Я поставил мешок со снегом у печки и сказал:
— Готово! Принимай работу!
Оля развязала мешок, размяла в пальцах снег и посмотрела на меня как на слабоумного:
— Ты что, не знаешь, какой снег брать надо? Ты совсем плохой снег принес! Иди высыпь его за чум!
— Оль, да я вроде чистый снег брал, не желтый! Как ты и просила…
Увидев мое растерянное лицо, Оля неожиданно рассмеялась и сказала:
— Ладно, пойдем, я тебя научу снег выбирать!
Мы прошли до того места, где я набирал снег, который так не понравился Оле, и девушка сказала:
— Копай здесь! Только глубоко!
Я копал, выбрасывая куски плотного снега, а Оля стояла в стороне и с улыбкой смотрела, как я работаю. Наконец, когда я погрузился в снежную яму уже по пояс, а лопата чиркнула по смерзшимся камням, Оля спустилась ко мне и стала руками насыпать в мешок крупные, блестящие кристаллы льда.
— Смотри! Вот это — хороший снег! Из него много воды получится, целая кастрюля! А из того, что ты принес — одна чашка! — девушка засмеялась. — У нас, ненцев, двадцать названий снега есть. Спроси папу, он тебе расскажет…
Когда я взвалил на спину мешок с «хорошим» снегом, в нем было килограммов тридцать, не меньше. И я понял, почему Оля говорила, что ходить за снегом — тяжелая работа…
К вечеру погода испортилась, подул холодный пронизывающий ветер. Мария часто выглядывала из чума, смотря на быстро темнеющее небо.
— Ой, боюсь я, пурга ночью будет! — встревоженно сказала ненка. — Как там Гаврила с Сережкой, не пропали бы…
Мы с Горном переглянулись. Чум уже сотрясался под ударами ветра, и я с ужасом подумал, каково сейчас ехать на снегоходе, ища дорогу в снежной кутерьме.
Ужин получился невеселый. Мария очень волновалась, да и нам с Горном было не по себе. Немного успокоив Марию обещанием завтра утром выйти на связь с Гаврилой по спутниковому телефону, мы залезли в спальники, но еще долго не могли заснуть, слушая зловещее завывание пурги за тоненькой стенкой чума…
Сломанный телефон
Утром пурга бушевала с прежней силой. Из чума позвонить было невозможно: спутниковый телефон не «пробивал» сквозь покрышки из оленьих шкур. Мы с Горном влезли в куртки, натянув поверх меховые шубы, выданные заботливой хозяйкой, лица обмотали шарфами и вышли в снежную круговерть. Идти практически не удавалось: ветер сбивал с ног, снег забивался во все щели одежды. Достав телефон, Горн дрожащими пальцами пытался набрать номер Гаврилы. Аппарат обледенел, цифры на экране появлялись с задержкой в несколько секунд. Пытаясь подцепить тоненькую панель откидного микрофона, Горн излишне резко дернул, и микрофон оторвался от корпуса телефона. Из нутра аппарата торчали обрывки двух тоненьких проводков.
— О, черт! — простонал Горн. — Я телефон сломал!
Пригибаясь под порывами ветра, мы забрались обратно в чум. Услышав о нашей беде, Мария только всплеснула руками.
— Костян, что делать-то теперь? — посмотрел на меня Горн. — Мы же на связь с Москвой не сможем выйти! Ты понимаешь, что это значит?
Я понимал. За нашей экспедицией внимательно следили из Москвы: компании-спонсоры, турфирма, где работал Горн, сотрудники моего музея. А главное — мы зарегистрировали свое путешествие в МЧС и должны были каждый день выходить на связь. Так обеспечивалась безопасность путешествия: не позвони мы в течение суток — вертолет МЧС должен вылететь с аэродрома в Салехарде и отправиться на наши поиски.
— Горн, если «вертушка» прилетит, а у нас все в порядке, по договору мы должны будем оплатить все летные часы! Это тысяч триста, не меньше…
— И что ты предлагаешь? — хмуро посмотрел на меня друг. — Ногу сломать или погулять полчаса на ветру, обморозиться хорошенько? Чтобы за вертолет не платить…
Мы сидели на шкурах в чуме за десятки километров от ближайшего населенного пункта и не знали, что предпринять. Мария тоже не находила себе места, бросила шитье и прислушивалась к вою пурги.
— К обеду стихнет… — негромко сказала ненка. — К вечеру снова задует…
— Мария, вы уверены? — спросил я, повернувшись к хозяйке.
— Слышу. Когда так ветер свистит, пурга потом затихает ненадолго…
— Горн, помнишь, Серега говорил про место, откуда позвонить можно? На сопке у Надымского зимника, километров десять отсюда…
— Ты предлагаешь… — Горн внимательно посмотрел на меня.
— Да, на лыжах! Налегке, по «буранному» следу! Позвоним — и сразу назад. Должны успеть…
— Куда вы собрались? Гаврила с Сережей пропали, теперь и вы сгинуть решили! — заохала Мария.
— Мария, мы Гавриле позвоним, узнаем, где они. И нам на связь с МЧС выйти надо, с друзьями в Москве. Они ведь тоже волнуются за нас, как вы за родных…
Мария ничего не ответила и только сокрушенно покачала головой.
К обеду, как и предрекала ненка, ветер стал слабее. Мы утеплились, взяли рюкзак с аптечкой, термосом и сухим пайком, встали на лыжи и побежали по заметенному пургой, едва заметному следу снегохода. Налегке идти было несложно, и через полтора часа мы уже поднимались на пологий холм, на вершине которого росла одинокая лиственница — ориентир, про который нам рассказывал Сергей. Отдышавшись, мы включили мобильный телефон… и с ужасом увидели, что связи нет!
— Не может быть, Горн! — с отчаянием в голосе сказал я. — Серега же звонил отсюда, он рассказывал…
— Может, место не то? С другого холма попробовать?
— Да ты посмотри, этот самый высокий! Да и лиственница на вершине…
— Точно, лиственница! — воскликнул Горн, скинул рюкзак и полез на дерево.
Вскоре мой друг, раскачиваясь на тонком стволе, кричал в телефон, и ветер уносил окончания фраз:
— Да! Гаврила?.. Где-где, в Лабытнанги?.. Пургу пережидаете?.. Обратно когда?.. Через два дня?.. Да, у нас все в порядке!.. Звоним откуда?.. Да с…
Связь неожиданно прервалась, окоченевший Горн слез с дерева и стал приседать и размахивать руками.
— Ну, осталось в Москву позвонить! А они в МЧС сообщат! — улыбался Горн, прыгая вокруг дерева, словно исполняя древний шаманский танец.
— Спроси, что нам со спутниковым телефоном делать. Может, они подскажут что-нибудь. Не будем же мы каждый день сюда бегать, чтобы позвонить.
Горн снова забрался на свой «переговорный пункт» и вскоре вышел на связь с Москвой. Сообщив, что у нас все в порядке, он по моей просьбе спросил, что делать со сломанным телефоном.
Я не слышал ответа, зато увидел лицо своего друга. Горн спрыгнул с дерева, сел прямо в снег и захохотал…
— Да что ты смотришь на меня как на психа? Знаешь, что они сказали по поводу телефона? Чтобы мы обратились в сервисный центр!
Тут уже я согнулся от смеха и упал в снег рядом с Горном. Мы сидели под одинокой лиственницей на невысоком холме посреди тундры и хохотали до слез, которые сразу примерзали к щекам. Ведь мы звонили людям, которые помогали нам готовить эту экспедицию, которые должны были представлять, где мы сейчас находимся. Но там, в далекой Москве, нам посоветовали обратиться в сервисный центр! Я неожиданно подумал, что и сам уже плохо представляю себе город, его суетную жизнь. Там, в столице, не нужно каждый день колоть дрова, чинить нарты, пасти оленей. Там не нужно преодолевать на лыжах десять километров бездорожья, чтобы просто позвонить по телефону. Чум Гаврилы стал для нас родным домом. Мы научились разбираться в звериных следах, выбирать нужное дерево для полоза нарты, метать аркан, искать хороший снег для вытапливания воды. От этих навыков, совершенно незнакомых да и ненужных жителю мегаполиса, здесь зависела жизнь. Моя жизнь, жизнь моего друга и жизнь маленькой семьи оленеводов, кочующей по бескрайним просторам заснеженной тундры…
С севера натянуло низкие тучи, и мы с Горном заторопились обратно. Хотя шли мы по своей лыжне, встречный холодный ветер сек лица, идти было трудно. Впрочем, через два часа мы уже подбегали к родному чуму. Мария стояла у входа и ждала нас.
— Вернулись! Я уже все глаза проглядела! Позвонили?
— Все в порядке, Мария! — улыбнулся я. — Гаврила с Сергеем в Лабытнанги, пургу пережидают. Обещали дня через два приехать!
— Ох, спасибо! А то неспокойно мне было! — вздохнула ненка. — Ну, идите скорее в чум, я вам мясо сварила!
Как я починил нарту
Наутро пурга стихла так же неожиданно, как и началась. Мы позавтракали мороженым мясом с кровью, и Горн спросил:
— Что со связью-то делать? Опять побежим? Этак мы, когда вернемся, нормативы мастеров спорта сдадим с тобой…
— Зачем бежать? Я думаю, телефон починить можно. Всего-то два проводка припаять!
— Ага! Чем паять-то? Гвоздем? — невесело усмехнулся Горн.
— А почему бы не гвоздем? Но вот припой… припой… — Я обернулся к Марии, которая вновь шила шубу. — Мария, простите, а где у Гаврилы дробь хранится?
Ненка с удивлением посмотрела на меня.
— Вон, в сундучке его. Там и дробь, и патроны. Ружье в нарте возьми. На охоту пойдете?
— Нет, не на охоту! — засмеялся я. — Хочу свинцом с дробинки телефон спаять!
— А, ну попробуй, попробуй! — кивнула Мария и вновь принялась за работу.
Встал вопрос с канифолью. Мне пришло в голову, что можно использовать смолу лиственницы, и вскоре Горн принес мне кусочки смолы, которые наковырял с бревен.
Мы накалили гвоздь докрасна, залудили тоненькие проводки, и я начал паять. Работа была сложной, и Горн следил за мной затаив дыхание. Гвоздь я держал пассатижами, руки немного дрожали, но в конце концов провода были надежно соединены. Правда, немного расплавился корпус телефона, но мне это показалось неважным. Примотав микрофон изолентой, я протянул аппарат Горну:
— Ну, пробуй, связист!
Через несколько минут мы, стоя у чума, разговаривали с Москвой.
— Скажи им, что мы сервис-центр в соседнем стойбище нашли. Три дня на оленях, два дня на собаках… — улыбнулся я.
Горн, который сначала ликовал, неожиданно помрачнел и вздохнул:
— Тебе смешно… А мне этот телефон на время дали. Знаешь, сколько он стоит? Я за год столько не заработаю…