— Олег, что потерял? — не сдержав любопытства, спросил я.
— Тамгу ищу! Знак родовой. У каждого оленевода тамга есть. Ей оленей клеймят, она по наследству переходит к младшему сыну. Старшие дети себе новые тамги придумывают… — рассматривая очередной столбик, спокойно объяснил Олег.
— И что, тамги эти древние на вешках у дороги вырезают? Типа граффити? — улыбнулся Коля.
— Ты вот смеешься, Коля, а ведь угадал! — поднял на моего ученика глаза Олег. — Как, думаешь, в тундре оленеводов найти? Легко? Тундра огромная, а оленеводов мало. Вот и вырезают люди свои тамги на видных деревьях в тундре, а вдоль трассы — на вешках, чтобы знающий человек найти мог друга или знакомого своего. Тебе эти черточки ничего не скажут, а я вот знаю, что если такая тамга вырезана на вешке, а от нее «буранный» след идет — значит, там стоянка оленеводов, причем не абы каких, а тех самых, которых мы ищем… Ладно, поехали, а то разговорился я что-то! Недалеко уже до вашего Гаврилы…
«Ямаха» резко свернула на занесенный снегом след снегохода, и мы понеслись сквозь чахлое редколесье, время от времени пересекая невысокие сопки, где леса уже не было совсем. Выехав на широкую поляну, с трех сторон окруженную низкорослыми лиственницами, Олег остановил машину.
— Вот их стоянка. Только чумов я что-то не вижу…
— Олег, а почему вы решили, что это вообще стоянка оленеводов? — недоверчиво спросил Коля. — Мы таких полян уже штук двадцать проехали!
— По тамге понял. К тому же видно, что недавно были здесь люди. Видишь, из-под снега куча хвороста выглядывает, а вот и печка брошенная! — Олег пнул ногой прогоревшую жестяную печь. — Рядом они где-то, но снегом следы замело. Если искать будем, весь бензин спалим!
— Что, зря я за подарком для Гаврилы бегал? — грустно спросил я. — В другой раз к ним поедешь?
— Зачем? — искренне удивился Олег. — Есть еще один способ оленеводов в тундре найти — правда, не такой древний, как предыдущий!
С этими словами хант полез за пазуху и достал… мобильный телефон! Майя звонко рассмеялась, да и мы с Колей не смогли сдержать улыбок.
— Работает, да жаль, не везде! — вздохнул Олег. — Но вдоль трассы неплохо сеть ловит!
Хант набрал номер, поднес телефон к уху и стал ждать ответа. Обычный телефонный звонок, каких мы совершаем в городе десятки за день, здесь, в тундре, казался неким священнодействием.
— Алло! Сергей? Здорово, это Олег Тайшин! Рога напилили? Еду, еду к вам. Где чум стоит, говоришь? Понял, понял! Эй, я отцу твоему сюрприз везу, слышишь? Какой? Ну, если скажу, это уже не сюрприз! Все, отбой!
Олег спрятал телефон за пазуху и сказал:
— Рядом они. Во-он за ту сопку три дня как откочевали, новую тамгу еще не успели вырезать. Поехали!
Покружив среди лиственниц и зарослей ивняка, наш снегоход перевалил через сопку и вскоре остановился возле так хорошо знакомого мне чума, крытого нюками из светлых шкур. Вокруг бродили домашние олени-авки, лаяли собаки, вылезая из небольшой конуры, сделанной заботливыми хозяевами из жердей и куска старого брезента.
— Привет, Серега! — спрыгивая с нарты, крикнул я молодому ненцу, который поднялся из-за разобранного снегохода. — Что, все «буран» чинишь?
— Костя! — не смог сдержать удивления Сергей, и рот его растянулся в широкой улыбке. — Ты откуда?
— Да так, мимо проезжали, вот и решил к старым знакомым завернуть! — как можно небрежнее ответил я, и мы с Сергеем крепко обнялись.
— Вот мама с папой обрадуются! Пойду позову их! — сказал юноша. Но звать Гаврилу с Марией не пришлось — они уже вышли из чума, услышав наши голоса.
— Ну спасибо, Олег! Вот это действительно сюрприз! — выпуская меня из объятий, улыбнулся Гаврила ханту. — Теперь пойдем чай пить!
— Гаврила, у меня вообще-то не автобус, чтобы народ по тундре развозить! — проворчал, стараясь скрыть смущение, польщенный словами ненца Олег. — Ты рога приготовил?
— Конечно! Вон за чумом четыре мешка стоят. Но без чая я вас все равно не отпущу! Не по обычаям это!
В чуме царил полумрак, слева от входа сидела Оля, в ярком золотистом платье с оборками, и шила свою ягушку. Я вдруг понял, что эта Оля, в своем чуме, в традиционной одежде, и та Оля, которая в обтягивающих джинсах встречала нас осенью в Белоярске, — две совершенно разные девушки.
— Привет! Что, еще не дошила пятую шубу? — Я с улыбкой посмотрел на молодую ненку.
— Привет! — вздохнула Оля. — Не дошила еще…
— Да и где ей успеть? Целый месяц по дискотекам этим бегала, дома не появлялась! — покачала головой Мария.
— Мария, Гаврила! Это мои друзья, Коля и Майя! — представил я ребят, когда мы сели за стол. — Они у меня в музее работают, приехали познакомиться с вами!
— Ой, опять девочку привез! Ты не замерзла в дороге-то? — заботливо спросила Мария.
— Нет, что вы! Сегодня тепло было, да и доехали быстро! — прощебетала Майя.
— Это спасибо Олегу! На его «ямахе» действительно быстро долетели! — сказал я и повернулся к ханту. Олег сидел с края стола и всем своим видом выражал желание купить рога и как можно быстрее ехать дальше.
— А где Сергей? Что к столу не идет? — спросила Мария у мужа.
— Так он как «ямаху» увидел, совсем голову потерял. Смотри, Олег, пока мы чай пьем, разберет он твой снегоход на запчасти! — шутливо пригрозил ханту Гаврила.
Впрочем, Сергей вскоре вошел в чум и сел к столу.
— Хорошая машина, Олег! — важно сказал юноша, отхлебывая чай. — Только у этой модели мощность маловата. По трассе хорошо должна идти, а вот в лес за дровами на такой «ямахе» не поедешь! Не вытянет она груженую нарту!
— Ну, мне на ней за дровами не ездить! — пожал плечами Олег.
— Мощность можно увеличить, это несложно. Я под капот заглянул, и если…
— Ты, надеюсь, ничего там не «увеличил»? — строго посмотрел на Сергея Олег. — Снегоход новый, на гарантии еще…
— Да нет, посмотрел только… — смутился Сергей. — Но если вдруг захотите помощнее машину сделать — обращайтесь!
— Да, к Сергею со всей тундры люди приезжают! — не без гордости кивнул Гаврила. — Он в своем «гараже» уже столько снегоходов починил — не сосчитать!
На столе, между блюдом со строганиной и тарелкой мороженого мяса, стояла традиционная чаша с кровью. Я охотно брал кусочки рыбы и мяса, но в кровь их не макал, зная отношение Олега к языческим обычаям.
— Костя, ты что же кровь не берешь? — не понимая моего щекотливого положения, вдруг спросил Гаврила. — Сейчас, весной, самое полезное дело — кровь пить!
Олег со стуком поставил чашку на стол, расплескав чай, и отвернулся. Я понял, что балансирую на тонкой бечеве, натянутой между двух миров, которые никогда не смирятся с существованием друг друга. И трагедия была в том, что граница этих миров проходила сквозь семьи, разлучала любимых, ссорила друзей, разделяла стеной непонимания детей и родителей. Вчера еще единый народ оказался расколотым на «христиан» и «язычников»…
— Гаврила, я что-то сегодня не хочу кровь пить! На «ямахе», наверное, укачало! — сказал я и посмотрел в глаза ненцу. И Гаврила все понял без слов: что я не хочу обижать Олега, который привез нас, и ссориться с его родственниками, которые, несомненно, узнали бы, что я совершил «смертный грех» — пил кровь в чуме язычников.
Чтобы нарушить повисшее молчание, я демонстративно громко стал копаться в рюкзаке и вскоре извлек мешок с бубенцами.
— Вот, Гаврила! Как обещал, привез вам на упряжку бубенчики! Из Монголии — там их к верблюдам привязывают, но на оленях тоже должны хорошо смотреться. И главное — звенят красиво и громко!
Я встряхнул «бубенчик», который на самом деле был размером с кулак ребенка, и мелодичный звон поплыл, отражаясь от меховых стен чума. Мне в голову пришла забавная мысль: если археологи будущего откопают эти бубенцы на Ямале, они никогда не смогут понять, каким образом изделия монгольского мастера оказались в далекой тундре!
— Ох, спасибо, Костя, спасибо! — Гаврила был растроган. — И как раз пять штук, на пятерку моих любимых оленей! Вот начнем скоро каслать, и как зазвенят бубенцы, так о тебе вспоминать будем!
Мы допили чай, и Олег намекнул, что пора собираться в дорогу. Но сборы оказались долгими. Майя разговорилась с Олей, причем девушки стали обсуждать городскую моду, а вовсе не орнаменты на ягушке. Сергей утащил Колю показывать свой «гараж», а я вызвался помочь Гавриле носить мешки с напиленными оленьими рогами. Оказавшись за чумом, я вздохнул и сказал:
— Гаврила, вы не обижайтесь, я просто Олега не хотел расстраивать…
— Что ты, Костя! Я же все понял! — Ненец положил мне руку на плечо. — Мы и старые обычаи соблюдаем, и к христианам нормально относимся. Это они с нами не общаются, святые места разрушают, сжигают богов своих. Жалко мне их, Костя. Ведь кто вере предков изменил, те в тундре жить уже не могут…
— Как это, Гаврила? — не понял я.
— Ну вот смотри. Олег, как веру чужую принял, не может больше оленей пасти. Он, конечно, сильный человек, в городе устроился, бизнес у него свой. Но он уже не оленевод! В чум матери его молния ударила, она с тех пор заикается — так духи наказали ее за то, что вере нашей изменила. Она же тоже всю жизнь в тундре прожила, а как христианкой стала — уехала в город. И таких случаев много. Не могут «новые» христиане в тундре жить, и всё тут!
Я кивнул, соглашаясь с Гаврилой. Действительно, все новообращенные христиане покидали тундру. А поселившись в городе или поселке, они постепенно теряли свою культуру, их дети забывали родной язык, и вчерашние оленеводы растворялись в многонациональной пестроте приезжающих на Север жителей Большой земли.
«Несть ни эллина, ни иудея!» — пришли мне в голову слова апостола Павла. Христианство изначально стирало грани между племенами и народами, объединяя людей во Христе. И хотя все внутри меня возмущалось варварскому вторжению христианства в древний, полный таинственного очарования мир традиционных верований ненцев и хантов, я понимал, что право выбора всегда остается за людьми. Олег, Людмила, Евдокия, как и многие другие ненцы и ханты, добровольно отказались от старых богов. И если жизнь новообращенных христиан в этом суровом краю хоть немного изменилась к лучшему, я не смел осуждать их за сделанный выбор…