ложимся на ночлег.
— Сашка, все еще обижаешься? — повернулся я к своей спутнице.
— Ладно, проехали! — девушка улыбнулась. — Я решила, что это просто интересное этнографическое наблюдение!
— Молодец! А то я ехал и не мог понять: отчего все женщины только об этом и думают?
— Не все! — отрезала Саша и пошла помогать Марии ставить чум.
Я начал распрягать оленей, пытаясь запомнить, куда идут разные ремни упряжи, но вновь потерпел фиаско. Олени смотрели на меня большими влажными глазами, явно недоумевая, почему человек так долго не отпускает их на волю.
— Ладно, ладно, бегите уж! — я потрепал по холке пристяжного быка, снял с его морды недоуздок, и олень тут же, высоко задрав голову с красивыми рогами, побежал к стаду. Вскоре и остальные олени моей упряжки присоединились к нему. Я собрал упряжь и аккуратно сложил на нарте — так учил меня Сергей, да и остальные оленеводы следили, чтобы кожаные ремни не валялись на сырой земле.
Когда я освободился, женщины уже распаковали длинные нарты, на которых перевозили жерди, и начали собирать каркас чума. Сначала на земле Мария связала три шеста, затем они с дочерью подняли их и установили в виде гигантской треноги, прочно воткнув заточенные концы в землю. После этого каждая хозяйка брала шест из своей нарты и устанавливала его со своей стороны чума, но ровно напротив друг друга. Саша долго не могла решить, кому из женщин помогать, но в итоге стала устанавливать олы с ненецкой стороны. На помощь Марине тут же прибежала Настя, которая до того распаковывала свою грузовую нарту.
Когда каркас был готов, Мария с Сашей расстелили на земле правую покрышку чума, а Марина с Настей — левую. Покрышки, или нюки, представляют собой сшитые в форме трапеции брезентовые полотнища, в верхних углах которых сделаны прочные карманы. В эти карманы Марина и Настя вставили две оставшиеся жерди и стали натягивать покрышку на каркас чума. Брезент легко скользил по наклонным жердям жилища, и вскоре нюк был поднят на нужную высоту. Марина зашла с другой стороны, натянула веревки, свисавшие с покрышки, и привязала их к жердям чума. Саша с Марией в свой черед натянули правую покрышку и веревками, вделанными в края полотна, прочно обвязали всю конструкцию. Чум был готов.
Мария начала разводить огонь в очаге, Марина учила Сашу правильно подвязывать пологи, а я занялся дровами. Надо было нарубить привезенные с прошлой стоянки чурбаки лиственницы — леса поблизости не было. Когда я закончил работу, из чума уже доносились аппетитные запахи вареного мяса: ужин был готов.
Я уплетал сочные куски оленины, запивая их горячим бульоном, и был счастлив. Жизнь стойбища казалась мне разумной и упорядоченной: все знали, что им нужно делать, никто не суетился, не кричал. Люди пришли на место, которое еще два часа назад было пустынным холмом в тундре, — и вот уже стоят чумы, весело пляшет огонь в очаге, кипит чайник. А завтра они пойдут дальше, и только черный круг от костра, медленно зарастающий травой, будет напоминать о том, что здесь когда-то жили люди…
После ужина все пошли спать — завтра предстоял большой переход. Мы с Сашей залезли в спальные мешки, я опустил полог и шепнул:
— Сашка! Не спишь?
— Сплю! А ты чего? — недовольно ответила девушка.
— Так, вспомнил красивую ненецкую поговорку. Правда, тебе ее завтра Настя с Мариной все равно расскажут…
— Это что еще за поговорка? — настороженно спросила Саша, выглянув из спальника.
— «У мужа и жены один полог на двоих!» — засмеялся я.
— Да ну тебя! — смутилась девушка и повернулась ко мне спиной.
Ленточки на рогах
Когда я проснулся, в очаге весело потрескивал огонь, и Мария накрывала на стол. Решив, что все жители чума уже встали, я растолкал Сашу, быстро оделся и вылез из полога.
— А, проснулись! — улыбнулась ненка. — Сейчас чай пить будем!
— Мы не проспали? — спросил я Марию, которая расставляла чашки.
— Нет, не проспали! А вот Сережу с Сашей каждое утро будить приходится! — Мария показала глазами на полог, в котором спали братья. Полог был опущен, из-под него торчали ноги в меховых чулках.
— Сергей! Саша! — строго сказала Мария. — Вставайте, каслать скоро. Коля уже за оленями пошел!
— Угу! Сейчас, уже встаем! — раздались из-за цветной ткани сонные голоса, а вскоре показалось и заспанное лицо Сергея.
Позавтракав вкусными лепешками, которые Мария пожарила на оленьем жиру, мы с Сашей вышли из чума. Люди подтаскивали тяжелые вандеи, делая загон для ездовых быков. Вскоре показалось и стадо, которое вел Коля. Бригадир один справился с тремя сотнями оленей!
Когда животные оказались внутри ёра, оленеводы стали заходить в загон и отлавливать своих ездовых.
— Ладно, Саша! — важно сказал я своей спутнице, беря в руки недоуздок. — Ты помоги женщинам чум собрать, а я пока оленей наших поймаю!
С этими словами, одернув края малицы, я с гордым видом пошел к ёру. Настя и Алевтина, жена Виктора, опустили тынзян, я перешагнул его и оказался среди оленей. Олени крутились, толкали меня мягкими боками, тыкались мордами мне в руки. Оленеводы уверенно отбирали своих быков, а я стоял с недоуздком в руках и пытался понять, как же среди этого хаоса найти моих оленей. Вчера мне казалось, что я хорошо запомнил своих ездовых, а сегодня все олени казались одинаковыми! Делая вид, что я выбираю оленей, я топтался по ёру и думал, что предпринять. Единственная мысль, которая пришла мне в голову, была следующей: когда оленеводы отберут своих животных, в загоне останутся только мои олени!
Но не тут-то было! Люди перестали заходить в загон, отобрав всех нужных животных, но около сотни быков еще кружили возле меня. Я вспомнил, что Сергей говорил о том, что в стаде ездовых больше, чем нужно для каслания, — на случай, если какой-нибудь бык устанет или покалечится. Я в отчаянии смотрел на проклятых оленей, которые теперь стали казаться вообще одинаковыми, как вдруг раздался голос:
— Что, дядя Костя, оленей своих не можете выбрать?
Не дожидаясь ответа, Сашка забежал в ёр.
— Вот смотрите, это ваш передовой! — подводя ко мне крупного белого оленя, сказал мальчишка. — Видите, какой красавец? У него еще маленькое пятнышко на лбу… А вот пристяжной, серый с белыми боками! А вон с того края загона еще один ваш, очень приметный — у него на рогах «лопатки»! Вы пока этих выводите, а я вам того поймаю…
Вскоре Сашка привел мне всех оленей и привязал к нарте.
— Что, помочь запрячь? — с сочувствием посмотрев на меня, спросил мальчик.
— Помоги, чего уж там! — вздохнул я. — И так я всю бригаду задержал…
Сашка принялся запрягать оленей, а я достал блокнот и старался зарисовать все элементы упряжи — куда, как и зачем вся эта куча ремней надевается. Проблема была в том, что каждого оленя запрягали особым образом, и упряжь для передового, центральных и пристяжных сильно различалась. Я вспомнил, как старик Тайшин учил меня запрягать оленей, надевая упряжь на себя самого, и грустно улыбнулся: с настоящими оленями все оказалось гораздо сложнее…
— Готово, дядя Костя! Можете ехать! — улыбнулся мальчишка и побежал к своей упряжке. Я спрятал блокнот в карман и в отчаянии опустился на нарту. В этом состоянии и нашла меня Саша.
— Что грустишь? — весело спросила девушка. — Я вот уже научилась чум собирать и разбирать!
— Молодец! — вздохнул я и рассказал подруге, как выбирал оленей.
— Может, пометить их чем, как ты думаешь? — робко предложила девушка.
— Сашка, точно! Ты гений! — Я вскочил в радостном возбуждении. — У тебя далеко твоя красная косынка?
— Нет, а что? — непонимающе посмотрела на меня Саша.
— Как что? Ленточки! Мы привяжем к рогам ленточки, и я легко смогу находить своих оленей!
Вскоре девушка вернулась с ярко-алым шелковым платком.
— Бери! Для спасения экспедиции не жалко! — торжественно произнесла Саша и рассмеялась.
Я разорвал платок на ровные длинные ленты, по две на каждого оленя — на случай, если одна потеряется, — и подошел к своей упряжке. Олени покорно смотрели на меня, явно не ожидая никакого подвоха.
— Все, теперь вы от меня никуда не денетесь! — Я улыбнулся и схватил за рога передового. Рога были покрыты нежной шерсткой, внутри горячо пульсировала кровь. Я вспомнил, что в это время рога, которые правильнее было бы называть панты, все еще быстро растут, и ленточки завязывал не туго, чтобы рога не усохли. Увлекшись работой, я даже напевал себе под нос какую-то песенку, радуясь нашей с Сашей находчивости и сообразительности. Наконец все было готово. Я отошел в сторону, чтобы полюбоваться работой: упряжка напоминала то ли оленей Санта-Клауса, то ли отряд пионеров-героев.
Неожиданно за моей спиной раздались странные звуки, напоминающие хорканье оленей. Я обернулся и увидел, что вокруг меня собрались все мужчины стойбища, которые уже даже не смеются, а именно что хоркают от смеха, утирая от слез глаза.
— Э-э-э, вы чего? — от радости моей не осталось и следа, я переводил взгляд с одного лица на другое. — Ну что вы надо мной все время смеетесь?!
— Да нет, мы не над тобой, мы над ситуацией! — еле сдерживая смех, ответил за всех Виктор.
— Ну и что это за ситуация? — тяжело вздохнув, спросил я, проклиная в душе всех этих «психологов» из тундры.
— Как тебе объяснить? — Виктор встал подбоченившись и начал рассказывать, обращаясь больше не ко мне, а ко всем остальным: — Бывает, что парень, потомственный оленевод, берет в жены городскую девушку. Ну, она в тундре ничего не умеет, это понятно. И вот собираются они каслать, а девушка эта оленей своих в стаде найти не может! Парень смотрит на нее, смотрит, а потом в сердцах и говорит: ты еще ленточки им к рогам привяжи!
Новый взрыв дружного хохота был наградой Виктору за его историю.
— Хватит вам над ним ржать! — раздался голос бригадира. — Пусть хоть ленточки к рогам привязывает, хоть датчики на оленей ставит, лишь бы всех не задерживал! Сами тоже хороши: каслать пора, а вы тут цирк устроили…