Хозяин корабля
Луи Шадурн
Переводчик Григорий Сергеевич Зацаринный
ISBN 978-5-0051-7103-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Небольшое старомодное предисловие
Читатель, ты справедливо считаешь самонадеянным автора, берущегося выжать для тебя мозг и сок своей книги, о которых ты его и не просил. Зачастую она лишь постное мясо, так что я не буду этого делать. Итак, предостерегаю тебя: остановись на романтической оболочке сего творения и не пытайся искать ядра. Тем не менее, если ты хочешь пофилософствовать (совершенно несправедливо говорят, что такое желание присуще лишь человеку, ибо у кошек, сов и слонов куда больше пристрастия к размышлениям и свободного времени для них), если ты хочешь пофилософствовать, говорю я, дай волю своей смелой фантазии. Вне всякого сомнения, ты найдёшь то, что ты ищешь, ведь ты, сам того не ведая, несёшь всё это в себе, и лишь те сокровища открываются человеку, которые сокрыты в его собственном сердце.
Часть перваяПутешествие начинается
Глава I. Человек в зелёных очках
Кто этот воин, идущий в гору: щит его усыпан звёздами, и обликом он подобен богам?
Шторы распахнулись, свет залил салон вагона, и Леминак увидел вздыбившиеся над горизонтом сияющие вершины Анд. Это величественное зрелище вызвало у него вполне прозаическую реакцию:
— Поезд стоит.
Но, как только в нём пробудилось какое-то природное чувство, и он понял, что, будучи адвокатом и лектором, нельзя оставить без комментариев неземную перспективу кратеров Чимборасо или Котопахи на фоне тёмно-синего неба, он добавил:
— Вид и правда грандиозный. А как далеко от Парижа!
Во время путешествия француз узнаваем по способности вместить с себя все оттенки этих волшебных звуков: Париж! Это любимое название не покидает губ, особенно если путешественник родом из Пезенаса или из Брив-ла-Гайарда. Если вы встретите француза у линии экватора, как в этой истории, у оазиса в Сахаре или пьющим чай в сибирской избе, не забудьте спросить его невинно:
— Из какого города Франции вы родом?
Вам будут неизменно отвечать:
— Из Парижа, естественно.
И иногда с самым сильным прованским или гасконским акцентом. На всём земном шаре не отыскать нам французов не из Парижа.
Если мэтр Леминак, молодая гордость Парижской коллегии адвокатов, находившийся очень далеко от центра нашей земной планисферы, взывал к Городу-Светочу, то делал это, несомненно, не для того, чтобы поведать тому, кто сидел напротив него в позолоченных старых очках, о прелестях современной Капуи, а для того, чтобы привлечь внимание третьего лица, глубоко погрузившегося в чтение книги, вне всякого сомнения, английской, если судить по зелёной обложке, украшенной золотистыми узорами.
Желаемый эффект произошёл естественным образом, и, не успел Леминак рассмотреть золотые шёлковые нити, выглядывавшие из-под шарфа, как третье лицо на одно мгновение повернуло несколько грузный, но странно соблазнительный профиль в его сторону.
«Это русская», — подумал Леминак, изучивший национальности за то время, пока посещал Palais de glace, а также после недавнего посещения кубистской мастерской в Монпарнасе.
«Это русская, — повторил он, довольный своей ещё непроверенной догадкой. — У них достаточно сильный подбородок, слегка сплюснутый нос, и всё же это самые очаровательные создания. А волосы-то какие!»
«Мне нужно видеть её глаза, — добавил он. — Это очень важно.»
— Уж не думаете ли Вы, Леминак, — сказали старые позолоченные очки, — что мы опоздали в Кальяо?
— Думаю так, уважаемый профессор, — ответил адвокат. — Если свериться с графиком, а затем вспомнить, сколько времени мы провели на последней станции, то, если не ошибаюсь, мы опоздали уже на пять часов.
— Это, конечно, немного для таких расстояний.
— Да, — ответил Леминак, — но было бы обидно пропустить «Глостер» в Кальяо.
— Терпите, — сказал профессор.
И он снова погрузился в изучение второго тома Крафт-Эбинга, который он начал читать в Иокогаме и в котором дошёл лишь до пятьсот девяносто третьей страницы.
После того, как Леминак произнёс с фальшивым английским акцентом название «Глостер», светло-русый профиль снова повернулся в его сторону.
«Я увидел её глаза, — снова заговорил он сам с собой. — Они явно славянские.»
Однако поезд опять замедлил ход, стал тормозить и в конце концов совсем остановился.
— Вот неудача, — не выдержал профессор.
— Это невыносимо, — согласился Леминак.
Незнакомка закрыла книгу, нетерпеливо надула губы и пошла по коридору.
Поезд остановился в кустах. Над бескрайней пустыней, усеянной рыхлыми лавовыми глыбами и ощетинившимися тёмными зарослями колючих кустарников — мерцающими западными полотнами Салинаса — над всем этим металлически-чёрно-белым пейзажем внезапно нависла тьма экваториальной ночи.
Леминак последовал за незнакомкой в коридор и засуетился возле контролёра-негра, говоря на ломаном английском.
— В чём дело?… непонятная задержка… Ах! хороши же эти американские железные дороги!
— Появились некоторые сложности с проездом, месье, — ответил смуглолицый агент. — Поступила информация, что северный край леса горит. Если пожар серьёзный, то нам никак нельзя будет обойти пламя.
— Ну и дела, — выругался Леминак. — И что теперь делать?
— Ждать.
— И долго это будет продолжаться? — вмешался профессор.
— Мы не знаем. Однако не стоит боятся сильного распространения огня, леса влажные и болотистые. Площадь пожара очень и очень ограниченна.
— Ну и сколько ещё?
— Часов десять-двенадцать. Максимум один день.
— Мы пропустим корабль, — простонал Леминак. — Теперь уж точно. Он отплывает завтра в 13:40. А уже 9 часов вечера.
Незнакомка казалась взволнованной и присоединилась к группе людей.
— Вы считаете, месье, — спросила она Леминака, — что мы действительно пропустим «Глостер»?
— Боюсь, что так, мадам, Вы сами видите, как я расстроен. Я устал от этой страны. Здесь тоскливо. Душно. Совершенно не с кем поговорить… Это редкое счастье встретить в таком месте приятного спутника, счастье, что мы вольны высказывать своё мнение о несчастном случае, задерживающем нас.
— Увы! — сказала незнакомка, — теперь мы вынуждены будем оставаться три недели в Кальяо, пожираемые комарами?
— Действительно, никаких отплытий из этого порта раньше, чем через двадцать дней, не будет. Только тогда будет отплытие в Гуаякиль или обратно в Сан-Франциско.
Профессор, в силу обстоятельств вынужденный отказаться от изучения Крафт-Эбинга, поднял голову с бодрой улыбкой.
— Раз уж мы, мадам, оказались товарищами по несчастью, то давайте представимся.
Он показал на профессора:
— Месье Трамье, профессор Парижской медицинской академии.
Затем он представился сам:
— Анатоль Леминак, французский, даже парижский, адвокат…
— Мэтр Леминак, — перебила незнакомка к наибольшему удивлению адвоката и доктора, — мэтр Леминак? Но это не Вы ли так блестяще защищали Соливо-Депрешандьё?
— Я. Но как могло моё скромное имя стать известным Вам, мадам…
— Мадам Ерикова, Мария Ерикова. Не удивляйтесь. Я наблюдала за слушаниями. Это было захватывающее дело, не так ли? Я восхищаюсь Вашим талантом.
— Вы мне льстите, мадам.
— Леминак такой же скромный человек, — счёл уместным вмешаться доктор Трамье, — но в будущем он станет гордостью нашей коллегии адвокатов.
— А Вы русская, мадам?
— Русская, из Москвы.
— Я так и знал.
Некоторые путешественники стали спускаться, и Леминак предложил последовать их примеру.
Наступила ночь. Глазам путешественников предстал пылающий северный горизонт. Нижнюю часть неба закрывал, словно остолбеневший город тьмы, густой лес. Тёмно-красная плитка резко поднималась над горизонтом, и этот огонь над скрученными, как чётко прорисованные чёрным цветом дрожащие арабески, деревьями, казался волшебной лампой великана.
— Зловеще, — пробормотал Леминак.
— Замечательно, — вздохнула мадам Ерикова.
— Скучно, — простонал профессор. Сильный ветер дул с Тихого океана и приносил запах моря, который смешивался с запахом акров пожара, маслянистых тропических растений, медленно поглощаемых огнём.
Леминак предложил мадам Ериковой пройтись с ним за руку вдоль железной дороги. Другие путешественники беседовали или курили группами; маленькие угольки сигар пронизывали темноту.
Испанец в серой плоской шляпе-сомбреро и домотканой одежде — как яркое пятно среди картины ночи — непрерывно ругался:
— Sacramento! Ciento mil pesetas, he de perder esta noche.
Какая-то мисс вздохнула:
— What a beautiful night!
И процитировала Шелли:
Palace roof of cloudless nights,
Paradise of golden lights.
Адвокат обратился к своей спутнице:
— Вы, конечно же, держите путь в Сидней?
— Да. У меня там усадьба.
— Нам туда же, Трамье и мне.
— Вы забронировали каюты?
— Да; Вы тоже?
— Естественно.
— Надеюсь, «Глостер» нас дождётся.
— Я уже стала отчаиваться.
Ночь тянулась, а зловещее зарево над горизонтом не угасало.
Мария Ерикова вернулась к себе спать, в то время как Леминак и Трамье не без горечи наслаждались ароматами тропической ночи.
Подходя к поезду, она споткнулась, позволив себе слегка вскрикнуть. Из тени провиденциально появилась сильная рука.
— Вам не больно, мадам? — спросил голос с английским акцентом.
Человек, черты которого казались молодыми, хоть она и видела их мутно, поддержал её за руку.
Короткая трубка выглядывала из его рта. От неё шёл приятный запах вирджинского табака.