её ухажер. И тем более не шпион, следящий за вами. Я Кирилл Пестов. Фабрикант с «жестяной банкой» на рельсах. А с вашей сестрой… у нас сложные отношения. Но вы… — я махнул рукой в сторону Моти. — Вы только что сделали то, что не смог бы ни один маг в этом лагере. Вы спасли его. И вы… просто очень похожи. Внешне. Но совсем разные. Здесь, — я ткнул пальцем себе в грудь, туда, где сердце.

Ольга замерла, изучая моё лицо. Гнев в глазах поутих, сменившись настороженным любопытством.

— Ладно, — наконец капитулировал я перед очевидным ради Моти. — Он остаётся. Но я вернусь, как только разберусь с… бронепоездными делами.

— Как знаешь, — буркнула девушка, уже отворачиваясь к столу, где бережно устраивала Мотю в чистой корзинке с мягкой тряпицей. Она склонилась над ним, закрывая спиной, словно ограждая от мира. И от меня.

— Спасибо вам, Ольга Фёдоровна, — сказал я искренне. — Огромное спасибо.

Она не обернулась, не ответила. Лишь плечи чуть вздрогнули.

Развернулся и вышел из шатра в серый свет наступающего дня.

Воздух пах дымом и свободой. Но на душе было тяжело.

Белов погиб.

Мотя остался у незнакомки с лицом врага.

«Стриж» был где-то там, в руках потенциального предателя Волынского.

Но, шагая к месту, где должны ждать платформа и Чернов, я поймал себя на странной мысли.

Встреча с Ольгой Потоцкой не была случайностью. Она ощущалась как… необходимая.

Как когда-то встреча с Кучумовым, чья фанатичная преданность стала опорой.

Как появление Рыбакова — человека долга и чести в хаосе этого мира.

Даже Чернов, этот тёмный и опасный инструмент Белова, его присутствие рядом щекотало нервы, но казалось логичным звеном в цепи.

И вот теперь она — «крысиный доктор» с руками, творящими чудеса, и сердцем, полным горечи.

Почему? Не знаю.

Но внутренний голос, та самая интуиция, что не раз выручала меня и в прошлой жизни, и в этой, настойчиво шептал: держи Ольгу близко. Она понадобится.

В отличие от Софьи, чьё холодное совершенство и двойная игра вызывали лишь раздражение и желание держать на дистанции, Ольга… Ольга была другой.