— Покатай меня, смешной человек, — гордо чирикнула тварюшка. — Что стоим? Вперед-вперед! До истока еще далеко. Много-много перепрыгов!
Не будь я в доспехе, пожал бы плечами. Внутри же композитной скорлупы это делать бесполезно. Поэтому я просто повернулся, и пошел дальше вдоль ручья. Топал, и вспоминал — чего этакого мог наесться на завтрак, что с белками разговаривать начал?
— Еда-еда-еда! — будто бы вторя моим мыслям, завопила белка, и, чувствительно толкнув меня в плечо, сорвалась куда-то в кусты. Через пару секунд, впрочем, показалась обратно, сжимая в зубках змею.
Обалдеть! Хищная белка⁈ Почему-то, я с детства считал, что эти грызуны одними грибами да орехами питаются. А оно вон оно как. Интересно: мангусты им не родня? Нужно будет не забыть поискать информацию в сети!
Зверек остался кушать, а я дожидаться попутчика не стал. Пошел потихоньку. Склон становился все круче. Ручей давно уже превратился в каскад небольших водопадов, а деревья вокруг подошли к самому руслу. Временами приходилось идти по щиколотку в воде, чтоб вообще протиснуться.
Если на Авроре все еще существовали дебри, где не ступала нога человека, то это они и были. Отмечал краем глаза несколько выходов звериных троп к воде, но я бы там не пролез. Это вам не парк. Здесь человеку никто не рад.
Сосны постепенно перемешивались с лиственными деревьями. Дубы — исключительно по характерной форме листьев — я еще смог определить. А вот еще один вид: высокие, прямые, как мачты и со светлой, почти белой корой — уже нет. Ясень? Но разве у ясеня могут быть такие чудные листья? Каждый, как изощренное кружево.
Сделал вторую пометку в блокноте нейролинка: отыскать данные об этом сорте. Что если это какая-то особенно ценная древесина? По пути видел несколько сухих стволов, проигравших борьбу за место под солнцем. Почему бы не спилить и не продать, если это кому-нибудь нужно?
Все больше среди стволов попадалось камней. Многие из них так обросли мхом, что я не сразу понял, что это вообще такое. Причудливых форм, разноцветные, с преобладанием зеленого, конечно. Заваленные сухими ветками, или присыпанные опавшей листвой. Смены времен года на Авроре практически не было, но лиственные все равно раз в год сбрасывали отжившие свое листья.
Не удержался, и потрогал мох руками. Выяснил, что его слой в некоторых местах достигает полуметра! Поразительная демонстрация силы жизни!
Припрыгала белка. Посмотрела на мои телодвижения, и прокомментировала:
— Здесь еды нет.
— А где есть? — хмыкнул я.
— В других местах, — уклонилось животное от ответа. А я припомнил, что этот вид грызунов на Земле частенько устраивает по всему лесу нычки с запасом пищи. Да так много, что часто и сам зверек вспомнить не может, где прятал, а где нет. И потом заныканные семена прорастают. Получается, белка — главный лесной садовод!
И я внимательно на свою приятельницу — был уверен, что это именно самочка — посмотрел. Подумал, возможно ли будет как-то организовать эту прыгучую банду на целенаправленное засевание вновь приобретенных территорий? Дольше, конечно, будет, чем если саженцами. Зато гораздо большую площадь можно разом охватить. Выгода очевидна.
— Еда? Терять? — не разобралась в моих мыслях приятельница.
— Новые деревья вырастут, — пояснил я. — Будет больше орехов.
— Потом?
— Да. Когда вырастут.
Концепция отложенной продовольственной безопасности, похоже, белке была недоступна. Да и ощущение времени от нашего, человеческого, отличалось. Сколько они, вообще, живут? Лет десять? Пятнадцать? Одним из факторов обретения разумности предком людей было обеспечение передачи опыта от старших поколений к младшим. Молодые кормили стариков, что бы те учили их способам охоты и ремеслам. А у белок как? При такой частой смене поколений, ни о чем похожем и говорить не стоит.
Значит, я прихожу к выводу, что и разумными эти тварюшки быть не могут!
Но речь — тоже один из признаков разумности. Причем, это именно полноценная речь, а не тупое повторение звуков, как у попугаев и ворон. Парадокс, однако. Разум не мог зародиться, но он вот он. В наличии.
— Ладно, — решил я отложить деловое предложение хвостатой стае на потом. — Пошли дальше. Хочу на исток реки взглянуть.
Белка что-то чирикнула, и привычно заскочила мне на плечо. Ей лень, что ли на своих четырех рядом скакать? Ленивцы не от белок произошли?
Валунов становилось все больше и больше, а деревьев все меньше. И наконец, стволы скукожились, выродились в какие-то корявые подобия. А там и лес кончился. Коммуникатор пискнул, когда мы с напарницей пересекли границу владений.
Рука превратилась в ручеек, метр шириной. По пути перешагивал множество потоков — притоков. Видел с десяток родников. Так что — не удивлялся. Площадь водосбора у речушки приличный. В сезон дождей она должна была превратиться в настоящего ревущего, мутного от поднятой грязи, монстра.
А вытекал мой ручеек из под грязно-серой, ноздреватой, льдины. Лето. Жара. А край горного ледника даже не влажный. Но холодный. Проверено.
Еще выше ничего примечательного не увидел. Серо-бурые скалы. Изломанный, изрезанный кавернами, язык ледника. И далеко, на самом верху — сверкающие в лучах местного светила, снежные шапки гор. Но их я еще с дороги успел разглядеть. Вблизи же они и такими уж величественными не казались, и, чего уж греха таить — не такими красивыми. Просто мертвое царство. Холод и камни. Неужели это может кому-то нравиться?
Белке вот точно не нравится. От ледника похолодало то на пару — тройку градусов, а она уже лапки в пушистый хвост спрятала. Нежная цаца.
13
— Еда? — не поверила белка, заглядывая в разогретый контейнер с войсковым пайком.
— Человеческая еда, — подтвердил я.
— Сухая ветка, — чихнуло животное. И пояснило:
— Мусор.
А-то я сам бы не догадался.
— Мы разные. И питаемся разной пищей, — хмыкнул я. — Мне вот ваши орехи с желудями не по вкусу.
— Орехи? Есть человековые орехи? Дай!
— Сейчас — нет, — развел я руками. — Потом привезу.
Белка застыла в странной позе. Вообще, зверек постоянно пребывал в почти невероятной для человека скрюченности. Но тут она сама себя переплюнула. Я бы так позвоночник выгнуть не смог при всем желании.
— Непонятно, непонятно, — засуетилась, наконец, напарница. — Привезу? Принесу?
— Принесу, — согласился я.
— Неси.
— Потом. Сейчас есть другое дело.
— Орехи! Еда! Важно-нужно! — запрыгала вокруг белка. При ее весе, ей наверняка ежедневно требуется не один килограмм пищи. А лес на Авроре, хоть и сильно мутировавший, но повышенными урожаями не отличающийся. Выходило, что эта пушистая братва большую часть дня должна была заниматься поисками пропитания. Еще один минус в теорию обретения разума, кстати.
Вздохнул, и вытащил белковый батончик. Горсть таких — стандартная принадлежность боевого доспеха. Неприкосновенный запас на случай непредвиденных обстоятельств. Запас питательных веществ на неделю для одного человека.
Редкостная гадость, конечно. Слегка сладковатая масса, почти каменной твердости. Предполагается, что употреблять их будут, размачивая в воде. Но и тогда на вкус они лучше не становятся.
А вот зверьку зашло. У белок передние, грызущие, зубки всю жизнь растут. Стачивать их о твердую пищу — инстинкт.
Не ведаю, чего в батончики напихивают, но то, что они весьма и весьма питательны — факт. Одного взрослому человеку на сутки хватает. А уж маленькой белке — и половины достаточно. Остальное я, с облегченным выдохом спящего в глубине души прапорщика, спрятал на положенное место.
— Спрятал? — удивилась подруга.
— Прибрал. Потом еще дам.
— Потом?
— Когда проголодаешься.
— А! — обрадовалась тварюшка. — Потом. Когда голод.
Я уже говорил: концепция времени для этих зверей оказалась недоступна. Так что пусть хоть так.
И если это все-таки мой глюк, то уж очень какой-то реальный. Не мог же мой, чем-то воспаленный, разум такое выдумать? Или мог? Я уже полдня об этом голову ломал. Какова вероятность появления в лесах Авроры предразумных существ? Можно, конечно, этот вопрос специалистам задать. Но и без них понятно: исчезающе мала. Нет предпосылок. А учитывая микроскопическую площадь оставшихся на планете лесов, и соответственно, численность вида, у белок не должно быть и шанса.
Но вот эта невероятная скотинка сидела рядом, терла ловкими пальчиками мордочку, и довольно жмурилась. Сытенькая. И что мне с ней прикажете делать?
После обеденного привала мы с «проводником» продолжили путь. Приятными неожиданностями было, что, во-первых, мы повернули именно туда, куда я и так планировал пойти. Во-вторых, белка-таки оставила в покое мое плечо, и теперь скакала рядом. На своих четырех, так сказать.
— Там… Где другие люди… — донесла она свою мысль прямо на ходу. — Там будет потом. Вот!
И что бы это значило? Пришлось припоминать все прежде сказанное, чтоб разобраться. Пока не догадался: она проголодается! «Потом — это когда голод наступает» — так, кажется, она для себя решила?
— Принял, — отрапортовал я. — Накормим.
Белка хитро на меня глянула, и ускорилась. А я-то, глупый, притормаживал. Думал, животному будет тяжело за мной угнаться.
Проводник прямо-таки полетела вперед. Сначала по земле, а потом и по стволам деревьев, когда спустились к опушке. Я тоже напрягал мышцы, но все равно заметно отставал. Скорость передвижения зверька поражала воображение.
И, самое главное — непонятно куда мы так торопились. Я-то ведь хотел еще окрестности осмотреть. Породы деревьев, наличие ручьев и родников, муравейники. Оценить, так сказать, общее здоровье леса. Может, удалось бы кого-нибудь из крупных животных увидеть. Я знал, что у меня и волки есть, и олени, и всякие там барсуки с бурундуками. Но одно дело знать это теоретически, и другое — повстречать их лично.
Часа через полтора нашего бега, стали встречаться следы людей. Мусор конечно. Что еще, со всей определенностью, выдаст человеческое присутствие? Пластиковые контейнеры для пищевых продуктов, пустые бутылки, обрывки пакетов — вряд ли животные стали бы собирать этот хлам по обочинам, и тащить к себе в дом.