Тщетно Леминак и профессор прибегали к помощи «гаваны» Ван ден Брукса; даром Мария Ерикова выпила два стакана ледяного кюммеля; безуспешно Хельвен взялся за трубку, набитую виргинским табаком, вымоченным в меду и инжирном соке: увы! тревога вероломных пальцев сдавливала им горло.
— Ей-Богу, — сказал адвокат, — остров месье Ван ден Брукса — очень приятное королевство, но я не хотел бы лишить моих австралийских слушателей французского слова. Когда мы отходим?
— Королевство прекрасно, — отозвался профессор, — а вот король неуравновешенный.
— Что касается меня, — разразилась Мария, — я сыта по горло всеми этими дикарями и уже пятнадцать дней не читала статей месье Капю и «New-York Herald». Я хочу отплытия.
Хельвен ничего не сказал, потому что уже ушёл. Вернувшись, он застал всех спящими в креслах в патио, а Леминака — увлечённого пасьянсом. Фонтан, переливавшийся всеми цветами под лучами солнца, вздымался как радужная грива.
Художник встряхнул своих друзей.
— Get up. Сон мешает пищеварению. Дорогой Леминак, если хотите знать будущее, лучше пойдите и начертите гороскоп на прибрежном песке. Боюсь, — прибавил он, — прогулка нам абсолютно не-об-хо-ди-ма.
Он говорил тихо, но так чётко, что остальные удивлённо посмотрели на него и последовали за ним.
— В чём дело? — спросила Мария.
Хельвен шёл, пока расстояние до дома не стало достаточно большим. Когда они очутились на открытом побережье и убедились, что никто за ними не следит, художник сказал:
— «Баклан» отшвартовался. «Баклана» больше здесь нет.
— Жестокая шутка, — рявкнул адвокат.
— Вы точно уверены? — спросил профессор.
— Смотрите.
Хельвен провёл своих спутников на скалу, откуда виднелась маленькая пристань.
Простиралось море, синее и ровное: ни дымка на горизонте.
— Других пристаней в окрестностях острова нет, — продолжал художник. — Яхта снялась с якоря прошлой ночью.
— Мы пленники? — простонала Мария.
— Пленники г-на Ван ден Брукса, — сказал Трамье. — Ничего странного. Столь эксцентричный человек не внушал мне никакого доверия.
— Но мог ли он отплыть и сам? — спросил адвокат.
— Не думаю, — ответил Хельвен.
Простор, залитый солнцем, показался им тревожным, и ужас пронёс свои леденящие крылья над их головами.
— Что делать?
Мария Ерикова сидела на песке, схватившись руками за голову.
— Не пугайте себя, мадам, — попросил Леминак. — Здесь не место сходить с ума. Давайте подумаем.
Они отправились к роще, где их не видел хозяин Острова.
— Между нами говоря, — сказал профессор, — этот Ван ден Брукс сумасшедший. Все опасные сумасшедшие на первый взгляд выглядят нормальными: я должен был усомниться и никогда не согласиться ступить на борт этого несчастного корабля, прекрасно высадившего нас здесь.
— Не тратьте время на напрасные эпилоги, — ответил Хельвен. — Мне неспокойно: кажется, этот остров обладает мало обнадёживающими особенностями.
— Я думаю точно так же, — вставила Мария.
— Я тоже, — пробормотал адвокат.
— С другой стороны, я не уверен, что всё услышанное мной под воздействием опиума этой ночью — галлюцинация…
— И я, — сказал профессор.
— Теперь подведём итоги. Сегодня вечером мы изъявим г-ну Ван ден Бруксу своё желание как можно скорее покинуть королевство.
— Мы будем учтивы и настойчивы, — подхватил адвокат: — я буду говорить.
— А если он больше не здесь? — возразила Мария.
Но никто не ответил.
У Марии Ериковой не хватило смелости присоединиться к ужину. Она удалилась в свою комнату, упросив Леминака в случае необходимости держать её в курсе событий. Она закрыла ставни: так сильно она боялась увидеть в окне блеск зловещих лотерейных шаров Томми Хогсхеда. В течение ночи она несколько раз вздрагивала, ожидая услышать потрескивание. И всё же выглаженная шёлком тропическая ночь овевала тысячей дуновений остров, счастливый остров, звёзды и шепчущее море…
Три человека заняли места за столом. В комнате было темно; при свете лампы, висевшей на тяжёлой цепи, на стенах вырисовывались слоноподобные тени. Индус занимал свой пост. Внезапно, до начала сервировки, перед гостями возник стоящий перед стулом Ван ден Брукс, лицо которого тонуло во тьме.
Проникшийся чувством театра Леминак испытывал сильное желание произнести: «Приятного аппетита, господа…».
Но голос покинул его.
— Простите, — сказал торговец. — Интересы моих людей вынудили меня провести этот день вдали от вас. Завтра я это исправлю.
— Вы всё извиняетесь, месье, — сказал профессор, — а мы не можем отвлечь вас от выполнения дел столь важного министерства. Время, проведённое нами здесь, оставит в нашей памяти неизгладимые воспоминания. Увы! всё хорошее когда-нибудь заканчивается, и…
— Едва ли, едва ли! — сказал торговец.
— Тем не менее, — настаивал ошеломлённый профессор, — нам нужно отплывать, и отъезд должен быть близок…
— Да, но… — произнёс Ван ден Брукс в манере Панурга.
Когда стали разливать ликёры, Леминак решил не вмешиваться. Торговец за ужином обнаружил идеальные расположение духа и добродушие, сожалея об отсутствии мадам Ериковой.
— Боюсь, местный климат ей не подходит, — сказал доктор.
— Ошибаетесь! Нет более здорового климата, — ответил счастливый обладатель Острова.
Прошли в курильню. Сигары и алкогольные напитки были тем, за что гости, тепло тронутые своими желудками, не могли не восхвалить хозяина в своих сердцах.
«Честно говоря, — подумал Трамье, — это безобидный и непостоянный сумасшедший.»
— Какая очаровательная встреча! — воскликнул хозяин Острова. — Как приятно иметь рядом с собой людей вашей величины и вашей культуры, мои дорогие друзья, такому, по правде говоря, бедному отшельнику и грубияну, как я. Вы приносите мне ароматы цивилизации, плодов которой я не вкушал очень долгое время. Радость расположения и дружбы надолго покидала моё сердце: вы вернули мне её. Спасибо вам за то, что вы сделали. Я никогда не забуду наших бесед, сладости ночей, когда мы, собравшись вместе, вели дискуссии о великих проблемах души и жизни на палубе «Баклана»…
— Кстати, — сказал Хельвен, — куда отправилась яхта?
— Отплыла на Суматру, — сухо произнёс Ван ден Брукс.
— Но ведь… но ведь… — начал Трамье.
— А моя конференция! — воскликнул Леминак. — Моя конференция определённо не удалась.
— Действительно… действительно… — задыхаясь, сказал Трамье, — вы очень гостеприимны, месье, но гостеприимство имеет границы…
— Мы не можем бесконечно оставаться на вашем острове, — настаивал Леминак.
— И как теперь отплыть? — снова заговорил профессор.
И ухом не поведя в ответ на эти наперебой твердимые жалобы, торговец сладостно выпустил дым своей «гаваны». Он очень искусно выдыхал кольца. Его взгляд остановился на Хельвене, и он улыбнулся, как будто тот хранил доверенную ему тайну. Смущённый и раздражённый молодой человек отвернул глаза.
Наконец торговец хлопком разразился смехом, и весь дворец содрогнулся. Должно быть, так трясся Олимп во время веселья Зевса.
Он ударил себя по бедру, выпустив в сторону потолка беспорядочную струю дыма, борода его просияла от ликования, и он объявил:
— Вы больше не отплывёте.
При этих словах все оцепенели.
Зевс Джута выпрямил свою высокую фигуру, и с бородой на лице, с сигарой меж пальцев, стал ходить по курильне.
— Ах да! — тихо голосом произнёс он, считая, видимо, слишком очевидную весёлость неуместной, — за кого вы меня принимали? За молодого оленя-молокососа, за расслабленного филантропа, за… (скромность не позволяет нам привести понятие, которое он тут использовал). Ах! мои друзья, мои бедные друзья, вы причиняете мне боль. Я верил, что вы менее тупы.
Итак, вы что же, думали, что можете так просто отправиться в морское путешествие за счёт отца Ван ден Брукса, пить его шампанское и виски, курить его сигары, баловаться сытной едой, а потом снова сесть на мою галеру, вернуться к своим делами и поминай как звали?
Нет, ягнята мои, вы недооценили своего хозяина.
Ваш хозяин желает, чтобы вы остались. Вы останетесь. Честно говоря, здесь не так уж и плохо. Климат замечателен для больных ревматизмом. Вместе с тем, наш дорогой профессор страдает подагрой, и вы, остальные, вне всякого сомнения, тоже имеете зловещую предрасположенность к этому заболеванию. Я содержу и излечиваю вас…
— Но… но… — попытался заговорить профессор.
— Тихо, тихо. Дайте договорить вашему доброму Ван ден Бруксу; он желает вам только блага.
Вы думали о том, что сделали бы, если бы я высадил вас, свежих, розовых, откормленных как поросята, в порту Сиднея? Нет, не думали? Ну хорошо, я скажу вам: вы разнесли бы повсюду весть о том, что где-то на острове есть сумасшедший, который называет себя торговцем хлопком и слишком много говорит, когда принимает опиум. Месье Хельвен, столь очаровательный человек, разбирающийся в морском деле, даже предоставил бы точные широту и долготу. Не так ли, мой юный друг? А после этого не увидел ли бы я в один прекрасный день, как пристают здесь отупевшие и в расшитых мундирах служители ваших Содомов и Гоморр, ваши колонизаторы, ваши жандармы, ваши чиновники? Приятное общество. Слава Богу, эти сволочи никогда не соберутся на земле этого благословлённого Господом острова: я встречу их ружейными выстрелами.
Это ещё не всё, мои дорогие друзья. Мне здесь скучно. Я люблю общество дам, дам, играющих на фортепиано, говорящих по-английски и занимающих своё место за бриджем. Вы ни на минуту не задумывались, кто мог бы организовать бридж для бедняги Ван ден Брукса? Неблагодарные! Уверен, сердце мадам Ериковой намного лучше. Но вы организуете для меня бридж и почувствуете его вкус. Повторяю, мне скучно, и я содержу вас…
Попробуйте принять свою сторону. Поверьте мне! У вас всё равно нет другого выхода: мой бридж или плот «Медузы», даже если предположить, что вы сможете покинуть берег, не попав под картечь моих верных слуг — совершенных евангелистов. Когда вы узнаете их получше, вы их оцените по достоинству.