С этими словами мальчишка стал ловко запрягать оленей. Я пытался уследить за быстрыми, четкими движениями рук Саши, но вскоре запутался.
«Ничего, научусь! — подумал я. — Каждое утро их запрягать придется, так что скоро освоюсь!»
Тем временем оленеводы начали составлять аргиши. Я смотрел, как собирает свой аргиш Сергей. К задней планке передовой нарты он с помощью толстых цепей прикрепил недоуздки оленей священной нарты, к ее заднику — недоуздки оленей, которые должны были тянуть вандей, к нему — следующую пару оленей… Всего в аргише Сергея было пять нарт. Последней шла нгэту, на которой молодой ненец вез заготовки для нарт: лиственничные жерди, подполозки, березовые чурбаки.
— Это у тебя как запасное колесо автомобиля и ремонтный набор? — улыбнулся я.
— Ага! — кивнул юноша. — В тундре дерева нет, так что везем с собой. Мало ли что. Давай, кстати, один рюкзак — вам иначе тесно будет, а у меня в вандее место есть…
Мы с Сашей перепаковали вещи, оставив на своей нарте только небольшой рюкзак с видеокамерой и фотоаппаратом. Остальные вещи разместили в аргише Сергея.
Уложив рюкзак в грузовую нарту, я вернулся к своей упряжке. Олени стояли смирно, поводья были привязаны к ножке с левой стороны нарты.
«Это чтобы они не убежали! — вспомнил я уроки Гаврилы. — Если так привязать поводья, олени будут ходить по кругу и никуда не удерут!»
Я сел на нарту, взял в руки легкий длинный хорей с костяным шариком на конце.
«Говорят, невозможно забыть, как управлять автомобилем, если ты хоть когда-то ездил на нем, — вспомнил я шоферскую присказку. — А как насчет оленьей упряжки?»
Я развязал поводья, натянул их и, легонько толкнув хореем передового, крайнего слева оленя, крикнул: «Чу! Чу!»
Олени закачали головами и не спеша пошли вперед. Решив прибавить скорость, я хлопнул вожжами и посильнее толкнул передового. Упряжка перешла на бег, я сделал большой круг и вернулся к ёру. Завязав поводья на ножке нарты, я подошел к Саше:
— Ну, как проехал? — не без гордости спросил я.
— Круто! — восхитилась девушка. — Я тоже хочу научиться. Дашь попробовать?
— Конечно, только давай не сегодня. Коля нас погонит взашей, если мы в первый же день нарту сломаем или оленей покалечим…
Вскоре все аргиши выстроились на площадке, где еще недавно стояли чумы стойбища. К нашей нарте подошли Алексей и Арина.
— Ну, счастливой дороги! — улыбнулся ненец и вздохнул: — Нам вас будет не хватать, так привыкли уже…
— Увидимся, Алексей! — Я крепко пожал руку ненцу. — Если застрянем в горах до осени, я сам тебе нарту верну!
Коля дал команду, упряжки тронулись, и вскоре аргиши вытянулись в длинный караван, постепенно исчезающий за склоном Заячьей сопки. Я тронул вожжи, и мои олени, пристроившись за нартами Сергея, осторожно пошли вперед. Оглянувшись, я увидел стоящих на склоне холма Алексея и Арину. Ненец махал нам рукой, а красное платье девушки развевалось на ветру, словно в тундре расцвел неведомый алый цветок…
Двое в одной нарте
Олени шли ровно, нарта поскрипывала, переваливаясь на кочках. Я вполне освоился с упряжкой и уже мог объезжать выступающие камни или особенно высокие бугры. Вскоре мы выбрались на воргу, которую показывал нам Алексей несколько дней назад. Древняя «дорога тундры» вблизи представляла собой две достаточно глубокие колеи, заполненные водой, которая улучшала скольжение полозьев по траве и камням.
Примерно через час аргиши остановились.
— Надо стадо подождать, да и олени устали! — сказал подошедший ко мне Сергей. — Ты как, справляешься?
— Справляюсь! — улыбнулся я. — А где стадо?
— Вон из-за сопки выходит! — показал рукой Сергей. — У нас два стада, не одно. В маленьком стаде только ездовые быки, мы его сегодня с братом пригоняли. Ездовые все кастрированные, чтобы ими управлять легче было. А в большом стаде — важенки, телята, самцы-производители. Всего у нас три с половиной тысячи голов: и совхозные, и наши, личные…
— Сергей, а зачем два стада? — спросила Саша. — Не проще их вместе держать, ведь пастухам легче будет?
— Это только кажется, что легче! — усмехнулся юноша. — Ездовых у нас всего триста голов. Когда мы их в ёр загоняем, легко своих найти. А каково будет, если придется из трех тысяч отбирать? Да и ни в один загон такое стадо не влезет. Так что главная задача пастухов — чтобы эти два стада не смешались. А ездовым скучно одним, они все время норовят в большое стадо перебежать. Так что за ними глаз да глаз нужен!
— Сергей, а куда мы идем? — спросил я парня. — Ну, в смысле не вообще, а сегодня. Далеко ли до лагеря?
— Что, устал? — улыбнулся Сергей. — Мы в день километров по десять-двенадцать проходим, иногда больше, иногда меньше. Сегодня мало идти будем, так что не волнуйся!
— Да нет, я не устал! Просто интересно! — смутился я. — А сколько вообще упряжка в день пройти может?
— Зимой — километров шестьдесят, а то и больше, смотря какой снег. Летом — чуть меньше: оленям тяжело по траве нарты тащить. Мы поэтому и запрягаем по пять голов, чтобы им легче было. Зимой, сам видел, трех на упряжку хватает…
— Почему же в день бригада так мало проходит? — удивилась Саша.
— Ну мы же не на гонках! — засмеялся Сергей. — Мы идем со скоростью большого стада. Олени по пути едят, отдыхают. Нам надо стадо сохранить, чтобы олени к зиме жир нагуляли, а не мировые рекорды устанавливать!
Коля резко свистнул, давая сигнал к отправлению. Я сел на нарту, и олени, не дожидаясь моей команды, покорно побрели за аргишем Сергея.
— У меня на упряжке коробка-автомат! — сказал я, повернувшись к Саше. — Олени сами трогаются, сами останавливаются…
— Это они тебя просто за хозяина не считают! — хмыкнула девушка. — Вон их хозяин, впереди тебя аргиш ведет!
— Да ладно! — возмутился я и встал на нарте в полный рост. — Хочешь, сейчас Сергея обгоню?
— Лучше не надо! Сам сказал, что Коля нам не простит, если мы нарту сломаем или еще чего натворим…
Я вздохнул, сел на свое привычное место и стал смотреть по сторонам. Ворга извивалась возле красивых скал, на вершинах которых росли чахлые лиственницы, камней становилось все больше. Я понял, что мы находимся на отроге Полярного Урала, который был хорошо заметен из нашего лагеря. Все чаще слева и справа от ворги виднелись белые полосы снега, не растаявшего к началу июля. Низкое солнце катилось прямо по линии горизонта, и длинные тени от нарт и оленей бежали слева от нас по фиолетово-синей тундре.
К следующему привалу я замерз так, что руки плохо слушались, когда я пытался извлечь из рюкзака свитер.
— Да, вот тебе и ночная прохлада, которую так любят олени! — стуча зубами от холода, сказал я Саше, вспомнив слова Алексея. — Ты как сама?
— Нормально! Я под куртку толстовку еще в лагере надела. Только руки немного окоченели…
— Что, замерз, Костя? — ко мне подошла Мария. — Ой, совсем замерз, как я погляжу! Пойдем, дам тебе малицу Гаврилы, она у меня в вандее сверху лежит.
Вскоре я облачился в просторную летнюю малицу, подпоясался крепким ремнем. Осмотрев себя, я понял, что почти перестал отличаться от остальных мужчин бригады: высокие болотные сапоги, брезентовые штаны, малица…
— Ну что, похож я на оленевода? — спросил я Сашу и картинно встал возле нарты, держа в руках хорей.
— Вылитый! — усмехнулась девушка. — Картина неизвестного художника «Ермак в Сибири»!
Коля снова свистнул, я сел на нарту, Саша устроилась рядом. Настя, сестра бригадира, проходя мимо, как-то хитро на нас посмотрела, прыснула со смеху и побежала к своему аргишу.
— Чего это она? — удивился я. — Может, малицу не так подвязал?
— Не уверена, — ответила Саша. — Марина тоже смеялась, когда мы рядом проезжали, хотя ты еще малицу не надел…
— Может, я неправильно упряжкой правлю, а? Ты бы спросила тактично у женщин, из-за чего они смеются. А то еще и мужики ржать начнут!
— Ладно, на следующей стоянке спрошу у Марины! — нехотя согласилась девушка.
Во время очередного привала Саша подошла к Марине, они поговорили буквально одну минуту, после чего Марина заливисто рассмеялась, а Саша, резко развернувшись, чуть ли не бегом направилась ко мне.
— Ты знал! Ты знал и не сказал мне!.. — лицо Саши было красным от гнева и смущения. Мне казалось, еще немного — и девушка даст мне пощечину!
— Ты чего, Сашка? — опешил я. — О чем я знал? Ты что на меня набросилась?
— Ты знал, что в одной нарте ездят только влюбленные и молодожены! — резко сказала девушка. — Знал и выставил меня посмешищем!
Я расхохотался так, что оленеводы стали оглядываться.
— А ведь ты права, Саша, знал! И Гаврила рассказывал, и стихи у Евдокии Серасховой такие есть: «…По этой жизни земной мы промчимся в нарте одной!..».
— И тебе смешно, да? — Саша смотрела на меня так, словно хотела прожечь взглядом. — «Тили-тили-тесто, жених и невеста!» — вот что они про нас говорят, если перевести на русский!
— А что ты предлагаешь? — отсмеявшись, спокойно спросил я. — Вернуться и попросить у Алексея еще одну нарту, причем желательно женскую? Или пересядешь к кому-нибудь? Сергей, кстати, себе невесту ищет!
Саша молча села на нарту, отвернувшись от меня, и до прибытия на место стоянки не проронила ни звука. Я правил упряжкой и думал, почему всех женщин — зырянку, ненку, русскую — так взволновало то, что мы едем в одной нарте, ведь мужчины стойбища не обратили на это ни малейшего внимания!
«Наверное, женщины без этого просто не могут жить! — пришел я к неутешительному выводу. — Даже маленькие девочки в школе на переменах только и делают, что шушукаются о том, кто с кем сидит за одной партой. Потом девочки вырастают, но ничего не меняется! Здесь, в тундре, они обсуждают, что мы едем в одной нарте, в Москве говорили бы о том, кто кого пригласил в гости, или подарил колечко, или еще о чем — лишь бы обсудить отношения мужчины и женщины!»
Аргиши пересекли широкую заболоченную равнину и стали подниматься по склону длинной пологой сопки. Когда мои олени одолели подъем, я увидел, что Коля уже завернул своих оленей, поставив аргиш широким полукругом: так бригадир подавал сигнал остальным, что в этом месте мы распо