— Мой дорогой друг, — сказал Хозяин Острова, — все эти тома — ваши. Я не сержусь, что вы посвятите чтению большую часть своего досуга. Учитывая, какая работа вам мной предназначена, эти книги будут вам полезны, даже необходимы. Очень рекомендую прочесть «Анатомический справочник» Пуарье и любопытную работу одного китайского исследователя, переведённую вашим покорным слугой лично, очаровательное «Вскрытие оголённого нерва», хотя они, может быть, и покажутся вам бесплодными.
— С сегодняшнего дня приступлю к работе, — энергично ответил Хельвен.
Он фактически остался один в библиотеке, в то время как Мария занялась своей ужасной мигренью, Трамье — сбором гербария, а Леминак — уединением с торговцем.
Художник не остался без дела.
К вечеру Ван ден Брукс смилостивился удалиться, и четыре путешественника снова собрались в роще неподалёку от побережья.
— Какое зловещее приключение! — начал профессор, с удовольствием игравший роль хора в античной трагедии.
— Позвольте, — сказал Хельвен. — Винить мы можем лишь себя, и лучше всего — думать о незамедлительных решениях.
— Да, — сказала Мария. — На нужно спастись.
— Подумайте, — ответил художник: — мы под охраной. Прошлой ночью я в качестве эксперимента попытался высунуть нос на улицу, но какие-то угрожающие тени не дали мне переступить порог. Уйти через двери или окна — невозможно. В нас выстрелят из ружья…
Он прервался:
— Кажется, я услышал шорох вот за этим кустом, — сказал он. — За нами следят.
Он понизил голос:
— Я знаю, как уйти. В двух словах: этим вечером мы пойдём в курильню. Мы притворимся, будто курим, и Ван ден Брукс, который, кажется, имеет пристрастие к наркотику, уйдёт в запредельное и не сможет нам помешать. Соберитесь вчетвером в библиотеке. Остальное я возьму на себя.
— Дитя, — сказал Леминак. — Какое прекрасное предприятие — уйти из дворца! Надо уйти с острова.
— Мы возьмём пирогу, — отозвался Хельвен, — она наверняка есть на берегу.
— У меня есть идея, — сказала Мария, — в трёхстах шагах отсюда есть каноэ, нагруженное провизией.
Она описала место, где видела каноэ Томми, ни разу, однако, не упомянув о негре.
— Чудесно! — воскликнул Хельвен. — Если это каноэ ещё здесь, мы спасены: меня посетила мысль, что эта бухточка… но довольно слов! Вы скоро сами всё узнаете. Доверьтесь мне.
— А если у каноэ есть владелец, — сказал Леминак, — и владелец не согласится принять наши честные предложения…
— Так вот… — произнёс Хельвен.
Он вытащил из кармана очень достойный боуи.
— У меня есть лучше, — улыбнулась Мария.
Она вытащила из сумки прекрасный браунинг.
— Превосходно, — объявил художник. — Тем временем г-н Трамье пойдёт на указанное вами место проверить, там ли ещё каноэ. На него падёт меньше подозрения, чем на кого-либо из нас.
Профессор согласился, закрепил бинокль, и вскоре на утёсе показался его маленький чёрный силуэт. Всё это происходило вдали от Академии, Радиолярий и Крафт-Эбинга, на усеянном вулканами острове с разросшейся травой, перед пустынным великолепием Тихого океана.
Профессор подумал: «Что я собирался делать на этой галере… то есть на этой проклятой яхте? Почему я не дождался надёжного буржуазного пакетбота? Этот Ван ден Брукс — гугенот-опиоман, то есть сумасшедший самого опасного рода. Что же с нами будет?»
В это время он заметил покачивающееся в бухте крабов каноэ. К счастью, Томми там не было.
— Будем надеяться на лучшее, — сказал Хельвен, когда профессор поделился результатами своих наблюдений. — Сейчас я уверен в своём плане. Нам предстоит трудный переход. Может быть, нам придётся терпеть пули…
— Они пройдут сквозь нас как пражский часовой, — героически произнёс адвокат.
— И наступит свобода.
— Быстрее возвращаемся, — сказал профессор. — А то Ван ден Брукс будет начеку…
Возвращаясь в массивное жилище под пальмами, которое казалось теперь тюрьмой, добрый доктор думал о Плоте Медузы — малоприятной участи.
Глава XXIV. Побег
Agil occhi miei ricomincio diletto
Tosto ch’ i’ uscii dell’ aura morta
Che m’avea contristati gil occhi e il petto.
— Я ослабла, — сказала за ужином Мария; — я прошу Господина острова одолжить мне несколько трубок. Лишь опиум возвращает мне силы.
— Охотно соглашусь, — ответил дружелюбный торговец, — тем более я сам нахожу комфорт лишь в молитве и наркотике. Первое возносится к Богу, второе исходит от него.
— Первый раз попробовав, я недостаточно нашёл себя, — жеманно произнёс Леминак.
— Попробуйте ещё раз, — настаивал Ван ден Брукс. — Красота не достигается с первого раза.
— Что касается меня, — сказал профессор, — я бы хотел этим вечером попробовать как следует затянуться.
— Браво, мой дорогой мэтр, — торговец ударил его по плечу. — Вы должны, подобно мне, найти в чаше Мака предостережения и побуждения. Всё это совершенно необходимо для нашего министерства.
Они растянулись на циновках. Короткие спирали исходили из трубок, лампа мерцала. Тишина и темнота вновь окутали остров, дворец, курильщиков.
В самом деле, час был трагическим. Лежащий под красным светом лампы Ван ден Брукс казался зловещим гением места. Когда он растянулся, то стал казаться ещё более громадным, а его борода развернулась, словно огненная река, среди задыхающихся проблесков лампад. Рядом, притворяясь, будто поглощают дым, делая вид, будто предаются источающему тревогу грядущих минут наслаждению, вытянулись его гости, его жертвы. Если всё хорошо взвесить, какие у них шансы ускользнуть от монстра? Никаких. Если бы им удалось ускользнуть из-под надзора слуг, если бы они даже прошли сквозь пули, какая их может ожидать участь, кроме как, мучаясь голодом и жаждой, ждать посреди открытого моря корабля, который, может быть, никогда и не придёт? Смерть нависла над ними. Хельвен, самый смелый из всех и, как самый молодой, меньше других боявшийся умереть, почувствовал, как в нём движется тёмный демон отчаяния.
Тогда раздался голос — голос, который говорил в прошлый раз:
— Опиум — это путь, ведущий к смерти, это ароматная тропа, спускающаяся к глубинам. Три чернокожих раба, три раба спят, охраняя порог моего дворца; его священная ограда опоясана маками; полуденное солнце не стучит в него; его касаются лишь лучи заходящего за горизонт солнца и голубые шарфы луны. О друзья мои, узнав мой дворец, вы не изберёте себе другого жилища.
Что сейчас для меня печальные сыновья жизни? Что для меня кислые плоды земли? Что для меня наслаждения смертных, если я знаю радость Божию? О друзья мои, узнав мои пиры, вы станете ощущать в людском хлебе привкус пепла.
Вот на что я обращаю свои взоры на пройденной дороге; вот что я считаю выполненной работой. И горечь вторглась в моё сердце, подобно тому, как море омывает прибрежный песок. Ибо я поворотил своё желание к иному; моей головой овладели иные тени, и пальмы этой земли — недостаточно нежные крылья для усталости моей жизни.
С тех пор, как наступила заря моей юности, мне известны сила и мощь, и я использую их во имя величайшей славы Всевышнего. Люди находится в моих руках как тарелки в руках левитов и их иссохших костей, хвала Вечному бьёт из меня ключом. Я подвёл своих братьев и друзей к земле обетованной, а затем бросил их обратно в грязь, дабы не богохульствовали они в своей радости. Я посеял боль и вырастил зло как крепкие растения на плодородной земле, потому что они прославляют Бога и оправдывают его.
Моё дело исполнено. Сила моих членов обернулась к покою. Смерть предстала предо мной, как ароматная постель пред супругом.
Друзья мои, можете мне поверить: нет более опьяняющего удовольствия, чем удовольствие от уничтожения. Дым, пропитывающий наши лица — только предвкушение высших наслаждений.
Вот что я вам предлагаю:
Давайте совместим самую сладостную смерть и самую мягкую постель. Напишем на порогах наших комнат слово: эвтаназия. Что такое баня Петрония, что такое обагрённая кровью и лепестками роз вода? Что такое солнце под манцениловым деревом? Нам нужно найти иное. Многовековая наука и наше собственное ясновидение помогут нам в наших поисках.
Может быть, нам удастся переправиться через этот ров по хрустальному мосту! Может быть, мы упадём в обморок в эфире какой-нибудь молочно-белой ночи, подобно тому, как в вечер празднества отголоски музыки растворяются в рощах среди танцоров и музыкантов!
О друзья мои, давайте вместе найдём смерть прекраснейшего из смертных.
Голос медленно затих.
«Вот как! — подумал Леминак. — Я не хочу заниматься такими мрачными делами.»
Он повернулся и увидел опустевшее место Хельвена.
— Пора, — прошептал он.
Хозяин Острова снова погрузился во тьму.
Мария, следом за ней Леминак, а следом за ним и профессор, выглядевший очень взволнованным, бинокль которого всё время выскальзывал, бесшумно направились в библиотеку. Ночь была ясная, и комната тонула в лёгких сумерках.
Хельвен, стоя перед полкой, сдвинул издание бэкфордовского «Ватека». Послышался шум, и обнаружилась потайная дверь.
Знаком Хельвен пригласил всех следовать за собой. Мария Ерикова вышла последней, задержавшись, чтобы извлечь из своей сумки вовсе не советчика граций, но превосходного помощника с семью патронами.
Леминак зажёг электрическую лампочку. Появилась лестница. Они спускались. Казалось, их шаги порождают раскаты грома. Они стиснули зубы и задержали дыхание.
Достигнув низа лестницы, они убедились, что коридор достаточно широк, чтобы они могли пройти. Влажная земля скользнула. Леминак не зажигал лампочку, боясь, как бы кто-нибудь из расщелины между скал не увидел луч света.
Мария Ерикова была готова ко всему. Она чувствовала, что пребывает в здравом уме и немного пьянена опасностью. Когда смерть поджидает, жизнь двояка.
Странное дело: ей казалось, что кто-то идёт следом за ней. Продолжая идти, она прислушалась. Никакого подозрительного шума она не услышала. Но это было словно чьё-то присутствие, чьё-то дыхание — кто-то жил в тени.