, – Мужчина с усмешкой покачал головой. Марта выдохнула, прикидывая, как быстро сможет броситься к апельсиновой роще, и…
Хорошо, – внутренний голос взвыл, проклиная её за глупость и доверчивость. – Пойдёмте.
Они поднялись на маяк. Лино с телескопом, Дэй с двумя бутылками полусухого вина («Желание гостьи – закон на Марасе!»), и Марта с ещё тремя подаренными кусками янтаря – белого, синего и ярко-зелёного цветов. Чёрный Дэй не отдал, заявив, что чёрный цвет подходит только вдовам и злым людям, таким, как его отец. Марта первый и последний раз за ночь испытала приносящий страх укол прошлого, и тут же забыла о нём, потому что в разговор вступил отец. Ответ Лино вылился в десятиминутную семейную перепалку, в течение которой Марта глупо улыбалась – от этой весёлой ругани совсем не пахло злобой или ненавистью. Обыкновенное и бесхитростное перебрасывание словами, предназначенное развлечь друг друга и хандрящую гостью. Её, как, к сожалению, уже успел понять Лино, в собственной семье не очень и привечали, поэтому итальянец вполне успешно занимал Марту пустой болтовнёй, заставляяя забыть о неурядицах и бедах.
Полюбовавшись вдоволь на звёзды, огромные, невообразимо близкие, увидев силуэты планет, которые раньше могла видеть только на экране или на иллюстрациях в книгах, Марта совсем забыла думать о своей сестре, о Регине и её длинном языке, об избегающих её новых родственниках. Выбросив из головы свои страхи и сомнения, она спокойно беседовала – о ерунде, о каштанах и пиве, о традициях и особенностях их культур, о крепости джинсов из секонд-хенда и горьком шоколаде с солью, ни о чём – и была вполне счастлива. Муаровая ночь пахла фенхелем и апельсинами, солью и вином. На душе было легко и свободно, и память наконец-то не грызла сточенными зубами.
Мне снова, уже второй за ночь, кажется, что сейчас на горизонте покажется бриг.
Бриг?
Именно!
Не каравелла, не ботик, не люгер, а именно бриг? – снова уточнил Дэй.
Ага! – Марта снова уставилась в телескоп, зачем-то пытаясь разглядеть черноту Тирренского моря. – Бриг сам маленький, а паруса огромные. Он лёгкий, и кажется, что вот-вот взлетит. И обязательно носовая фигура под бушпритом!
Морская дева или какой-нибудь осьминог? – Дэй заинтересовался образом фантомного брига и, отлипнув от стены маяка, уселся на узкую загородку. Под ним было не менее пятидесяти метров совокупной высоты маяка и скалы, кончавшейся бившимися в скалы волнами, а он сидел, еле держась руками, и болтая ногами в стоптанных кедах, словно восседал на низком штакетнике.
Нет. Какая-то мужская фигура, – Марта потёрла лоб. – Греческая, или римская…
Ну, в Италии это канон! – засмеялся Дэй. – Нептун, да?
Нет, что-то более восточное! – тут же изменила своё решение девушка. – Египетская, или… – она мучительно перебирала в памяти все виденные ею древние изображения. Египетские слишком угловатые, да и не подходят бригу. Рыцарь, как на печально известном «Чёрном Принце» – избито, а что-то другое, чужое, не вяжущееся ни с тёплыми водами, ни с Италией, ни с прекрасным тихим островом… Фантазия не знала удержу, мысль и образ, сливаясь воедино, настойчиво толкались в её разуме, пытаясь оформиться, и Марта, вспомнив, выпалила. – Вавилон!
Что?! – Лино поперхнулся вином и, откашлявшись, поднялся на ноги. Отряхнув брюки, и рубашку, он встал рядом с Дэем и, отпив-таки глоток, решил уточнить: – Мне не послышалось?
Бриг с серыми парусами и носовой фигурой ассирийского царя! Точно! – она засмеялась. – Глупо, правда?
Отвратительно, – тоже улыбнулся Лино. Немного кривовато, но вполне искренне. – Как такое могло появиться в вашей голове, милая?
У меня безумная фантазия и никакого воображения, – пожала плечами Марта и, наклонившись, поднялся с выложенной мелкой мозаикой площадки бокал с вином. – Но это хорошо, что кораблей нет.
Почему? – Лоренцо удивился.
Это как в детстве, только наоборот. Когда ребёнок прячется, то думает, что если он никого не видит, то и его не видят тоже. Я сама, когда была маленькой, закрывала голову полотенцем и думала, что спряталась ото всех. Я знаю, что если бы появился на горизонте корабль, то никто бы из плывущих на нём не смог увидеть нас. Только огонь маяка! Но я бы всё равно чувствовала, что нас нашли, – Марта усмехнулась и прокатила вино по стенкам бокала. – Как-то так. Глупо, наверное, но мне совсем не хочется, чтобы нас обнаружили!
Тогда мы выбрали самое лучшее место для игры в прятки – на виду, под светом маяка. Поверь – у меня большой опыт в этом деле. С таким-то Стариком… – Дэй подмигнул Марте, и та тихо рассмеялась.
Свет маяка –
словно вздох ребенка, который
почти что бог – до нас едва долетает.
…Какие просторы!..
И мнится мне,
что зажжен маяк не для морей зловещих,
а для вечности вещей.25
Лино говорил тихо, будто только для себя, но Марта хорошо слышала каждое его слово. Она не особо любила стихи, никогда не могла понять красоту зарифмованных строк, а лишённых рифмы – тем более. Но те слова, что произнёс хозяин Марасы, заставили её сердце забиться быстрее, как бывало всегда, когда у неё получалось что-то сложное. Когда сдала трудный экзамен, который не надеялась сдать. Когда смогла устроиться на работу в то место, о котором мечтала! Когда смогла сделать что-то сложное, превышающее её силы и возможности, и в краткий миг любования результатом ей удалось ощутить эту усталую, тягучую радость.
И будто всё сложилось в тот миг – маяк, пустое море, яркий свет, вино и слова, произнесённые итальянцем нежным, чуть рокочущим немецким языком. И если уж, какой корабль и должен был появиться на горизонте, так только корабль-призрак, с экипажем, равнодушным ко всем живым! Потому что только призраки, бесстрастные к суете оставленного мира, могли понять этот миг радости от завершения чего-то невозможного.
Марта сглотнула, пытаясь избавить от охватившего её волнения, отпила ещё немного вина и, стараясь скрыть дрожь в голосе, сказала:
Это чудесно… Я ведь говорила?
Каждый раз, как делаете глоток, смотрите на море или в телескоп. Но от этого нам не менее приятно, – Дэй, явно пародируя отца, изобразил поклон, спрыгнул с загородки и повернулся к Лоренцо. – Грот? Сейчас туда идти самое время, как раз отлив.
Пойдёмте, bella signora. Бокал оставьте, мы унесём завтра. Нас ждут грот, и море, и обещанный «Рислинг». Ваше родное вино26 должно взбодрить вас!
Мне больше нельзя, – попыталась отказаться Марта, но Лино её не слушал.
Если вы попробуете приставать ко мне, я вас свяжу и отнесу к дому. А если снова попытаетесь спрыгнуть с обрыва – тоже свяжу. Так какие беспокойства?
Что у вас за мания – связывать? – с подозрением спросила она, вспомнив угрозу в адрес Дэя – привязать того к кипарису.
Это не мания, это вариант решения проблем, – рассмеялся он. – Знали бы вы, сколько тихих, спокойных часов получил я благодаря этому способу, когда мой piccolo disgraziato27 был ещё глупым несмышлёнышем!
Старик! – Дэй погрозил ему кулаком и, достав из нагрудного кармана рубашки шнурок, принялся перевязывать волосы. – Ты ещё расскажи, как я ключ от маяка выкинул!
Ты сам справился, mio ragazzo28, – хозяин острова покачал головой, схватил Марту за запястье и потащил вниз по лестнице. – Пойдёмте! Вы обязаны посетить грот – услышать шум воды и шорох камешков под ногами, увидеть его стены и почувствовать воздух. Это великолепное место!
Ступеньки на лестнице были крутыми, поэтому Марта благоразумно не стала вырываться. Перебирая ногами, торопясь следом за целеустремлённым и излишне настойчивым Лино, она отстранённо размышляла – что происходит? Что она вообще тут делает? Наслаждается чудесной ночью и общением с хорошими людьми, или совершает очередную глупость, и будет потом корить себя за это всю оставшуюся жизнь? И сколько этой жизни останется, если страшные сказки о незнакомцах окажутся правдой? Не найдут ли годика через два её расчленённый труп в том самом гроте, или даже в бочке у берегов Сицилии, откуда и приходит на Марасу чудесный синий янтарь?
Меньше мыслей! Меньше страхов! – крикнул ей Лино, проносясь по обвивающей маяк лестнице. – Дышите, дышите!
Они неправдоподобно быстро достигли нижней площадки, ведущей внутрь маяка. Выведя Марту через тёмное, почти пустое помещение, Лино толкнул входную дверь, и они, наконец, оказались на твёрдой земле. Перед Мартой, уже привыкшей видеть морской простор, раскинулся Мараса. Спящие цветы и кусты чубушника, пара лавровых деревьев, старых и успевших широко раскинуть длинные ветви. А вдалеке – та самая апельсиновая роща, через которую они пришли к маяку и, словно прочерченная серебряной тушью, тропинка, сжатая с обеих сторон разросшимися травами.
И тмин, и шалфей, и ковыль.
Марта задохнулась от ударившего ей в лицо потока пьяного, пряного воздуха. Голова шла кругом от ирреального, слишком яркого для ночи вида острова, будто на яркой цветной картине кто-то сменил беспечно-голубое небо на чернильное, в брызгах звёзд. Она оглохла от шума ветра, от плеска волн, от собственного дыхания! Сердце пропустило удар, зашлось восторженным молчанием…
Пойдёмте, bella signora, – тихо произнёс Лино.
Пойдёмте, – эхом повторил Дэй, и она, неуверенно переставляя ноги, пошла за ними, вспоминая на ходу как дышать, как смотреть и как слышать.
Здесь так… так прекрасно! – наконец пробормотала Марта, комкая на груди футболку.
Я рад, что вам нравится мой дом, mia ragazza! – Лино на ходу обернулся и умудрился отвесить полушутливый поклон. – Смотрите, вот тут, слева от маяка, за валуном, спуск. Дэй, прошу! – Он махнул рукой сыну и тот, ухмыляясь, подошёл к небольшому миртовому кусту, растущему возле указанного валуна. Марта осторожно заглянула за него и увидела, как вдоль стены обрыва вниз убегает неширокая, но пологая лестница с высокими перилами. Она исчезала в темноте, растворялась в ней, и казалось, будто ступени уводили прямиком в морскую