— Я орал над ней все сильные слова, которым научил отец мою мать, а она передала мне! Я создавал и разрушал вещи, гремел громом, плевался огнем, но она все была мертва! Я ненавижу смерть, ненавижу смерть, ты слышишь меня?!
Он захлебнулся яростью и замер, вперив перед собой взгляд. Однако вскоре продолжил негромко, словно и не было вспышки древнего безумия:
— Ты пойми, весь мир был нашим владением, где мы вольны были делать все, что хотели. И одного только не было — Неназываемый обманом отнял у нас вечную жизнь… Я ненавидел Его тогда, и сейчас ненавижу!
— Это прародители обманули Его. Никто не виноват в их падении, кроме них самих, — негромко, но твердо возразил Варнава.
— Слушай, не надо вспоминать придуманные Краткими книги, — пренебрежительно бросил Дый. — Что там было на самом деле, неведомо никому, кроме них и Его. И, я думаю, история была грязной. Недаром закрыты от взора Продленных Корни. Мы можем наблюдать Ствол от исхода отца нашего Каина и матери нашей Калманы на восток от Эдема. Но никто точно не знает, что происходит там до этого…
— Мне не обязательно видеть, чтобы знать, насколько Он любит нас, тех, кого Сам создал.
— Плети, плети ложь свою, подлый назарянин…
От ярости человеческий облик Дыя стал распадаться — голова вытягивалась, становилась остроконечной, тело, напротив, раздавалось вширь, руки удлинялись, от кончиков пальцев неудержимо отрастали острые когти, из искривленного рта, напоминавшего уже лягушачью пасть, лезли изогнутые желтые клыки. При этом монструозная фигура продолжала изменяться, словно не в состоянии была устояться в единой форме. Стало казаться, что это не одно существо, а легион разных тварей, каждая из которых ежесекундно являла новое рыло, ужаснее предыдущего. Было даже неясно, мужского рода ЭТО или женского. В один миг над Варнавой распахнулись кожистые синеватые крылья, ОНО издало невыносимый визг. Но приступ безумия кончился, крылья опали, вновь став широким синим плащом. Перед Варнавой был прежний Дый.
— Мы сами, люди, не покорившиеся Ему, вырвали бессмертие из сердца мира.
Дый говорил медленно и устало, словно недавняя вспышка высосала его силы.
— То была музыка… Да, в самый черный момент, когда казалось, что сейчас умру, я услышал музыку. Перед моим дворцом в Генохии играл на гуслях один из учеников Иувала — отца всех музыкантов.
Вновь чуть помолчав, он продолжил с оттенком торжественности:
— Не ведаю, кто послал его. Может быть, мой отец, кто бы он ни был. Но никак не твой Хозяин, обрекший наших прародителей на смерть лишь за то, что они стремились к знанию.
— К знанию чего, смерти?.. — резко бросил Варнава, не выдержав этого велеречиво-истеричного потока полуправды, откровенной лжи и дурных интерпретаций. — Они были созданы счастливыми и мудрыми, но захотели того, что им не предназначалось — знания Замысла. Само это знание, а не Творец, разрушило их бессмертие.
— Я тоже верю в этот рассказ из твоей Книги, — нежданно кивнул Дый. — Да, прародители получили знание о Древе — то знание, которое Демиург хотел скрыть от них.
— С помощью Тьмы получили.
— Возможно. Но это была благородная попытка, хоть они и поплатись за нее вечной жизнью. А мы, их истинные потомки по линии Каина Великого, сумели вернуть бессмертие.
— Вы получили его иллюзию в иллюзорном мире и оказались изгнанными из реальности, как прародители из Эдема.
— А есть ли реальность, просвети-ка меня, Шри-Варнава?
— Можешь и махатмой обозвать, только за идиота не держи. В Стволе реальность.
— Ну ладно, спорить не буду. Только махатмы все тут, у меня в Шамбале, — Дый негромко рассмеялся. — Давай-ка, чем препираться, лучше закончу. Итак, я слышал гусли. Музыкой этой зазвучал весь мир, ею звенели улицы и площади моего спящего города, его прекрасные дворцы и храмы, окрестные горы, водопады, леса, само время. Меня она заполонила доверху и, переполнив, изливалась наружу. Я словно слился с ритмом вселенной, растворился в нем, стал чистым звуком, волной энергии, несущейся в бесконечности. И я чувствовал, что все изменяется. Ты знаешь это тревожное чувство перехода в иную Ветвь, но мне оно было тогда внове. Я опять решил, что умираю, однако звуки стихли, и я осознал себя стоящим перед ложем с дохлой девкой на нем. Только она была живой, та, которую я только что видел с головою, свернутой на бок! Снова она была в ярости, плюнула в меня, — этот плевок и оказался причиной ее смерти. Теперь я успел до последнего крошечного пузырька рассмотреть каплю слюны, застывшую напротив моего лица. Она самоцветом сверкала в огне светильника. Я был ошеломлен и ничего не понимал. Но тут мир сдвинулся с места, плевок вновь опозорил меня, и я постиг, что время обернулось.
Я упал на колени перед ее ложем и рыдал, целовал ее ноги, захлебываясь огненной радостью воскресшего. Я уже чувствовал, что свершилась великая победа, и мне хотелось разделить ее со всем миром, и, прежде всего, с этой девушкой, которую тогда обожал. Она же смотрела удивленно.
Конечно, тогда я вышел из Ствола. Если хочешь, был изгнан. Но еще не знал этого, а то бы поклялся отцом нашим Каином и отцом моим вернуться… Вот так я и стал Продленным.
— А что сталось с девушкой?
— А вот этого, голубчик, уж и не помню. Куда-то девалась. Еще до того, как я понял, что в очередной раз обманут вечным врагом людей, Которому ты служишь.
— Врагу служишь ты.
— Никому не служу, это мне служат. И вообще, заткнул бы ты фонтан своего богословия. Ощущать ты должен трепет и радость, ибо узнал, как продлялись Изначальные дивы. У вас, последышей, все это было не столь экстремально. Не так ли?
В Стране черной земли: «Жри богов!»
— Во имя Трижды величайшего! Взыскующий истину! Вот ты низвергся в глубины. Ты идешь по подземному царству, сердце твое сжимается. Но здесь нет места страху. Ответь, почему нет страха?
— Потому что я уже мертв.
— Во имя Владыки дома! Взыскующий силу! Две двери перед тобой, выбирай любую. Но сделай правильный выбор… Ты сделал правильный выбор, хотя это неважно. Скажи, почему?
— Потому что я мертв.
— Во имя Собаки с головой из красной яшмы и фаллосом из сердолика! Взыскующий вечную жизнь! Если ты пройдешь по этому пути, не оглядываясь, то будешь очищен огнем, водою и воздухом, и восторжествуешь над смертью. Почему случится так, ответь мне.
— Потому что я мертв.
— Во имя Хранящего в сердце своем круг луны! Взыскующий радость! Перед этими дверями ты еще можешь повернуть назад. Но за ними обратной дороги не будет, лишь твоя победа или твоя смерть. Почему ты открыл эту дверь?
— Потому что я мертв.
— Во имя Мужа с головой ибиса! Взыскующий мудрость! Тебя жжет огонь, ты ступаешь по раскаленному железу. Почему ты не сгораешь, ответь.
— Потому что я мертв.
— Во имя Павиана с сияющей гривой! Вот, тебя покрывают воды вечности. Они выстуживают твою кровь, в лед превращают кости. Почему ты не застынешь на дне?
— Потому что я давно мертв и холоден.
— Во имя Юноши в крылатых сандалиях! Взыскующий память! Теперь ты висишь над бездонной пропастью, ухватившись за железное кольцо. Почему бы тебе ни отпустить руки и не обрести отдых внизу?
— Я мертв, мне не нужен отдых.
— Взыскующий продления! Вот, ты в зале, именуемом «Врата смерти», стоишь передо мной, именем которого прошел этот путь, стоишь перед гробом. Слушай же слово мое к тебе, прежде чем ляжешь во гроб, и придет музыка, которая даст тебе власть над Ветвями. Сейчас ты отвергнешь свою краткую жизнь и приобщишься к таинствам Древа, как и надлежит тебе по рождению. Выйдя отсюда, ты сам должен понять, что тебе теперь делать. Я же скажу: отныне ты — бог. Такой же, как я и другие братья наши по Ордену. Веди же себя, как подобает богу. А что ему подобает, о взыскующий?
— Я не знаю.
— Тогда слушай древний гимн, сложенный для членов Ордена нашего: «Небо пасмурное, звезды гаснут, небесное пространство трясется, кости горизонтов дрожат, когда они видят тебя. Ты появляешься как бог, питающийся своими отцами, питающийся своими матерями. Ты — этот тот, кто ест людей, кто питается богами. Их большие тела для твоего завтрака. Их средние тела для твоего ужина. Их маленькие тела для твоей ночной еды. Печки украшены для тебя ногами жен обитателей неба. Ты питаешься легкими мудрецов, ты доволен, когда их магия в твоем теле. Почтение тебе во Древе, Продленный, бог». Понял ли та эти слова, мертвец?
— Да.
— Так ложись во гроб и жди прихода жизни вечной… Да отверзнутся уста твои и очи, когда я прикасаюсь к ним вот этой ногой жертвенного быка. Да отверзнутся уста твои и очи, когда я касаюсь их этими теслом и резцом. Да отверзнутся уста твои и очи, когда я сыплю на них этот красный песок. Хотя ты уходил, да придёшь ты! Хотя ты спал, да проснешься ты! Хотя ты умер, да оживёшь ты! Просыпается бог усталый! Встаёт бог, овладевает бог своим телом! Слышит бог музыку Древа, музыку бессмертия. Кто ты отныне?
— Я бог. Мертвый бог.
Эпизод 2
Под двусмысленные речи провожатого он продлялся в подземелье древнего храма в Стране черной земли. Имя знаменитого этого дива было известно ему из мифов, из слухов, нарочно пускаемых Орденом в Ветви, чтобы прервать для Кратких всякую возможность достигнуть правды.
Он слушал темные слова, клубящиеся в зобу птицы, чья гротескная голова ловко гнездилась на коренастом человеческом теле. Пробирался по темным переходам, наполненным многозначительными ловушками для посвящаемых — тьмой, водою, ветром, огнем. Вдыхал затхлый воздух гробницы, дурманящий запах, источаемый тысячами мумий Кратких — рабов, крестьян, вельмож, жрецов и царей, уложенных в штабеля для вразумления и наставления продляющихся юнцов. Юнцов, впрочем, лишь с точки зрения Ордена: по счету Кратких сам он был к тому времени стар и многоопытен, тяжко довлела над ним чреда скитаний, боев, побед и поражений. Весь этот путь, однако, проделан был зря, ибо так и не сумел он уйти от мучительного сна, безжалостно приходящего в конце каждой его ночи.