Насколько я помню, после всего этого ты перерезал мне горло.
Себе, вообще-то, тоже! – Лино рассмеялся и мазнул пальцем по своей шее. На белой коже ненадолго проявилась чёрная узкая полоса, пересекающая гортань, и почти невидимая в сгустившейся темноте. Точно такая же мелькнула и на шее у Бо, чем вызвала его недовольную гримасу. Он думал, что убил наглого бродягу ещё в Риме, когда был жив «тот» отец. Проклятый мерзавец постоянно попадался ему на глаза и его вечное присутствие нельзя было счесть обычным совпадением! Шпионом он не был, убить не пытался и лишь наблюдал со стороны, раздражая и играя на нервах одним своим существованием. Первый раз Бо убил его сам. Второй раз жизнь бродяги попытался оборвать Мигель Корелья137. А затем неубиваемый паскудник сам явился к нему в Памплоне, столице Наварры, куда удалось бежать из Испании – живой, невредимый, по-прежнему наглый, и он тогда вспылил. От чего и возникли слухи о его, Бо, сумасшествии. Зараза… – В общем, эти подвески я отдал Микеланджело за его статую «Давид де Роган», в начале восьмого года. Она была мне не особо нужна, но я не мог не подкормить голодающий талант! Зато теперь у Феличе есть прекрасная вешалка для шарфов. Потом Микеланджело подарил подвески своей музе, Виттории Колонна и та, благочестивая ханжа, с удовольствием их носила. После её смерти они перешли в дар монастырю, а дальше затерялись и оказались на дне моря. Пока ты их не вытащил. Очаровательная спираль паутины косвенных знакомств… Видно, «сестра по счастью-несчастью» их учуяла и поняла, как можно использовать. У меня такое ощущение, будто кто-то украл мои ношенные брюки. Надеюсь, не с целью онанировать на вытянутые коленки!
Вспышка молнии озарила возмущённое лицо Лино, на котором, противореча отображённым эмоциям, смеялись глаза, а следом на место мелкому дождю пришёл ливень.
С целью гадить, и тебе же. – Бо убрал россыпь серебра обратно в карман. – Ты создал эти подвески, но они пробыли слишком долго у Марианны, вот всё и сложилось. Одну из подвесок, кстати, Буджардини в прошлый приезд довёз до острова и вернул обратно, обозначив ею путь.
Ладно, он исполнил свою задачу, прикрыв ошибку предка – доставил на остров Марту, так что земля ему галькой морской с ежиной шкуркой. О, подожди, – Лино развернулся, вглядываясь во мрак апельсиновой рощи. Совсем рядом, метрах в сорока, стояла под деревом та самая серая фигурка и напряжённо вглядывалась в бушующее небо. Невзрачная, мокрая и откровенно жалкая.
Это она? – Бо с сомнением покосился на «мышку». – Слишком уж… никакая.
Мне что, принимать в семью только за сиськи? Тогда надо выгонять тебя и mio coglione! – по-немецки, но с родной руганью, ответил отец. – Нет, тут дело во внутреннем сумасшествии! В упорстве и любви, мой дорогой Борха.
А за тем деревом кто?
Одна из лишних девок. Останешься посмотреть?
Конечно, – Бо с интересом наблюдал за тем, как девица в коротком платье, осторожно выходя из-за апельсинового дерева, старается бесшумно подкрасться к Марте. Её усилия были напрасны – свист ветра, гроза и внутренняя сосредоточенность жертвы скрадывали все звуки, и «охотница» могла шуметь сколько угодно, оставаясь незамеченной. Бо прищурился и закусил губу, с азартом ожидая дивного зрелища – доказательства права. Права быть в семье.
И ещё, Борха. Нет.
Что – нет? – он с некоторым подозрением посмотрел на отца.
Первое «нет» – я оставлял в живых ублюдков, посягнувших на мою дочь, совершенно с другой целью. Второе «нет» – не этого всего я хотел, и для тебя, и для Феличе. Третье «нет» – я не всегда вас слышу, у меня есть уважение к вашей жизни и жалость к собственному разуму, которому не все знания полезны. А сегодня ты слишком громко кричал. – Лино говорил, не отрывая взгляда от Марты, и поэтому не видел, как Бо попытался скрыть улыбку, а потом и вовсе отвернулся, чтобы беззвучно рассмеяться.
* * * * * * *
От созерцания содержимого ларца Феличе отвлёк не снежный буран, а книга. Это было необычно для неё, но ведь и находка была не простой! Поначалу она решила, что это проделка Бо. Брат знал, что она была способна читать даже в темноте, и поэтому мог оставить ей подобное напоминание об их уговоре, чтобы она не тратила зазря время в ожидании, а занималась чем-то полезным. Но Бо всегда предупреждал её о своих планах, проговаривая всё по два-три раза, и не в его духе было подкидывать ей такие книжки-загадки. А в том, что это была загадка, Фели не сомневалась.
Во-первых, текст старой, ветхой книги с надорванной обложкой не принадлежал к категории классической литературы. Во-вторых, он был написан кусками, на смеси языков, и было сложно понять смысл слов, вьющихся чёрной лентой по пожелтевшей бумаге. Братья и папа постоянно учили Феличе чужой речи, но она постоянно её забывала, и поэтому не могла прочесть ни слова. Лишь почти в самом конце небольшого томика Фели нашла отрывок, напечатанный сразу на двух языках – итальянском и латыни.
Наморщив лоб, крутя в пальцах тяжёлую цепь с цветами из оникса, Фели потихоньку разбирала смысл предложений, думать забыв о буре и дожде. Ведь если рядом с ней оказалась подобная вещь, то это вряд ли было просто так! Папа, Бо, Дэинаи – не важно, кто оставил старенькую книгу. Важно было то, что её оставили несомненно для неё, и Феличе не собиралась расстраивать свою семью.
Дуэндэ. Книга, найденная на южном пляже острова Мараса
Я боюсь потерять это светлое чудо,
что в глазах твоих влажных застыло в молчанье,
я боюсь этой ночи, в которой не буду
прикасаться лицом к твоей розе дыханья.
Я боюсь, что ветвей моих мёртвая груда
устилать этот берег таинственный станет;
я носить не хочу за собою повсюду
те плоды, где укроются черви страданья.
Если клад мой заветный взяла ты с собою,
если ты моя боль, что пощады не просит,
если даже совсем ничего я не стою, -
пусть последний мой колос утрата не скосит
и пусть будет поток твой усыпан листвою,
что роняет моя уходящая осень.138
2002 год. Зима
По разбросанным вещам нагло бродил хозяйский кот. Синьора Кларисия души не чаяла в тощем любопытном бандите и позволяла ему делать всё, что хотелось. Лере это даже нравилось. Питомец, несмотря на неприглядную внешность любителя уличных боёв, был очарователен и очень походил на свою хозяйку. Боевая старушка, весело шамкая и подмигивая, безостановочно тараторила, носилась по дому со скоростью реактивного пылесоса, успевая делать сотню дел одновременно. За отдельную плату она стирала и гладила вещи постояльцев, готовила им обед, рассказывала новости и даже приносила газеты. Всё к вашим услугам за дополнительные два евро! С Леры старушка деньги не брала – та в первый же день, не выдержав, нарисовала портрет синьоры Кларисии, отчитывающей одноухого любимца, и тем самым пролезла к ней в сердце. Мало кому из жильцов нравился своенравный кошак! С безымянным животным Лера поладила сразу – он не царапал старенький чемодан, не ссал в кроссовки, а она не гоняла его из комнаты и чесала по мере надобности. Кот был счастлив, она тоже, но больше всего радовалась хозяйка. Игнат же ворчал и мрачнел с каждым днём, с каждым часом, что они находились у моря. Нервное ожидание, тремор и волнение спали, когда стало ясно – чудо само собой не произойдёт. Надо бродить, искать и думать, догадываться самим, и первые четыре дня из выкроенных пятнадцати ушли именно на осознание этого простого факта.
Сегодня мы пойдём на пристань, – Лера копалась в ворохе одежды, пытаясь найти новые джинсы, купленные специально в поездку. Штанов не было… Зато, почему-то, нашёлся свитер, который она точно не клала. В феврале температура в Калабрии днём держалась на отметке в шестнадцать градусов, и поэтому можно было обойтись и без тёплых вещей. Тем более, что здесь беспрестанно светило солнце, дующий с моря ветер всё равно был ласков, а безумные ароматы чужого мира заставляли забывать о погоде. Запахи соли и вина были повсюду, они проникали в одежду, кожу и волосы, въелись в кровь и не желали её покидать.
Опять? – Игнат, развалившись на столе, свесил руку и провёл ею по спине кота. Тот вздрогнул, но не зашипел и не сбежал. Хозяйский кот был первым животным, хоть как-то отреагировавшим на призрака, и Лера сочла это хорошим знаком.
Ага. Будем высматривать корабли!
Тут только катера и лодки, иногда – яхты. Ты думаешь, что приплывёт прекрасный бриг, или челн Харона, и увезёт меня в царство Аида?
Аид в Греции, а мы в Италии, тут Плутон правит царством мёртвых. И кроме пристани, кораблей и самого моря я не вижу больше ни единой зацепки, поэтому пойдём туда. К тому же, поменять билеты и улететь в Испанию, в Гранаду, не получится – я толком так и не выучила ничего из итальянского языка и с трудом покупаю даже себе мороженое. Ну, а ещё у меня испанской визы нет. Ох, ну где мои джинсы?!
Надень юбку, ты же привезла её.
Не брала я юбку!
Я и не сказал, что ты брала её. Ты привезла – maman всё же сунула на дно чемодана «приличную» одежду, – призрак извернулся, сделал вид, что закидывает ноги на стену и, замерев в неудобном для живого человека положении, принялся рассматривать белёный потолок.
И ты молчал? Это я что, с одними-единственными штанами осталась? – Лера с сомнением посмотрела на маленький, крохотный балкончик-эркер, на котором была натянута верёвка для сушки белья, где висели тщательно застиранные и пока ещё мокрые старые джинсы. После того, как у неё спёрли футболку, вывешивать свои вещи на общую сушилку во двор она не рисковала.
Пока девушка думала о разумности ношения мокрой одежды, Игнат тайком рассматривал её саму – изящная, лишённая болезненной хрупкости, но при этом не обладающая Ленкиными чрезмерными формами, Лера выглядела отлично. Если бы не одно «но» – одетая в длинную «спальную» рубашку, едва прикрывающую ягодицы, без штанов и в одном носке, она неприятно напоминала о недавно просмотренном (ну зачем?!) фильме «Лолита». Сходство усиливалось тем, что Лерке в мае должно было исполниться двадцать четыре, а ему самому шёл уже сто тринадцатый год. И сравнивание себя с Гумбертом настроение не улучшало!