ртолета стоила очень дорого. Но главное — я весьма смутно представлял, где среди этой бескрайней холодной равнины кочует семья Гаврилы Затруева. Конечно, ненец показывал мне примерный путь своих летних кочевок, но приблизительно, да и маршруты касланий менялись каждый год. Оставался один выход: позвонить в контору совхоза «Байдарацкий» и узнать у директора, где сейчас пасутся их стада. Набрав номер, я услышал в трубке знакомый, немного усталый голос:
— У аппарата! Говорите!
— Петр Михайлович? Здравствуйте, это Константин из Москвы. Помните, я у вас как-то мороженые шкуры покупал?
— Ну помню, помню! Нашел покупателей на наш товар? — Голос директора заметно потеплел.
— Пока нет, но ищу! Петр Михайлович, не знаете, где сейчас девятая бригада кочует?
— Знаю, разумеется! Вчера Николай, их бригадир, на связь вышел. Они в среднем течении реки Щучьей, движутся в сторону Большого Саурея. А тебе это зачем?
— Затруевы меня в гости пригласили, хочу навестить! — просто ответил я, как будто речь шла о прогулке к соседям по даче.
— А на чем ты к ним добраться планируешь? Здесь не Москва, автобус не ходит! — Я зримо представил, как при этих словах директор усмехнулся. — У нас в совхозе два вездехода, и то не можем в дальние бригады попасть.
— Придумаю что-нибудь…
— Мой тебе совет: на Обской сядешь в поезд, доберешься до фактории Лаборовая. Это как раз на реке Щучьей. А вот там уже тебе действительно придется «что-нибудь придумывать»!
— Спасибо, Петр Михайлович! — поблагодарил я директора.
— Не за что! Удачи, путешественник!
Я положил трубку и посмотрел на Сашу. Девушка уже развернула карту Ямала и что-то внимательно изучала на ней.
— Ну вот, круг поисков сужается! — я радостно хлопнул в ладоши. — Искомая бригада сейчас кочует в среднем течении реки Щучьей!
— А ты знаешь, что такое «среднее течение реки Щучьей»? — Саша медленно провела пальцем по тонким линиям карты. — Это почти шестьсот километров заболоченной тундры…
Путь на север
Через неделю мы с Сашей стояли на платформе станции Обская, кутаясь в куртки от пронизывающего холодного ветра. Обская была начальным пунктом строящейся железнодорожной ветки к месторождению «Бованенковское». Станция располагалась в пяти километрах от города Лабытнанги, куда мы прибыли накануне, и окрестный пейзаж навевал уныние: ангары, переплетение труб теплотрассы, контейнеры, трактора. На путях застыли вагоны с арматурой и щебнем, и единственным признаком жизни был маневровый тепловоз: подавая гудки, он гонял туда-сюда состав с цистернами бензина.
— Ну и как с этой станции куда-то уехать? — Саша вопросительно посмотрела на меня. — В товарном вагоне, что ли?
— Пойду к начальнику станции, попробую выяснить. Что еще остается? — Я скинул рюкзак и направился к небольшому двухэтажному зданию, примостившемуся возле железнодорожных путей.
— Здравствуйте! — Я приоткрыл дверь, на которой красовалась табличка «Начальник станции». За столом сидела женщина средних лет в железнодорожной форме и разбирала какие-то документы.
— Здравствуйте! Вы по какому вопросу?
— Нам бы до 169-го километра доехать. Не подскажете, как это сделать?
— Вы кто? Геологи, инженеры? Командировочное есть? — начальник станции устало посмотрела на меня.
— Мы этнографы из Москвы. Изучаем культуру оленеводов. А командировочные есть. Вот, пожалуйста! — я протянул женщине бланки командировочных удостоверений, которые предусмотрительно выписал для себя и для Саши в музее. Эти документы заменяли пропуск в погранзону.
Начальник станции внимательно прочитала наши удостоверения, кивнула и сказала:
— Вечером состав пойдет на север, к нему пассажирский вагон прицепим. Подойдете к проводнице, скажете, куда вам надо…
— Простите, а билет? Что-то я кассы нигде не видел…
— Молодой человек, ну какой билет? — начальник станции тяжело вздохнула. — Первый раз, что ли? Эта железная дорога обслуживает газовое месторождение, командировочного будет достаточно. Не переживайте, уедете…
Я поблагодарил и вышел на платформу. Ветер не утихал, пригибая к земле чахлую траву и кустики карликовой березки, хлопая оторванным жестяным листом по крыше какой-то подсобки, звеня в путанице проводов. Мы с Сашей спрятались за большим красно-синим контейнером, уселись на рюкзаки и стали ждать поезда.
Вечером длинный товарный состав остановился у платформы станции Обская. Мы нашли единственный пассажирский вагон, предъявили проводнице свои удостоверения и устроились на жестких ободранных полках. Вагон имел плачевное состояние — явно списанный по старости лет, он доживал свои дни, перевозя рабочих на месторождение и обратно.
Поезд тронулся, но скорости так и не набрал — состав медленно полз по тундре, извиваясь, как гигантская стальная змея, перебирался через многочисленные мосты и останавливался буквально каждые пять минут. Я подошел к проводнице и спросил:
— Простите, а сколько поезд будет идти до 169-го километра?
— Ну, часов восемь, может, девять… — проводница пожала плечами. — Куда торопишься? Ложись спать, утром твоя станция будет, разбужу…
Но нам не спалось. Полярный день был в самом разгаре, и в полночь низкое солнце слепило глаза, мешая заснуть. За окном проплывали однообразные пейзажи тундры: бесконечная слегка холмистая буро-зеленая равнина, разрезанная лентами больших и маленьких рек. Изредка на глаза попадались невысокие, скрюченные ветрами деревья или круглые, как блюдца, озера с галечными берегами.
Вскоре нам с Сашей надоело смотреть в окно, и мы решили познакомиться с попутчиками. Помимо нас в вагоне ехали двое пассажиров: настройщик систем спутниковой связи и экскаваторщик. Настройщик сидел над своими схемами и оказался не очень разговорчивым человеком. Зато экскаваторщик, молодой парень с Украины, не замолкал, жалуясь на свою жизнь:
— Ну скажи: як я эту балду понесу, а? Я шо им, трактор?
Я вспомнил, как несколько здоровых мужиков заталкивали в тамбур огромный отбойник весом в полтонны, и посочувствовал попутчику.
Под утро, которое отличалось от ночи лишь тем, что солнце светило с другой стороны вагона, мы все же уснули. Но вскоре проводница разбудила нас:
— Молодежь, подъем! К 169-му подъезжаем!
Поезд замедлил ход, вздрогнул и остановился. Подхватив рюкзаки, мы пошли к выходу.
— Эй, братишко, пособи мне с этой балдой, а? — вдруг подбежал ко мне экскаваторщик.
Вдвоем мы не справились, пришлось разбудить и другого нашего попутчика. После пяти минут пыхтения, перемежавшегося нелитературными выражениями, нам втроем удалось сбросить огромный отбойник с поезда. Стальная махина прокатилась несколько метров и замерла.
— Ну спасибо, хлопцы! — улыбнулся экскаваторщик и вдруг снова погрустнел: ему еще предстояло везти неподъемную деталь до далекого месторождения в тундре.
Остановочный пункт «169-й километр» представлял собой железнодорожный разъезд с одиноким домиком смотрителя. Мы зашли к «начальнику станции» — им оказался невысокий пожилой мужчина.
— Простите, а как добраться до фактории Лаборовая? — задал я интересующий нас вопрос.
— До Лаборовой-то? — изумленно посмотрел на меня железнодорожник. — Это по трассе двадцать километров…
— Ну так на трассе машину поймать можно, верно? — посмотрела на меня Саша.
— Э, девонька, ты откуда такая? — улыбнулся мужчина. — По этой трассе если раз в неделю что-то проедет — и то чудо!
— Ну, значит, пойдем пешком! — вздохнул я, и мы вышли на улицу. Погода испортилась, над тундрой поплыли низкие свинцовые тучи, начал накрапывать дождь. Накинув плащи, мы пересекли трассу Обская — Бованенково и двинулись по дороге в сторону фактории. Я последний раз обернулся и увидел одинокую фигуру экскаваторщика: парень сидел на огромном отбойнике в позе роденовского мыслителя и курил, глядя вдаль…
Вездеходчик
Одолев около пяти километров, мы решили сделать привал. Устало опустившись на рюкзак, я посмотрел на Сашу.
— Что, как настроение?
— Нормально. Только промокла немного! — улыбнулась девушка, стуча зубами от холода. — Ничего, дойдем!
— К вечеру дойдем! — кивнул я, глядя на убегающую вдаль серую ленту посыпанной гравием дороги.
Поднявшись, чтобы накинуть рюкзак, я услышал странный гул и вдруг увидел вездеход, идущий в нашу сторону!
— Сашка, голосуй! — что есть мочи закричал я и принялся махать руками, подавая сигналы водителю. Через минуту огромная, забрызганная грязью машина, обдав нас жаром жженого мазута, подъехала и остановилась. Открылся люк, и на землю легко спрыгнул молодой парень в камуфляжной спецовке, армейских ботинках и солнцезащитных очках.
— Здорово, туристы! Что случилось? — вопросительно посмотрел на нас водитель, приподняв очки, и я с удивлением обнаружил, что перед нами ненец.
— Здравствуйте! До фактории не подбросите? — спросил я.
— До Лаборовой, что ли? Да мне не по пути вообще-то, я за водой еду для базы геологов… — засомневался парень, но, посмотрев на мокрую насквозь Сашу, вздохнул и сказал:
— Ладно, солярка у меня казенная, поехали! А вы там к кому, к Неркаги, что ли?
— А кто это, Неркаги? — спросил я, закидывая рюкзак на крышу вездехода и закрепляя его прочной веревкой.
— Что, Анну Павловну не знаете? — парень покачал головой. — Она писательница известная, в школе ее книги изучают. Сейчас в христианство обратилась, храм в тундре строит. Впрочем, приедете, она вам сама все расскажет…
Мы забрались в теплое чрево вездехода, машина взревела двигателем, переваливаясь через насыпь трассы, и мы углубились в тундру. Вездеход, слегка покачиваясь, шел по тундре так же легко, как по дороге, разбрызгивая грязь глубоких луж, дробя попадающие под широкие гусеницы камни. Я ощутил странное, почти восторженное чувство превосходства человека над миром природы; казалось, не было препятствий, которые не одолела бы могучая дизельная машина.