Сумерки спустились раньше, чем мне удалось добраться до дому. Я была слишком утомлена и слишком унижена, чтобы позвонить и приказать зажечь огонь и подать чай. Поэтому я сразу же отправилась в библиотеку и бросилась в отцовское кресло. Я безуспешно пыталась вернуть себе отцовское мужество и чувство юмора. Я думала о своем будущем. Без сомнения, другие варианты были куда хуже Рэндэлла.
Мне представилась мисс Миллз, компаньонка моей тети – сухая палка в образе женщины, всегда одетая в поношенные коричневые платья. Она постоянно моргала, а одна ее щека дергалась в нервном тике. Еще была девушка – мисс Аллеи? – которая служила гувернанткой в семье лорда А. Наша горничная рассказывала мне о ней; слухи ходили по всему Лондону. Мисс сбежала с младшим сыном, и лорд А. оставил мальчика без гроша. Тогда галантный юноша отказался жениться и бросил гувернантку.
Мисс Миллз или мисс Аллен – рабство или позор. Я подумала, что по большому счету предпочитаю позор. Но ни та, ни другая судьба не казалась мне привлекательной.
Мисс Миллз, мисс Аллен или – Рэндэлл. Я не видела его несколько месяцев, и мне было трудно вспомнить, как он выглядит. Я знала, что он высок, что его каштановые волосы редеют на макушке, что у него густые усы, которыми он непомерно гордится, но я не могла собрать его черты воедино. Его лицо было круглым и вечно покрыто румянцем; одевался он элегантно. Может быть, даже слишком элегантно? Его перчатки были чересчур тугими. А может быть, это его руки были слишком пухлыми – пухлыми и мягкими, словно тесто, а при прикосновении оказывались неприятно холодными. Если я выйду замуж за Рэндэлла, думала я, он получит право когда только захочет трогать меня своими холодными руками.
Я шагала взад и вперед, в отчаянии сжимая пальцы, когда Эллен внесла записку, которую только что передал ей гонец. Я не торопилась прочесть ее. Я полагала, что это – приглашение от мистера Дауни, который уже предлагал мне пожить некоторое время с ним и его женой. Но самое ужасное, что в записке могло быть сообщение о прибытии Рэндэлла. Я попросила Эллен зажечь огонь и принести мне чай и выпила две чашки, прежде чем посмотрела на записку. И только тогда я поняла, что она написана незнакомой рукой.
Почерк принадлежал мужчине, в этом не было сомнений – тяжелые черные буквы были небрежно начертаны поперек страницы:
“Если Д.Г., которая характеризует себя как опытного секретаря по антиквариату, прибудет завтра в отель “Тревеллерз”, в 10 часов утра, она сможет представить свои рекомендации. Спросить мистера Гэвина Гамильтона”.
“Тревеллерз” оказался тихой, респектабельной гостиницей в Блумсбери, недалеко от музея. Я спросила мистера Гамильтона, и клерк направил меня на второй этаж. Когда я стучала в дверь, то почувствовала, как вспотели мои руки под перчатками. Через минуту низкий мужской голос приказал мне войти.
Комнату наполнял свет, лившийся из окна напротив двери. Он ослепил меня, так что я могла видеть лишь очертания человека, с которым говорила. Он был высок и держался как джентльмен, но больше я почти ничего не разглядела.
Довольно долго он стоял без движения и не говорил ни слова. Молчание становилось странным. Нервничая, я уже решилась было заговорить, когда, странным образом дернув квадратным плечом, он шагнул вперед и вышел из луча света. Тут я в первый раз ясно увидела его: это был мистер Гэвин Гамильтон, хозяин Блэктауэра.
При виде этого лица я лишилась дара речи. Я была приучена к уродливым лицам; никого из друзей моего отца нельзя было счесть образчиком мужской красоты. Но лицо, которое смотрело на меня, было не просто уродливо – оно было ужасно. Оно было изуродовано. По одной стороне лица – от брови до подбородка – шел синевато-серый шрам, который морщил его плоть и нарушал линию рта.
В остальном же его лицо было вполне обычным, хотя его черты были слишком резки, чтобы его можно было назвать красивым. Это лицо было длинным и худым, с высокими скулами и прямым, выдающимся вперед носом. Его глаза были темны и широко посажены под тяжелыми бровями. Усов он не носил, и его густые черные волосы были подстрижены короче, чем того требовала мода. Какой-нибудь другой мужчина, имеющий подобный шрам, постарался бы, насколько возможно, спрятать его под волосами. Но только не мистер Гэвин Гамильтон.
Он дал мне достаточно времени, чтобы привыкнуть к его внешности, прежде чем начал говорить.
– Садитесь, – сказал он довольно хриплым голосом. – Вы, насколько я понимаю, и есть Д. Г. Как расшифровываются эти инициалы?
– Дамарис Гордон. – Я села, по милости Божьей стул оказался здесь же, под рукой, не думаю, что я смогла бы сделать хотя бы шаг. – Мой отец... мой отец был... доктор Эндрю Гордон.
– Так я и думал. Я слышал о смерти вашего отца. Правду сказать, мы находимся в отдаленном родстве. Упоминал ли он когда-нибудь о своей связи с Гамильтонами из Данноха?
– Нет, думаю, что нет.
– Если вы сомневаетесь, покопайтесь в генеалогии. Я буду откровенен, мисс Гордон. Если бы я не сообразил, что под инициалами “Д.Г.” скрывается дочь вашего отца, я не стал бы откликаться на ваше объявление.
– Я понимаю. – Даже после того, как первоначальный шок прошел, мне все еще было трудно смотреть в это лицо. Я перевела взгляд на его руки, и это был еще один удар. Хотя он и был одет в домашний костюм – на нем был темно-серый утренний сюртук и белая рубашка, – руки его были затянуты в перчатки – не обычные мужские перчатки, но черные шелковые, которые так облегали его руку, что были похожи на нарисованные.
Он заметил, что я крайне неохотно поднимаю на него глаза, и потому уселся на стул, где солнечный свет безжалостно освещал его изуродованную шрамом щеку.
– Похоже, вы испытываете неловкость, мисс Гордон. Видите ли вы дверь справа от вас? В соседней комнате находится женщина, в обязанности которой входит прислуживать мне. Миссис Кэннон!
В дверном проеме, на который он указал, появилась леди. Ее морщинистое лицо и седые волосы принадлежали пожилой женщине, но ее платье павлинье-синего цвета, отделанное сливочного цвета бархатными бантами, скорее подошло бы молодой девушке. Вскоре мне предстояло узнать, что бесстыдная любовь к пышным платьям была болезненным свойством миссис Кэннон. В тот, первый, раз ее вид просто потряс меня, но вскоре я успокоилась. Широкие голубые глаза этой женщины были честны, словно глаза младенца, и почти столь же бессмысленны; морщинистый розовый ротик расплылся в улыбке, и я не смогла не ответить ей тем же. Затем, повинуясь жесту своего странного хозяина, дама удалилась.
– Не чувствуете ли вы, что необходимые условности соблюдены? – сардоническим тоном спросил мистер Гамильтон. Голос его был низким и хриплым. – Тогда можем продолжить. Я подумывал предложить вам место. Но я не ожидал, что вы так молоды и так...
Он не закончил предложения, оставив мне лишь в смущении гадать, какое именно слово он предпочел опустить. Щеки мои вспыхнули, и я прикусила язык – как все это было на меня не похоже!
– Должен сказать, – заметил мистер Гамильтон, не сводя с моего лица своих проницательных темных глаз, – что ваше объявление просто изумило меня. О чем думала ваша семья, когда позволила вам совершить подобную глупость? Ведь нет сомнения, что ваша тетя готова предоставить вам свой дом? И ведь всем известно, что вы обручены с вашим кузеном. Может быть, вы поссорились? Хочу предостеречь вас, мисс Гордон, что моя нужда в секретаре имеет известные границы. Я не желаю помогать вам дразнить кузена Рэндэлла.
Точно не помню, что именно я ответила, но на меня накатила волна ярости. Мистер Гамильтон трясся от смеха. Затем он несколько секунд безмолвно изучал меня. Наконец заявил деловым тоном:
– В ваши обязанности будет входить составление каталога и устройство моей библиотеки. Вам также придется писать под диктовку. Я готов назначить вам подобающее жалованье. Устроят ли вас подобные условия?
– Да...
– Это – преимущества данной должности. Но поскольку я, при всех своих грехах, человек честный, я сообщу вам и о недостатках. Мой дом находится на севере Шотландии и весьма далек от комфорта современной цивилизации. Единственные женщины вашего круга – это миссис Кэннон, которую вы уже видели, и... еще одна юная леди.
Он замолчал и нахмурился, глядя на свои руки, затянутые в эти странные перчатки. Потом сказал, отвернувшись:
– Эта юная леди – моя дочь. Она инвалид и не может ходить. Из-за своей болезни она избалована до крайней степени. И выглядит даже младше своих шестнадцати лет.
– Какая трагедия, – отозвалась я, думая, что понимаю, что он хочет сказать. – Я была бы счастлива сделать все возможное для мисс Гамильтон. Вне всякого сомнения, у нее есть гувернантка, однако когда человек привязан к постели, более глубокое изучение определенных предметов помогает скоротать время. Я могла бы заниматься с ней греческим или...
Громовой смех Гамильтона прервал меня на полуслове.
– Аннабель и уроки греческого! Вы даже не представляете себе, как это комично, мисс Гордон. У девчонки комариные мозги, да и нрав у нее ничуть не лучше. Я только пытаюсь предостеречь вас. Чтобы вы не ожидали многого от маленькой идиотки. Лично я советовал бы вам избегать ее. Я и сам так поступаю.
Я была в ужасе от такой жестокой речи, и думаю, что этот ужас отразился на моем лице.
Мистер Гамильтон пристально глядел на меня, его искривленный рот тронула полуулыбка. Длинные черные пальцы его правой руки нетерпеливо барабанили по столу.
– Вы колеблетесь? – спросил он тем же хриплым голосом, который я услышала в первый раз. – Меня это не удивляет.
Я подняла склоненную голову и посмотрела ему прямо в лицо:
– Я принимаю это место.
Не знаю, почему я это сказала. Было похоже, будто кто-то или что-то выговорили эти слова за меня. Но, странно, когда слова были произнесены, я почувствовала, что больше не боюсь.
– Нет, в самом деле нет! Я принимаю предложение, и все тут! Когда мы отбываем в... в...