– Человек утонул! – грянул хор. – Расступитесь!.. Станьте в круг!.. Пропустите врача!
– Меня зовут доктор Краббе. Господи, бедный юноша. А ну, отпустите его руку! – рявкнул он на человека, пытавшегося прощупать мой пульс. – Ишь чего, на вену вздумал давить! Да любая помеха кровообращению в такой ситуации может оказаться фатальной!
Во имя даже спасения собственной жизни трудно было тут удержаться: в восторге от находчивости Тома, я хмыкнул – боюсь, довольно-таки громко.
По толпе прокатился вздох изумления. Том торжественно снял шляпу.
– Предсмертный хрип, – тихо произнёс он. – Юная душа отлетела от тела. Но, может быть, силой науки удастся вернуть её на место? Перенесите тело в таверну.
Меня торжественно водрузили на взявшийся откуда-то оконный ставень, и вдоль причала потянулся печальный кортеж. Возглавлявший компанию «труп» был, несомненно, самым жизнерадостным её участником.
Наконец мы добрались до «Морячка»: здесь меня раздели и уложили на самую лучшую кровать. Новость о несчастном случае, похоже, разнеслась по округе: за окнами гудела толпа, да и на лестнице было не протолкнуться.
Том разрешил пропустить в комнату лишь десяток самых влиятельных людей города, но зато каждые пять минут адресовал собравшейся под окном толпе устные сообщения:
– Ничего не поделаешь, мёртв. Потоотделение прекратилось. Пульса нет. Но будем биться до последнего, в этом и состоит наш долг.
– Может быть, принести бренди? – спросила хозяйка.
– Да. И принесите ещё полотенца, таз и сидячую ванну. Но бренди в первую очередь.
Первую же попытку себя напоить «труп» встретил с сердечнейшим одобрением.
– Глядите-ка, пьёт, – удивилась хозяйка, поднёсшая стакан к моим губам.
– Рефлекторная реакция, не более того, – пояснил Том. – Действия покойника совершенно автоматичны. Да-с, сударыня, любой труп выпьет тут вам весь бренди, если только правильно направить поток жидкости по пищеводу. Отойдите-ка в сторону. Попробуем применить метод воскрешения мертвецов, предложенный Маршаллом Холлом.
Граждане почтительно расступились, образовав круг, а Том снял пальто и, взобравшись на кровать, принялся вращать меня из стороны в сторону – да так, словно поставил перед собой цель вывихнуть все суставы до единого.
– Хватит, чёрт побери! – прорычал я, и он действительно сделал паузу, но для того лишь, чтобы броситься к окну и завопить.
– Никаких признаков жизни! – после чего с удвоенной энергией взялся за дело.
– Теперь попробуем метод Сильвестра! – Истекая потом, Том принялся проделывать надо мной какие-то ещё более мучительные операции.
– Безнадёжно! – воскликнул он и благоговейно натянул мне на голову простыню. – Посылайте за коронером[109]. Он отошёл в лучший мир. Вот моя визитка. – Последние слова были адресованы только что прибывшему полицейскому инспектору. – Доктор Краббе с Джордж-стрит. Позаботьтесь о том, чтобы детали происшествия были описаны с максимально возможной точностью. Бедный юноша!
Потерев у себя платком под глазом, Том двинулся к двери, сопровождаемый сочувственным стоном толпы. Он уже опустил ладонь на дверную ручку, но вдруг замер, словно осенённый блестящей идеей, и вернулся к кровати.
– Может быть, есть ещё небольшая надежда? Мы ведь не прибегали пока к магической силе электричества, этой утончённейшей из субстанций, по природе своей родственной нервной энергии. Нет ли рядом аптеки?
– Есть, сэр, как раз за углом. Там аптекарем мистер Маклаган.
– Ну, так бегом к нему! Жизнь человеческая на волоске! Несите мне самую мощную гальваническую батарею, да поживее!
Добрая половина толпы снялась с места и понеслась к мистеру Маклагану, создавая невообразимую сутолоку. Наконец раскрасневшиеся посланники вернулись. Один из них держал в руках сияющий ящик из красного дерева, судя по всему и скрывавший в себе спасительное устройство.
– Ну а теперь, джентльмены, должен сообщить вам, что я стану сейчас, по-видимому, первым врачом в Британии, осмелившимся использовать целебную силу электричества столь неожиданным образом. Много лет назад в Вене, ещё будучи студентом, я стал свидетелем тому, как нечто подобное проделал Рокиланский – знаменитый учёный. Итак, внимание: отрицательный полюс я присоединяю к солнечному сплетению, а положительный – ко внутренней стороне коленной чашечки. Когда-то на моих глазах этот метод произвёл настоящее чудо: кто знает, вдруг то же самое произойдёт и сейчас?
Так и случилось.
Трудно сказать, была ли то случайность, или отчаянный бес, всегда сидевший в Томе, взял верх. Он утверждает, что я стал жертвой несчастного случая. Как бы то ни было, самая мощная батарея Бриспорта пропустила через моё тело максимально возможный ток.
– Плевать на хозяйку! – рявкнул я. – Ты погубил меня. Я чувствую себя громоотводом!
– Бедный малый ожил, но разум его помрачён! – заорал Том, снова обращаясь к толпе. – Ему кажется, будто он превратился в громоотвод. Освободите дорогу, мы идём к кебу. Вот так, хорошо… Теперь помогите мне его туда всунуть. Жизнь этого человека уже вне опасности. Одеться он сможет и у себя в гостинице. На случай если у кого-нибудь из вас есть дополнительная информация, которая поможет мне лучше понять природу этого странного случая, сообщаю свой адрес: Джордж-стрит, восемьдесят один. Запомнили? Доктор Краббе, Джордж-стрит, восемьдесят один. Ну а теперь прощайте, друзья, и всего вам хорошего!
Чтобы предотвратить дальнейшие разоблачения, Том впихнул меня в кеб, и мы тронулись под восторженный рёв счастливой толпы.
Задержаться в Бриспорте с тем, чтобы в полной мере оценить последствия своего подвига, мне не удалось. В тот вечер Том закатил ужин с шампанским, но в самый разгар этого буйного веселья принесли телеграмму от шефа, которой мне предписывалось ближайшим поездом отбыть в Манчестер. Я всё же дождался утреннего выпуска «Бриспорт кроникл» и скоротал скучные часы обратного пути за чтением красочных описаний приключившегося со мной несчастья.
Доктору Краббе и чудесному воздействию электричества на утопленника было уделено целых полторы колонки. Впоследствии новость эта была перепечатана лондонскими газетами и удостоилась самого серьёзного комментария в журнале «Ланцет».
Относительно же финансовых последствий нашего маленького эксперимента мне остаётся судить лишь по письму самого Тома Краббе, которое я приведу полностью:
«Привет, мой Воскрешённый Труп!
Думаю, ты хотел бы знать, как идут дела в Бриспорте. Что ж, слушай.
Мой мальчик, Дэвидсона и Маркхэма я срезал вчистую. Уже на следующий день после нашей милой проделки я получил в своё распоряжение: ссадину на ноге (помнишь, тот младенец?), разбитую голову (женщина, на которую он упал), рожистое воспаление и бронхит. Ещё через день чудненький перезревший рак бросил Маркхэма на произвол судьбы и переметнулся ко мне. Добавь ещё сюда пневмонию и человека, который проглотил шестипенсовик. С тех пор в моём журнале появляется с десяток новых имён ежедневно; на этой неделе собираюсь ещё и перед домом устроить что-то вроде ловушки.
Когда соберёшься открыть своё дело, тут же дай мне об этом знать. Как бы занят я ни был, непременно приеду и, уж поверь, обеспечу тебя клиентурой, пусть даже ради этого мне придётся весь день простоять вниз головой в бочке с дождевой водой.
До свидания. Привет от супруги.
Вот как это случилось
Эта женщина была пишущим медиумом. Вот что однажды она написала:
«Некоторые из событий, случившихся в тот вечер, я помню вполне ясно; другие же похожи скорее на какой-то туманный, прерывистый сон. Поэтому мне так и трудно связно рассказать, как же всё это произошло со мной. Не имею ни малейшего представления, что вынудило меня в тот день отправиться в Лондон и почему я возвращался так поздно. Все мои поездки в Лондон были похожи одна на другую. Но с той минуты, как я вышел из поезда на своей маленькой станции, я помню всё очень отчётливо. Я словно готов пережить всё заново – каждое мгновение.
Прекрасно помню, как шёл по платформе, глядя на освещённые часы в конце перрона; они показывали половину двенадцатого. Помню, как прикидывал, успею ли добраться домой до полуночи. Помню и свой большой автомобиль с сияющими фарами, сверкавший полированной медью. Он поджидал меня возле станции. Мой новенький „робур“ в тридцать лошадиных сил. Его в тот день мне как раз доставили. Помню, я спросил своего шофёра Перкинса, как ему машина, и он ответил, что превосходно.
– Я сам поведу, – сказал я, усаживаясь на сиденье водителя.
– Тут передача переключается иначе, – ответил он. – Может, лучше я сяду за руль?
– Нет, я хочу попробовать сам, – отказался я.
И мы тронулись. До дома было миль пять.
У моего старого автомобиля был обычный переключатель передач, встроенный в углубление на панели. В новой машине, чтобы увеличить скорость, приходилось переключать рычаг, помещённый на отдельном щите. Освоить это было нетрудно, и вскоре мне уже казалось, что я всё понял. Глупо, конечно, было начинать осваивать новую машину в темноте, но мы ведь нередко делаем глупости, и нам далеко не всегда приходится расплачиваться за них сполна. Всё шло хорошо до Клейстол-Хилла. Это один из самых коварных холмов в Англии длиной мили в полторы, с тремя крутыми поворотами. Мой гараж прямо у подножия, с выездом на Лондонское шоссе.
Как только мы миновали выступ этого холма – в этом месте самый крутой подъём, – тут же начались неприятности. Я шёл на предельной скорости и хотел уже перейти на пониженную передачу, но рычаг при переключении вдруг начало заклинивать, и я был вынужден вернуть его в предельное положение. Машина мчалась на бешеной скорости, я рванул тормоза – и они, один за другим, отказали. Это бы ещё полбеды: у меня ведь оставался ножной тормоз. Но когда я со всей силы нажал на него и лязгнула педаль, а мы продолжали нестись вперёд, я покрылся холодным потом. В эту минуту мы мчались по склону вниз. При ослепительном свете включённых фар мне удалось проскочить первый поворот. Затем второй, хотя мы чуть не угодили в кювет. Оставалось проехать всего милю по прямой и сделать один поворот внизу, а там въехать в раскрытые ворота гаража. Если я смогу проскочить в это убежище, то всё в порядке: дорога к дому поднимается резко вверх, и машина заглохнет и остановится сама.