Горн смотрел на меня с пониманием, стоя чуть в стороне, а вот Коля не скрывал скептического отношения к происходящему.
— Совсем ты там спятил, на этом своем Ямале! — проворчал мой ученик. — С деревьями разговариваешь! Мы что, просто так не могли елок напилить?
— Могли, Колян. Но тогда чум плохой получится, неуютный… И вообще, к этому дубу нас с братом еще малышами папа приводил. Папа говорил, что зовут его Дуб Иванович, что он самый главный в лесу! Мы с ним весной здоровались, когда первый раз в лес приходили, осенью прощались…
— Дуб Иванович! — хмыкнул Коля. — Вроде взрослый мужик ты, Костян, а в сказки веришь…
Я промолчал, а сам подумал: ведь мы такие же «христиане», как и Гаврила! Мой папа, в те годы убежденный коммунист, главный редактор журнала, приводил меня в лес и учил общаться с деревом! А следующей весной и я познакомлю с Дубом Ивановичем своего старшего сына…
После разговора с Хозяином Леса мы пошли в ближайший ельник, и работа закипела. Выбирая высокие ровные елки, мы спиливали их под корень, очищали от ветвей, привязывали по три «хвоста» к багажникам велосипедов и везли к дачному поселку. На второй день утомительной работы Коля, утирая пот, сказал:
— Костян, тебе точно сорок штук надо? Может, поменьше чум сделаем?
— Сорок — священное число у ненцев! — веско сказал я. — Так Гаврила учил. Сорок — это две двадцатки, понимаешь? Что такое двадцатка, Коля?
— Ну, если следовать твоей логике, двадцатка — это две десятки. Или четыре пятерки! — принялся считать мой ученик.
Я засмеялся:
— Нет, Колян! Двадцатка — это человек! Двадцать пальцев! А сорок — это два человека, семья получается. Гаврила рассказывал, что самая большая жертва — сорок оленей. Это когда человек заболел тяжело, жизнь ему спасти надо. Ненцы говорят: не спеши приносить в жертву сорок оленей! Меньше уже нельзя, а больше — некуда… А еще Гаврила учил…
— «Гаврила сказал, Гаврила учил!» — передразнил меня юноша. — Ты его через слово цитируешь, этого своего Гаврилу! Нам еще твои сорок елок обстругивать. Тоже по всем обычаям?
— Конечно, Колян! Как Гаврила показывал…
— О нет! Только не это! — парнишка застонал, взялся за руль велосипеда и начал толкать тяжелую машину вверх по тропе.
Следующие несколько дней действительно ушли на обработку еловых стволов. Кору мы снимали скобелями и ножами. Смола брызгала во все стороны, руки по локоть почернели, в душном воздухе стоял аромат хвои. Затем мы с Горном взяли топоры и заточили нижние части обструганных елок. Сорок шестов были готовы. Осталось просушить их и отвезти в Москву. Старенький «запорожец» моего папы, напоминая гибрид грузовой нарты и снегохода «буран», несколько раз совершил нелегкое путешествие от дачи до музея, кряхтя под тяжестью жердей будущего чума.
Осенью, установив каркас жилища, мы взялись за шитье покрышек-нюков. Чум решили сделать брезентовым — оленьи шкуры просто не выдержали бы сырой московской зимы. Шили всем миром, помогали мои бывшие ученики, а теперь сотрудники музея: Майя Галеева, Варя Айвазян и, конечно, Коля с Горном. Вскоре нюки были раскроены и сшиты. Мы натянули их на островерхий еловый каркас, положили на землю широкие, покрашенные в коричневый цвет доски — чум был готов. Я первым зашел внутрь жилища и положил на женской стороне старинный тучан, подаренный Марией. Тучан одиноко лежал на свежеокрашенных досках пола, являясь единственным экспонатом новой коллекции. Огромный чум был совершенно пуст! Необходимо было срочно организовать новую экспедицию на Ямал, на этот раз для сбора предметов быта оленеводов.
Осенними вечерами мы с друзьями садились в чуме, разводили в очаге небольшой костер, пили чай, пахнущий дымом, и обсуждали предстоящее путешествие. Решили ехать вчетвером: я, Горн, его коллега по туристической фирме Юра и моя бывшая ученица Варя Айвазян. Юре было за сорок лет, это был спокойный, рассудительный мужчина, всю жизнь проработавший в школе учителем физкультуры. Варя училась в художественном институте на дизайнера, прекрасно рисовала и уже не раз участвовала в моих экспедициях. Майя и Коля тоже мечтали поехать, но Коле хотя бы иногда полезно было посещать уроки в школе, а на Майе оставалось все хозяйство музея и многочисленные экскурсии. К тому же вчетвером мы еще могли достаточно мобильно перемещаться, а приехав на Север большой группой, рисковали провести все время экспедиции в Салехарде.
— Ладно, не грустите! — сказал я Майе и Коле, пришедшим проводить нас на Ярославский вокзал. — В следующий раз обязательно поедете на Ямал, обещаю!
Я обнял друзей и заскочил в вагон, расписанный, как и весь поезд, бегущими северными оленями. Состав тронулся, и с перестуком колес началось долгое путешествие к конечной станции Северной железной дороги — городу Лабытнанги…
Снегоход до Белоярска
Прибыв в Лабытнанги, мы столкнулись с первой проблемой: в ноябре лед на Оби еще совсем тонкий, и на машине попасть в Салехард невозможно. Мы с Горном переглянулись, мысленно проклиная свою забывчивость: о сложности переправы в ноябре и в мае местные жители рассказывали нам еще во время первого путешествия на Север!
К счастью, по тонкому льду уже начали курсировать суда на воздушной подушке, нам с Варей и Юрой посчастливилось купить последние билеты. Тем временем на берегу несколько отчаянных мужиков на «буранах» предлагали «подешевле» доставить желающих на другой берег реки, особенно настойчиво зазывая не успевших сесть в катер пассажиров. Горн попал в их число и с лицом «смертника» опустился на широкую деревянную нарту. Ширина Оби здесь, в районе переправы, составляла «всего» около двух километров, так что провались снегоход под лед — никаких шансов выплыть.
Но все обошлось, и вскоре мы встретились с Горном на другом берегу реки, сели в такси и поехали в Салехард.
В городе мы не задержались. Успев на вечерний автобус, отправились по единственной в этих краях дороге к поселку Аксарка, о котором рассказывал нам Гаврила весной. Найдя в поселке Дом оленевода, мы заняли маленькую комнатку, расстелили спальники и легли отдыхать.
Утром, зная особенности местной мобильной связи, потому особенно и не надеясь на успех, Горн набрал номер Сергея, сына Гаврилы. Каково же было наше удивление, когда Сергей ответил! Молодой ненец сказал, что кочуют они совсем недалеко от поселка Белоярск и очень ждут нас в гости. Мы достали карту, пытаясь найти указанный поселок, и с ужасом обнаружили его… на другом, оставленном нами, берегу Оби!
— Ну, что делать будем? — спросил Юра, глядя на меня. — Ты у нас старший, Константин, тебе решать…
— Есть два пути. Первый — вернуться в Салехард и попробовать улететь в Белоярск на вертолете, — начал рассуждать я вслух. — Но погода стоит отвратительная, вертолета можно неделю прождать. Второй путь — найти смельчака, который решится отвезти нас в Белоярск на «буране»…
Горн содрогнулся:
— Ты что, с ума сошел? Да там вода из-подо льда выходит, я такого страха натерпелся, пока доехал…
— Ну, тогда давайте голосовать! — подвел я итог. — По-моему, надо попробовать на снегоходе! Если перевозчика не найдем, в Салехард всегда успеем вернуться…
Варя с Юрой меня поддержали, и мы пошли в Аксарку искать снегоход. Первый встреченный водитель «бурана», услышав «заманчивое» предложение, посмотрел на нас как на сумасшедших.
— Вы что, рехнулись, ребята? Девчонку хоть пожалейте! — он кивнул на Варю. — Давеча два снегохода под лед ушли, мужиков еле откачали…
Мы с тревогой переглянулись, но продолжили поиски. Однако большинство водителей даже слышать не хотели о переправе через Обь. Уже отчаявшись найти транспорт до Белоярска, мы подошли к дому, у которого стоял потрепанный старый «буран». Хозяина нигде не было видно.
— Здравствуйте! Есть кто дома? — крикнул Горн.
Через некоторое время в дверях показался заспанный мужик в майке, тренировочных штанах и шлепанцах на босу ногу. Поведя плечами от холода, он спросил:
— Ну, я дома. Чего надо-то?
— Нам в Белоярск надо! — сказал Горн.
— И-ить! Ни фига себе! — присвистнул мужик. — Дорога-то плохая совсем, знаете?
— Знаем! Только нам очень нужно в Белоярск попасть…
— Эх, блин, выпил я вчера, башка трещит! — мужик вздохнул. — Мне б отоспаться, я бы вас тогда отвез. Сколько дадите? За четыре «штуки» поедете?
Я посмотрел на друзей и принял решение:
— Поедем. Когда нам подойти?
— Да вечером приходите, часа в четыре. Меня Саша зовут, дом найдете…
Вернувшись в Дом оленевода, мы перепаковали вещи, убрав все самое ценное в полиэтиленовые мешки. «Как бы нас самих потом в мешки не упаковали, после этой переправы!» — невесело подумал я, но друзей лишний раз тревожить не стал: Горну и так было не по себе, да и Варя заметно волновалась. Один Юра спокойно рассматривал карту, что-то напевая себе под нос.
В ноябре на Севере темнеет рано, и мы уже в сумерках подошли к дому Саши. Водитель привязывал большую деревянную нарту к снегоходу.
— Ага, пришли, туристы! — Саша посмотрел на нас и вдруг удивленно вскинул брови. — Ой-ё! А чего вас так много-то? Утром вроде только двое подходили.
— Да нет, все мы подходили! — сказал Горн и тихо добавил: — Пить надо меньше!
— Ладно, доедем, не унывай! — Саша хлопнул Горна по плечу и тут только заметил наши немаленькие рюкзаки. — Блин, да у вас еще и баулы эти! Не потонуть бы нам на Оби с таким грузом! Э, да ладно! Если Сашок сказал, что довезет, — значит, довезет! Так, красавица?
Он подмигнул смутившейся Варе и стал укладывать наши вещи в нарту. Вскоре все было готово.
— Юр, ты за мной садись! — Саша кивнул Юре, которого почему-то сразу принял за «своего». — А вы, молодежь, в нарту прыгайте! Ну, поехали!
«Буран» утробно заурчал, Саша газанул, и мы двинулись по заснеженным улочкам Аксарки вниз, к широкой и коварной Оби…
Остановив машину у берегового припая, Саша спрыгнул с «бурана» и осмотрел лед.
— Крепкий вроде… Главное — у берега не