шла в администрацию, стала требовать, чтобы на год отменили регистрацию «буранов» для тундровиков. И добилась своего! Теперь люди нормально ездят, постепенно делают номера, техосмотр проходят. Недавно задержали двух ребят — штрафы выписали по пятьсот и тысячу рублей. Они — ко мне: мол, так и так, что делать? Пошла опять в инспекцию — они говорят: так мы думали, они поселковые, не оленеводы. Но в итоге извинились, деньги вернули…
Евдокия немного успокоилась, улыбнулась и спросила:
— А как стихи мои? Получаются переводы?
— Получаются, как мне кажется! — ответил я. — Еще немного поработаю и покажу!
— Если переводы получатся, можно в местной газете напечатать ко Дню оленевода. Редактор «Приуралья» меня хорошо знает, я тебя с ним познакомлю…
Из комнаты выбежали Даша и Катя, вцепились в Евдокию с двух сторон и наперебой стали рассказывать, во что они играли с Майей, какие картинки нарисовали. Евдокия улыбалась девочкам, рассматривала их рисунки, шутила. Народный избранник, страстно борющийся за права своего народа, на моих глазах снова превращался в заботливую маму шестерых детей…
Сильные демоны
За ужином я показал Петру и Евдокии фотографии музея и рассказал о главной цели нашей экспедиции — найти недостающие экспонаты северной коллекции. В этот раз мы собирались приобрести одежду, которую я не смог найти в Белоярске и Горнокнязевске. Кроме старенькой малицы, что подарил Гаврила, да ягушки и кисов, купленных у Людмилы Езиковны, национальной одежды ненцев и хантов у нас в музее не было.
— Евдокия, нам нужна одежда: мужская, женская и детская, — причем и ненцев, и хантов, чтобы показать все стороны жизни тундровиков, — сказал я.
— Ну, с детской я смогу помочь! — улыбнулась хозяйка. — Девочки мои быстро растут, каждый год всю семью обшивать приходится. Так что детскую одежду я вам подарю.
— Нет, что вы, Евдокия! — смутился я. — Мы у вас все купим, деньги на это есть! И так-то мы вам на шею сели, свалились как снег на голову!
— Не переживай, Костя, не стесняете вы нас, привыкли мы тесно жить. Да и гости постоянно приезжают. А вы нам все-таки помогаете: Майя с малышами играет, Коля с Петром работает. Петя твоего ученика хвалит, говорит: работящий парень!
Я весело подмигнул покрасневшему Коле: мол, так держать! — и спросил:
— Евдокия, а где бы достать одежду на взрослого человека? У нас в музее экскурсоводы в национальных костюмах работают, нам бы подобрать малицу и ягушку на меня и Майю.
— С размерами на вас проблем не будет, особенно на Майю! — засмеялась Евдокия. — Она маленькая, как настоящая тундровичка. Да и тебе Петина малица впору пришлась бы. Но лишней одежды у нас нет. А ты в прошлый раз ни с кем не договорился, чтобы одежду для тебя присмотрели?
— Договорился с Архипом, он в Зеленом Яре живет. Но как туда попасть? Автобус-то не ходит…
— Так ты попроси Петю, он вас отвезет! На бензин денег ему дадите и поезжайте хоть завтра утром! Отвезешь, Петя? — повернулась к мужу Евдокия.
— Это можно! — кивнул Петр. — Дорога хорошая, за час с небольшим доберемся.
Следующим утром Петр привязал широкую металлическую нарту к снегоходу, бросил поверх нее шкуры, чтобы нам удобнее было сидеть. Мы хорошо утеплились, Майя поверх куртки даже надела малицу, хотя ей предстояло ехать за спиной Петра на сиденье «бурана», в самом защищенном от ветра и снега месте. Мы с Колей уселись поудобнее, подняли воротники курток, и снегоход, взревев двигателем, понесся по заснеженным улочкам поселка.
Съехав на лед Оби по крутому спуску возле полузатонувшей баржи, Петр повернул направо, и мы помчались по хорошо накатанной снегоходной трассе. Майя вцепилась в Петра «мертвой хваткой» и боялась пошевелиться. Я сел спиной к ветру и смотрел на уносящиеся из-под полозьев нарты искры блестящего на солнце снега.
Свернув на Полуй, приток Оби, мы около получаса пропетляли в протоках, чьи берега заросли густым ивняком, а затем неожиданно выскочили на знакомый подъем, который мы с Горном одолевали пешком ровно год назад. Снегоход натужно завыл, взбираясь по ледяному склону, и вскоре остановился возле высокого дома Архипа.
Мы с Колей соскочили с нарты и начали прыгать, размахивая затекшими от долгой дороги руками и ногами. Майя сползла с сиденья снегохода и застыла, словно замороженная. Как оказалось, девушка действительно совсем окоченела, и нам с Колей пришлось долго тормошить ее, чтобы привести в чувство.
— Н-никогда б-больше н-на сн-негоходе н-не п-поеду! — стуча зубами от холода, прошептала Майя.
— Ну, один раз точно поедешь! — усмехнулся Коля. — Если, конечно, не хочешь здесь весну встречать, а потом на лодке выбираться!
Петр взбежал на высокое крыльцо и вскоре вышел вместе с хозяином. Судя по оживленному разговору, мужчины были давно знакомы.
— Вернулся, путешественник! — улыбнулся Архип, крепко пожимая мне руку. — А где приятель твой, имя у него еще странное такое было… Горный, что ли?
— Горн в Москве остался, работает! А это мои друзья, Майя и Коля, знакомьтесь! — представил я ребят.
— Девочку, гляжу, совсем заморозили! — неодобрительно покачал головой Архип. — И куда тебя понесло с мужиками на снегоходе, в такой-то мороз? Ладно, пойдем в дом, что на ветру стоять…
Поднимаясь по крепкой деревянной лестнице, я заметил припаркованный возле дома новенький снегоход «ямаха».
— Архип, у вас гости? — спросил я хозяина.
— Ну, кроме вас, вроде не приезжал никто, только семья дома. А ты чего спрашиваешь? — удивился хант.
— Да нет, просто смотрю: «ямаха» чья-то у дома стоит, — вот и спросил…
— А это моя «ямаха»! — просто ответил Архип. — Рыбу сдавал, заработал, вот и решил хороший снегоход купить.
— Ого! Такая «ямаха» тысяч двести пятьдесят стоит! — не сдержал изумления Коля.
— Ну, положим, не двести пятьдесят, а все триста! — веско осадил юношу Архип. — Сюда еще доставка с материка входит, прочие наценки. Но, знаешь, не жалею! Хорошая машина!
Подкрепившись с дороги горячей ухой и строганиной, мы пили чай, расположившись за добротным деревянным столом. Я поглядывал на Архипа, который рассказывал Петру о ценах на рыбу в Салехарде, и заметил, что хант за прошедший год сильно изменился. Стал более деловым, энергичным, собранным. Исчезла его спокойная, немного поучительная манера рассказывать, Архип стал говорить кратко, даже несколько резко. Я не мог объяснить произошедшей перемены, но на помощь мне пришел сам хозяин.
— Мы, Костя, теперь совсем иначе жить стали. Теперь у нас новая жизнь началась, со Христом! — С этими словами Архип гордо показал на плакат, украшавший стену. На фоне бирюзового неба и покрытых цветами холмов Сын Божий обнимал сбежавшихся к нему детей, а внизу шла надпись «Иисус любит тебя!».
— Сначала Прасковья в истинную веру обратилась, тайно от меня, когда в городе была, а потом и ко мне в сердце Христос вошел, — продолжал хозяин. — Тогда мы всех идолов старых вместе с иконами сожгли, отреклись от поклонения демонам. И жить сразу легче стало! Я ведь, бывало, что греха таить, и выпивал, и на работу потом мог не выйти. А как Христа узнал — сразу дела в гору пошли! Теперь не пью совсем, вон и «ямаху» купил, а к лету новенький лодочный мотор возьму, тоже японский…
Я слушал Архипа с неясным чувством, где смешались радость за человека, который под влиянием новой веры изменил свою жизнь к лучшему, и сожаление по ушедшему миру, который еще год назад открывал мне Архип. Миру, где весной встречают священных ворон, где поклоняются Хозяину Вод, наполняющему сети рыбой, и приносят жертвы Великой Щуке. Я хотел спросить Архипа, как же теперь вороны будут греть лапки, прилетев на Север, но сдержал себя. Архип сделал свой выбор, как до него этот выбор делали тысячи людей в разные эпохи, на разных континентах. А когда выбор сделан, старых богов без сожаления сжигают в огне…
После обеда я рассказал Архипу о цели нашей экспедиции, и хозяин согласился помочь. Вскоре большая комната его дома напоминала меховую ярмарку. Архип и Прасковья принесли старые малицы, кисы, ягушки, женские сумки «пады» для перевозки вещей, деревянную посуду, старинные игрушки. Мы с Майей отбирали вещи для коллекции. Коля записывал цены. Торговался Архип охотно. Прасковья с дочерьми тут же подшивали выбранные нами изношенные вещи. И вскоре я негромко сказал друзьям, что пора закругляться: столько экспонатов мы просто не увезем. Я расплатился, но Архип, достав из сундучка пояс, протянул его мне:
— Вот, возьми на память! Чем малицу-то подвязывать будешь?
— Спасибо, Архип! — сказал я, рассматривая подарок.
На темную кожу были аккуратно нашиты металлические бляхи, а сзади на трех цепочках висел не клык медведя, а вырезанный из оленьего рога четырехгранный конус, украшенный крестом. Заметив мое удивление, Архип произнес:
— Нам, христианам, нельзя языческие обереги на себе носить, грех это. И тебе не стоит. Пояс мой в музее наденешь, будешь людям рассказывать, что мы теперь христиане!
Я еще раз поблагодарил Архипа и тут только заметил, что Петр тоже не носит священный клык медведя; малицу хант подвязывал обычным армейским ремнем. А потом я вспомнил священный платок с вышитым крестом, который подарила мне Людмила Езиковна во время прошлой экспедиции. Подарила, взяв обещание, что в музее я буду рассказывать о том, что ханты теперь — христиане…
Закончив торговлю, мы снова сели пить чай. Через некоторое время с улицы донесся ровный гул двигателя снегохода. Накинув куртку, Архип вышел на крыльцо: он явно ждал кого-то в гости. Прильнув к покрытому морозными узорами окну, я увидел еще одну припаркованную рядом с домом «ямаху», у которой отряхивал снег с малицы мужчина огромного роста.
Вскоре гость вместе с Архипом вошел в дом, и я с удивлением обнаружил, что приезжий — русский! Богатырского сложения, с копной жестких светлых волос, суровым лицом, словно высеченным из камня, он напоминал викинга, сошедшего на сибирский берег с грозного «драккара». Даже достаточно высокий для ханта Архип рядом с гостем казался подростком.