В жилище было уютно и спокойно. Варнава с интересом рассматривал утварь, оружие, части упряжи — все дорогое и изящное, и, по большей части, не местного производства.
— Военная добыча, — пояснил наблюдавший за ним Аслан.
— Еще и воюешь?
— Изредка… Когда крайняя необходимость.
— А это скальпы? — спросил Варнава, указывая на свисющие с решетки пряди ломких волос.
— Угу, — кивнул Аслан. — Убил человека, снял скальп, в юрте повесил — интересно, красиво…
Он хлопнул в ладоши, и бесшумно вошедшие в юрту женщины стали наполнять фарфоровые чаши кумысом, подавая их хозяину и гостю. Те, глядя в огонь, молча потягивали слабый кисловатый напиток.
— Аслан, у тебя водка есть? — спросил вдруг Варнава.
— Ты с ума сошел! — с готовностью отозвался тот. — Как же без водки? У меня тут все есть, чего, по идее, быть не должно…
— И лимон? — раздался вдруг слабый, но уже насмешливый голос.
Гела проснулась и, приподнявшись на ложе, смотрела на все с интересом. Варнаву нисколько не удивило, что вопрос она задала на языке, которым пользовались в Ордене — так и должно было быть в Ветви, созданной под себя Продленным. Сама же она, кажется, этого не замечала.
— Зачем лимон? — с недоумением спросил Аслан.
— А чем я водку закусывать буду? — пожала она плечами. — Я ее только лимоном закусываю.
— И кто ей, интересно, водки даст? — вопросил Варнава пространство.
— Только попробуйте не дать, — пригрозила она. — Невесть куда затащили, да и еще и водки не дают… Так есть лимон?
— Нету, — сокрушенно признался Аслан. — Можно, конечно, в какую-нибудь Ветвь смотать…
— Остынь, — призвал Варнава, — она же не персик попросила…
— Да я быстро, — петушился Аслан, пристегивая к поясу только что отсегнутый меч. — Туда и обратно…
— Отсынь, говорю! Не хватало еще, к Дыю попадешь девичьих капризов ради.
— Да пошутила я, пошутила, — снизошла девушка. — Раз нет лимона, закушу чем-нибудь еще. Что там в котле варится, мясо?
— Мясо, мясо, — с облегчением подтвердил Аслан, снова откладывая меч.
— Мясо, это хорошо, — кивнула Гела. — А пока мне надо привести себя в порядок. Где тут ванна?
Варнава раскатисто расхохотался. Аслан печально поглядел на него, но не выдержал и присоединился к хохоту. Гела обиделась не на шутку:
— И какого…вы ржете, как два жеребца? Тут что, нет ванны с горячей водой?! Я так и подумала, что это не рай…
— А мы тебя сразу предупредили, — сквозь смех возразил Варнава.
Отсмеявшись, положил Аслану руку на плечо.
— Давай, приказывай своим ребятам.
— Сейчас тебе баня будет, — повернулся он к Геле.
— Настоящая?! — с энтузиазмом спросила она и даже сделала движение, будто хлопает в ладоши.
— Ну, не совсем такая, к какой ты привыкла, но тоже ничего себе, — заверил Аслан,
выходя из юрты.
Как только он скрылся, выражение лица Гелы сразу изменилось. Встала с кровати, подошла к Варнаве и попыталась поцеловать его руку, которую тот мягко отнял.
— Батюшка… — кажется, не знала, что сказать дальше. — Спасибо… Я никогда… Я все помню и никогда не забуду, что вы…как вы…
— Лучше бы тебе это забыть, — тяжело вздохнул Варнава. — Да и мне тоже… Никому не рассказывай, что там было, хорошо?
Она послушно кивнула.
Вернулся Аслан, и больше они об этом не говорили. Гела все время дерзила хозяину, обращаясь к Варнаве с подчеркнутым почтением. А тот с интересом наблюдал, как его друг, Продленный, прошедший множество Ветвей, столько переживший и передумавший еще в Стволе, на манер подростка, смущается от девичьих уловок. Впрочем, вполне могло быть, что Аслан сам все видел, но участие в вековечной этой игре волновало и захватывало древний дух, живший в юношеском теле…
Вошедшая в юрту женщина с поклоном доложила, что баня готова. Гела важно направилась за ней. Было видно — она старается не думать, что вся ее одежда превратилась в лохмотья, да еще заляпана кровью и грязью. Варнава вышел за ней — полюбопытствовать на баню. Та представляла собой войлочный чум, из верхнего отверстия которого валил хороший дым. Гела с женщиной скрылась там.
— Банька скифская? — спросил он Аслана, вернувшись обратно
— Ага, раскаленные камни в воду, кедрово-можжевеловая зола за мыло. Стараюсь выдерживать стиль, пока возможно…
— Надо будет потом сходить.
— Сходим, — Аслан выглядел несколько растерянным. — Знаешь что, давай-ка, примем по сто, пока она плещется.
Он подошел к низенькому буфету, открыл ключом один из ящиков, достал бутылку с прозрачной жидкостью и пару стеклянных стопок, вроде тех, что они видели недавно в подвале, где познакомились с Гелой. Чокнулись, выпили стоя. Деревянной ложкой Аслан достал из котла большой кусок мяса, разрезал и прямо на ноже протянул половину Варнаве, сам же закусил с ложки.
— Если мяса с ножа ты не ел ни куска… — пропел Варнава, прожевав.
— Можно подумать, мы с тобой в Стволе соседями были… — заметил Аслан.
— Люблю тот участок. Мир перехода, встречи начал и концов, до финиша еще немало, но уже дает о себе знать его приближение. Время сжимается, события прут одно за другим, почти без промежутка. Все бешено несется, но ты этого не ощущаешь, сидишь себе, словно в самолете и глядишь в иллюминатор на глобальные изменения. Все как в кино, включая глупую уверенность, что в любой момент можешь отвернуться от экрана. Постепенно реальность утрачивается, становится зыбкой, какой и должна быть. Чувствуешь, что живешь в ускользающей натуре, и оттого элегически грустно. Моно-но-аварэ короче… При этом все культурно, удобно и толково сделано. Вы, тамошние, не знаете, как славно живете. Потомки вам завидуют, а предки захотели бы остаться с вами… Впрочем, кому я это…
Варнава замолк, словно устыдился своей нежданной велеречивости.
— Вот именно, — подтвердил Аслан, наливая по второй. — Я всегда говорил, что есть времена, когда жить легко, но противно… Потому, может, и ухватился за эту продленность — моя эпоха меня не совсем устраивала. Тем более, застал еще предыдущую со всеми ее прелестями — ты знаешь…
— А здесь тебе как? — спросил Варнава, выпив и прожевав еще кусок.
— Здесь — моя лаборатория. В Стволе все мечтал, чтобы ученые моего профиля имели возможность ставить эксперименты. К сожалению, там это немыслимо, потому что история в Стволе не имеет сослагательного наклонения — такая вот банальность. А в Ветвях — пожалуйста, сколько угодно.
— Тебе не кажется, что это несколько жестоко в отношении здешних Теней?
— Почему? Они живут так же, как их оригиналы в Стволе, часто даже лучше. А ты сам — устроил из Ветви себе монастырь, а тамошние Тени спросил, хотят ли они быть его насельниками?..
— Ты прав, — ответил Варнава, тяжело вздохнув. — Именно в этом наша…обделенность, что ли… Мы не можем жить, не причиняя вреда.
— Тебе не кажется, что это относится ко всем живущим, не только к нам? — серьезно взглянул на него Аслан.
— Я встречал противоположные примеры.
— Если это о Совершенных, ты не прав — они не могут жить, совсем не вредя, просто то добро, которое они производят во Древе, многократно компенсирует причиненное ими зло… Я смотрю, ты теперь не отказываешься от мяса? — перевел он разговор. — Вспомнил, наконец, что на войне поста нет?
— Просто подумал, что кардинальным образом на мою будущую участь это уже не повлияет, — мрачно пожал плечами Варнава.
— Зря ты так убиваешься… — уронил Аслан.
— Зря? — Варнава резко вскинул голову. — Я был мужем собственной сестры, и она родила от меня ребенка, которого ее отец предназначил в жертву Тьме. Я, монах и священник, вынужден был бесноваться, предался нечеловеческому гневу, принял образ зверя… И после этого, ты думаешь, для меня возможно очищение?
— Ты был поставлен в условия. И на тебе нет вины за то, о чем ты не знал.
— Эдип тоже ничего не знал…
— Эдип служил иным богам… Но в любом случае тебе придется с этим жить, хочешь — не хочешь. Что касается твоей бывшей…твой сестры… Инцест, как и всякий блуд, имеет две стороны… Женщина — это существо такое, с характером. Она когда захочет, тогда она согласна. А когда не захочет, так ее и не принудишь. На своем настоит обязательно. Это и вожделения касается. Может, и знали ваши души, что происходит, да вот случилось такое… Перелюбили друг друга, бывает… А может, себя перелюбили. Говорят, кровосмешение — результат скрытой жажды бессмертия.
— Что ты имеешь в виду? — глухо спросил Варнава, но, казалось, вопрос задал для
проформы, сам все понимает, просто хочет услышать слова со стороны. Возможно, это понял и Аслан.
— Мы все искали его, бессмертия, — проговорил он неохотно, — Продленные… И тем души раскололи. А теперь ищем души осколки — чтобы склеить. Вот ты, может, свой осколок в сестре увидел. А она в тебе… И пытались вы создать свой собственный мир в себе самих. Но так не получится — мы ведь люди, мы мир не создаем, просто в нем живем. А все наши Ветви — просто варианты этого мира… Так поговорите, разделите грех меж собой, покайтесь и дальше живите. Жить-то по любому лучше, чем умереть.
— Не мир в нас, но мы в мире… Короче, еще ко всему и в ересь впали.
Варнава тяжко вздохнул и указал на пустую стопку, Аслан плеснул туда, тот опрокинул, на сей раз, не закусив.
— Может быть, ты прав… — произнес тихо. — Только мне от этого не легче. Я все ищу достойный способ покаяния…
— Ты знаешь, у кого было самое полное покаяние?
— Знаю — у предателя Бога. Того, который повесился, добровольно убив не только тело, но и душу.
— Так вот: ты — не он.
— Не знаю… Но, кажется, я нашел.
Аслан очень внимательно посмотрел на него, хотел что-то спросить, но тут у входа в юрту послышался сердитый девичий голос.
— Поговорим об этом после, — сказал Аслан. — Вечером время будет.
— Поговорим, — кивнул Варнава. — Тем более, в отличие от вчерашнего, сегодняшний день — мой…
Гела ворвалась в юрту в сопровождении причитающих женщин.