— Что? — переспросил он вдруг охрипшим голосом.
— Это был твой сын…
Варнава изумленно воззрился на друга, словно никогда до сих пор не видел его. Лицо его стало обретать краски, проявились смятение и ярость.
— Ты!.. — с ненавистью зарычал он. — Чем ты лучше Дыя?! Ты использовал меня! Ты использовал ее! Ты сам — бес!
Аслан стоял, склонив голову, без протеста принимая этот поток обвинений. Только когда, казалось, сейчас Варнава бросится и убьет его голыми руками, тихо сказал, не поднимая головы:
— Твой сын жив.
Варнава резко смолк, будто его пронзили насквозь, и глядел на Аслана. Тот утвердительно кивнул головой:
— Мы надули Дыя, устроили спектакль. Он и правда думает, что Янь мертв. Но это не так. Тебе придется жить ради него, если не хочешь ради себя. Прости меня. Все так сложилось, что иначе никак.
Варнава продолжал смотреть на него, потом сглотнул несколько раз, медленно и удивленно произнес:
— Ты все-таки бес…
Аслан покачал головой.
— Нет. Я такой же, как ты. Недобог… Пойдем.
Он развернулся и пошел к выходу из Башни, не глядя, идет ли Варнава следом. А тот шел. Собаки же не тронулись от места, где еще недавно находился труп их хозяйки. Было видно, что они решили остаться здесь до конца.
Первым, кого увидели Продленные, выйдя под потускневшие небеса, был Дый. Он находился в своем человеческом облике — одноглазый, с большой бородой, но одежды его превратились в лохмотья, обгорели и насквозь промокли. Кое-где на выглядывающем из прорех теле проступали страшные ожоги. Див сидел на большом валуне, с интересом разглядывая стремительно убывающий пейзаж.
— Что, мальчики, уже уходите? — бросил он вместо приветствия.
Варнава утвердительно кивнул головой.
— И правильно, — легко согласился Дый. — Ну, как говориться, поминайте лихом… А я тут посижу еще маленько.
Варнава собирался молча пройти мимо, но все же слегка задержался, словно хотел сказать ему что-то, потом, вроде, передумал и пошел дальше. Отойдя на несколько шагов, Аслан раскрыл Трактат, и они пропали. Косо наблюдавший за этим Дый иронически усмехнулся.
Глаз его был темен, как сама Тьма. Из воздуха, в котором, казалось, невозможно уже было дышать — настолько он стал ледяным и редким — див достал зажженную сигарету и жадно затягивался, с каким-то безумным восторгом глядя, как разрушается его царство.
Оно скукоживалось, как пластиковый пакет, поднесенный к огню. Горы очень заметно приближались. Уже не напоминали сидящих в позе лотоса величественных старцев, сделались схематичными и неживыми, потеряли всю многозначительность. Кровавые пятна покрывали их и расширялись, так же, как и на земле, и на воде озера. Даже в воздухе висели они, продолжая пожирать пространство. На острове, впрочем, их было на удивление немного, и росли они тут гораздо медленнее. По берегам криком кричали звери и птицы, хаотически метались всполошенные демоны, не знающие, куда скрыться. Сталкиваясь с красными пятнами, пропадали бесследно.
Внимание Дыя привлек громкий звук от Зала Убитых. Он взглянул в сторону плато и увидел, как оттуда, подобно плотному столбу дыма, поднимаются тысячи эйнхериев. Гигантская стая летучих зомби ввинтилась в набухающее красным небо и исчезла в нем. Дый с видимым сожалением поцокал языком им вослед.
Плато уже не было, как не было и одного из берегов — того, на котором произрастал тропический лес. Потихоньку рассасывался в кровавом мареве и другой — серый и прохладный. Мутно-алая стена смыкалась вокруг озера, застилала небо, пока Шамбала не приняла вид гигантского красного пузыря, в который налита вода, а посередине плавает островок с Башней. Когда же красное нечто принялось облизывать берега острова, с каждым разом делая его все меньше, Дый, отбросив сигарету, со вздохом поднялся с валуна.
— Папаша, я пошел домой, — заорал он в катастрофически суженное
пространство.
Постоял немного, потом, прихрамывая, направился ко входу в Башню. На ходу напевал: «Пал, пал Вавилон великий с его бесконечным днем…». Фальшивил при этом немилосердно, но тон был исполнен сарказма. На месте головы расползалась кровавая клякса, голос из-под этого жуткого пятна звучал искаженно, ничего человеческого в нем уже не было.
Бесформенный красный призрак исчез в Башне.
Эпизод 1
Ночью 18 нисана Иегошуа уходил из Ершалаима. Его провожал только брат, поразительно изменившийся за эти три дня. Но Иегошуа не хотел знать того ликующего, победительного, что поселилось теперь в Иошияху. Не желал признаться себе, что просто боится ЭТОГО, боится до тягостной дрожи в коленях. Он хотел как можно скорее оказаться далеко-далеко от безумного этого города.
Брат смотрел с осуждением, пытался что-то объяснить, убедить… Глупец, Иегошуа убеждать было не нужно, он и так знал, что Тот Человек каким-то невероятным… БОЖЕСТВЕННЫМ образом сумел преодолеть смерть. А значит, Он воистину Бог. Сознание Иегошуа не могло вместить сего, и его гордость не желала уживаться с этим фактом. Перед ним теряла смысл его борьба, вся жизнь. Теперь ему было все равно, куда идти — пристать к недобитым киликийским пиратам, записаться в один из наемных легионов на Парфянской границе, или продать свое тело какому-нибудь ланисте, и выходить с мечом на арену, убивая таких же подлых гладиаторов…
Все это, да еще многое другое, он позже и проделал в безнадежной своей погоне за божественностью, начавшейся в великом и страшном городе Ершалаиме, а закончившейся…
Сатаногенез
Из «Трактата о Древе, и обо всех делах, в Стволе творящихся, и как они в Ветвях отзываются. Сочинено для развлечения и наставления досточтимых членов Ордена нашего». Ветвь издания и имя автора не указаны.
«В главе Трактата сего, названной «Фактория Тьмы», обратили мы взор на происхождение Шамбалы, рассудив, что представляет она собою лишь эманацию Тьмы во Древо. Однако, поскольку, как мы не единожды указывали, Тьма есть не что иное, как конечное небытие, вакуум, то и Шамбала в силу того не есть страна бытийная, а, напротив, некая концепция, худая мысль, от того самого вакуума отраженная, пустота и дитя пустоты. Наипаче того, принимая во внимание процесс нулевого колебания вакуума, сиречь мгновенного возникновения и уничижения виртуальных частиц в пустоте, обязаны мы признать, что Шамбала суть нечто не бывшее — мэон, вне времени пребывающее, собственного же времени не имеющее.
В ином месте Трактата сего установлено, что должно именовать антисистемой. Полезно, однако, будет повторить, что таковой почитаем мы некую системную целостность негативного свойства, противостоящую миру тварному. Следовательно, приходится признать, что Шамбала с негативной своею энергией, и всеми теми, кто ощутил ее обаяние и ей предался, начиная со злосчастного дива Вотана, антисистема суть.
Поелику же антисистема есть недуг, разъедающий и губящий целостности системные, на коих паразитирует, оная Шамбала, от избыточности абсолютного небытия, распространяется за собственные пределы, пытаясь, подобно злой опухоли, сравняться со Стволом, погубив, тем самым, и его, и себя.
Итак, мы видим, что Шамбала есть зло в чистом виде, вечная неудовлетворенность без надежды на конец, сиречь, царствие того, что именуем мы сатана. Не берусь устанавливать личностность оного персонажа, ибо то тайна не по разуму нашему. Однако укажу, что взрастить таковую личность в себе всякий волен, согласно великому дару свободы. Наипаче же на деяние сие легко сподобиться членам Ордена нашего, наделенным выше человеку положенного.
Итак, Вотан, воссоздав Факторию Тьмы, сам стал Тьмою, злом и небытием. Ибо сказано в одном сочинении, в Стволе сущем: «Те люди, животные, демоны, которые свободным волеизъявлением принимали обольщения сатаны, превращались в нежить». И далее: «Эти люди по ту сторону добра и зла. Им позволено все, кроме правдивости и милосердия».
Воистину так, что и открыл наш разбор деяний Вотановских. Но и сказано там же: «Зло приходит в мир из небытия, и горе тем, через кого оно приходит». Что означает сие? А то, что зло по природе своей непрочно, и лишь наша сугубая слабость виною тому, что побеждает оно во Древе сем. Сами судите, коим образом нечто не бывшее сподобилось бы ниспровергнуть бытие во всей славе его?.. Посему существа, принявшие на себя печать зла, от самих себя казнимы, ибо избрали путь смертный, исполненный скрежета зубовного. Вечная неудовлетворенность без надежды на конец — вот злосчастный удел их…
При всем же при этом зло в падшем мире сем неизбывно и пребудет до самого конца оного и явления нового, в коем уничтожится конечно. Посему Шамбала, или тень ее, или же призрак пребывают в Древе изначально и до самой Кроны. Сие есть тайна беззакония. Посему же и Дый, как полностью предавшее себя злу существо, также неистребим до тех пор, пока попущает сие Господь. Ибо лишь Божественной любовью можно заполнить зла пустоту, тем и убить Шамбалу, ибо кто сподобится на сие, перестанет внимать губительному зову ее…»
…Врата Шамбалы разверзлись вновь.
Оставшиеся в живых с обеих сторон остановили бой и с великим изумлением наблюдали, как изо всех входов в призрачную страну выплескивается кровавое свечение. Никто не ведал, что именно происходит, но душою понимали — Шамбала кончается в муках. Ее воины почуяли это первыми — стон пронесся над полем. Адское свечение как будто засасывало их, помимо воли тащило в свою утробу. Первыми туда с воплями полетели демоны, за ними — эйнхерии. Они поднялись с земли, и безмолвно, но быстро исчезли в глубине скал. Тени, сражавшиеся на стороне Шамбалы, сопротивлялись дольше всех. Они хватались за камни, а некоторые даже за своих бывших противников, когда неодолимая сила стала тащить их к жутким вратам. И только что яростно дравшиеся с ними враги всячески пытались помочь им, удержать в плоти Древа, не дать сгореть в пустоте. Все бесполезно — Тени выскальзывали из рук, ноги сами несли их к гибели. За считанные минуты армия Дыя перестала существовать. Впрочем, вместе с нею в разверстые дыры кануло немало и повстанцев.