– Стой, дуреха, – прохрипел бывший вояка, неловко переворачиваясь на бок. – Тора, не вмешивайся… – добавил он, заметив мое напряжение. Отдышался, зажал рану рукой.
Но если я остановилась, то от тарийки Тороп добился разъяренного шипения и пары-тройки неласковых слов. Гаммира бросилась вперед, схватилась за нож, замахнулась… Стало ясно, она никогда не успокоится, вояка не перестанет ее оправдывать, а я останусь меж двух огней, не способная убить одну и защитить второго. Безнадега накрыла с головой, и я сделала то, что ни один глава рода ни за что и никогда не позволил себе.
– Злат, Гаммира хочет полетать.
Изумленное «Что?!» раздалось со всех сторон, но не сумело заглушить радостный звериный рев. Он потряс харчевню, отразился от полога и потряс ее еще раз. Ну хоть кто-то оценил мою идею и тут же осуществил переход. Тарийка провалилась в пол, камень перстня исчез, мир перестал гореть кровавыми красками ярости, на меня с удивлением уставились четыре свидетеля произвола, точнее, три и одна тридцатая от демона.
– Тора, зачем ты так?! Я в порядке, – заверил сползающий по стене Тороп. С одной стороны его придержал Тим, с другой – Хран. Если отец и удивился почти исчезнувшему демоняке, то этого не показал, поспешил сообщить: – Тора, после инцидентов с тобой я постоянно в броне.
Я помнила, как он вытаскивал меня из скорби, помнила, как я от испуга принимала отца за чужака и в общей сложности три болта в него разрядила, затем швырнула две иглы, но…
– Тороп, твоя броня не защищает ни голову, ни шею.
Я спустилась вниз, нашла все необходимое для перевязки и шитья, сделала слабый кофе себе и Торопу, но лучше бы взяла коньяка. Вояка даже во время болезненной штопки не отстал от меня с уговорами. Из-за его упрямого заступничества мне пришлось сократить наказание свекрессы с часа до десяти минут. К счастью, их тоже хватило, чтобы Злат вернулся довольный, а Гаммира – окончательно присмиревшей.
Рубашка на ней осталась цела, сама тарийка была также невредима, но с момента возвращения и вот уже полчаса спустя она смотрела в одну точку, не двигалась, молчала и не реагировала на голос Храна и прикосновения Торопа. А ведь он старательно ее тормошил в процессе купания и пере-одевания. Ощущать осуждающие взгляды хранителя и бывшего вояки было сложно, но я справлялась, пусть и согласилась, что немного погорячилась. С формулировкой «немного» ни первый, ни второй не согласились, пришлось признать – моя горячность превысила грани разумного и результата не принесла.
Через час Гаммира из состояния паралича впала в бред, а затем у нее началась лихорадка, которая напугала даже бывшего вояку с холодным сердцем и тяжелой рукой. Тороп и Хран посменно стерегли ее, а через сутки позвали в спальню меня. Я не собиралась чувствовать себя ни жестокой, ни виноватой, со свекрессой у нас изначально проявилась взаимная неприязнь, однако измученный вид отца и сердитый взгляд Храна самоустраниться не дали.
– Ну и какой результат ты ожидала? – потребовал ответа бывший вояка и, пожалуй, впервые за все это время перестал вглядываться в свекрессу, посмотрел на меня. Нахмурился. Подошел ближе.
Я бровью не повела, а Хран опасливо отступил в угол, где попытался слиться с обстановкой. Его глаза и рога оказались как раз напротив подсвечника, став огненным продолжением фитилей.
– Тора? – Не представляю, что Тороп увидел, но взгляд его потяжелел, изменился и голос. – Правду, Торика!
Вроде бы и уменьшительно-ласкательную форму имени использовал, но как-то слишком грозно. Видимо, он и отсутствие своей завесы заметил, и благодарность от Мэнога.
– Даже не знаю, с чего начать. – В замешательстве почесала бровь, затем и кончик носа. – Или с того, что Сато Суо не просто маг, Упы «видит» ногами, а Мэног сбежал от хозяина в родную Морию. Или с того, что уважаемая Гаммира Дори присутствовала при судьбоносном для меня предсказании.
– Давно?
– Двадцать семь лет назад.
– Время ее блока. – Вояка уцепил наиболее важное сейчас и как истинный лесной сделал вывод: – Судьбоносное… вероятно, с ним связано и падение Гьязы, и то, что Урос забрал тебя в Тарию, возможно, даже начало войны. Но чего они ждали столько лет? Когда сойдутся звезды? – Он обратил вопросительный взгляд на притихшего демона.
– Когда мозги от вседозволенности окончательно поплывут, – ответила я, точно зная: Хран ничего сказать не может, даже если бы хотел.
И неожиданно мы услышали слабый голос, едва перекрывающий треск угольков в камине:
– Врата… Они ждали, когда откроются врата.
– Гамми?
Тороп обрадовался ей как родной. Несмотря на собственное ранение, помог бледной медам сесть, подложил несколько подушек под спину, убрал пряди с лица. И я с немалой толикой досады поняла, что ревную, до зубного скрежета злюсь и не скрываю этого в достаточной мере. Поймав мой взгляд, тарийка вцепилась в рукав бывшего вояки, потянула на себя и взмолилась:
– Не подпускай ее ко мне, я все расскажу! Все! – На последнем слове голос ее окончательно сорвался, плечи задрожали.
– Расскажете. Только не с самого вашего рождения, – хмыкнула я, впервые ощутив себя не просто Волчицей, а чудовищем в волчьей шкуре. – Начните с предсказания.
– Как пожелаешь… пожелаете, – вдруг исправилась Гаммира. Уважение. У свекрессы. Откуда?
Мы с Торопом переглянулись. Он незамедлительно потянулся проверять ее кровоток, теплоту кожи и состояние зрачков. Медам поморщилась, но стерпела. Молча. Состояние ее вопреки всему оказалось удовлетворительным, вояка позволил продолжить допрос.
– Итак, что это было за предсказание, кто его озвучил, для кого и почему? Был повод?
– По-повод был. Зимние праздники считаются лучшим временем для предсказаний. Я мечтала о совместном будущем с королем, хотела подтолкнуть его к союзу и призвала ведающую ко двору. Лучшую из лучших… – начала она поспешно и захлебнулась всхлипом. Тороп, добрая душа, отцепил ее руку от рукава и сжал в своей ладони. – Я надеялась, он спросит о… о любви. – Горький смешок и еще более горькое признание: – Но больше дел сердечных Оргеса занимали войны. Со Вдовией, – просипела тарийка и замолчала, стараясь сдержать слезы.
– Еще бы ему не мечтать, – поддержал Тороп. – Прошлая война была до рождения венценосного и заведомо провальная. Она началась среди зимы и зимой закончилась. Магов и ведьм на тот момент все еще истребляли, так что никто из одаренных не улучшал условия для тарийских войск. Ветер в паруса не направлял, глыбы льда не раскалывал, обед горячим не сохранял, – пошутил он, нажал на кончик выдающегося носа свекрессы и сделал вид, что заботливо стирает грязь. Улыбнулся, пока она возмущенно сопела. – К последней войне Оргес IV уже подготовился, отправил тарийские войска летом по проверенным тропам, с новым оружием и магами…
– И все равно не выиграл. Пошел на мировую, – мстительно добавила я.
– Именно это и было предсказано… – Прозрачная слеза скатилась по щеке Гаммиры. – Поначалу ведающая напомнила, что война с заведомо слабым противником недостойна тарийца, таков закон Адо. Так стоит ли отбирать леденец у младенца? Придворные порадовались шутке, стали спрашивать о деньгах, будущих романах и борьбе за наследство, но затем… В конце вечера, когда зал опустел, король с насмешкой бросил: «И что же, я не выиграю без божьего одобрения, старуха?»
– Что дальше? – поторопила я, чтобы она не ударилась в воспоминания и не упустила мысль. Хран, например, уже не с нами, безучастным взглядом смотрит в пространство перед собой.
– Ведающая ответила: «Война будет проиграна, король. Ярость бога прольется дождем среди зимы, и твое имя исчезнет из истории Тарии». Оргес не поверил. Он пригласил во дворец летописцев, историков, ученых мужей, открыл для них дворцовые библиотеки, архивы и приказал искать лазейки в законе Адо. Все желающие подольститься приводили ко двору своих «проверенных людей», и мой брат Вильгем тоже притащил… Даруша Темного. – Свекресса неодобрительно сморщила нос. – Темный явился как триумфатор, пообещал обойти закон Адо. И в доказательство своего большого ума предъявил пожизненно подчиненного мага.
– И пожизненно, и немного посмертно, – буркнула я. Поймала нечитаемый взгляд Горного, но он сразу потерял к нам всякий интерес.
– Тот маг нашел не лазейку, а целую брешь, по словам Оргеса.
Я присела на стул, точно зная, что продолжение истории мне не понравится. И то, как свекресса сжала руку нашего вояки, это лишний раз подтвердило.
– Когда король попросил меня воззвать к старухе вновь, я обрадовалась… наивная. В малой зале собрались самые ярые прихвостни Его Величества, были поданы закуски и вино, намечался фейерверк и танцы. Но стоило ведающей появиться, Оргес обозвал ее лгуньей, недостойной жизни, ибо даже ярость Адо можно умаслить данью в сорок глотков. И время сейчас самое подходящее. Она ответила, что бог откажет. «От нашей не откажется. Мы отправим только темное золото!» – рассмеялся тогда король, и предсказательница побледнела. – Побледнела и Гаммира, говорящая осипшим голосом. – Она нашла меня взглядом, она с презрением и ненавистью смотрела на меня, отступала к двери. Он-на уже знала, ей уйти не-не позволят.
– Тянула время, чтобы сказать последнее слово, – предположил Тороп, притягивая одеяло и сильнее укутывая дрожащую тарийку, чей стук зубов стал слышен на всю комнату.
– Мно-о-ого слов. Она проклинала нас, предсказывая то, ч-что никто не пожелал бы у-у-услы-шать… Все решили, что это глупая попытка напугать. Смеялись над обещанными смертями. А я молила отпустить ее… Оргес не позволил.
Свекресса нервно хохотнула и тут же получила стакан воды с пятью каплями успокоительной настойки. Меня совсем не обрадовала столь нежная внимательность отца, и так как скрыть я это не смогла, то тоже получила стакан умиротворяющей жидкости. Пить не хотелось, но под тяжелым взглядом напротив пришлось. По глотку.
– В тот же вечер генерала Старго заколол кинжалом его собственный сын. Через несколько дней лорд Лерги упал с лошади и свернул свою толстую шею. Месяц спустя лучший друг короля Аферт Вари слег и больше с кровати не встал. Он сгорел, как и было предсказано, вот только не в огне, которого стал избегать, а от болезни. Еще двое генералов утонули, не дождавшись весны, и Оргес… испугался.