И дальше, дальше, пустота и туман.
Яркий золотистый цвет будто вывел на солнце. Был траур и люди рыдали, стоя у смешного и глупого навеса, под которым сверкала блёстками голубая фоторамка. Молча и страшно плакала девчонка, волосы которой – светло-русые, волнистые как пшеничное поле, играющее под дуновением ветра – ярко сияли. Как насмешка. Чужие разговоры, чужое горе, и раз за разом она приходила, плача и угасая с каждым днём. Говорила что-то, рассказывала, вспоминала, просила. И за правым плечом стоял колеблющийся туман – чужой мертвец. Яркая куртка – как новый рывок наружу, когда он внезапно увидел своё неживое тело, осознал себя полностью и заговорил. И она его увидела, единственная за все годы. И, поверив, выжила, чтобы потом прийти и позвать за собой. Чтобы бы дать то, чего не было у него при жизни.
Забавные, правда? Давно таких я не чуял. И не удивительно – там, где она живёт, моря нет. Только болота и пыльные бури. Мерзость какая!
Уйди, засранец.
Старик, ты слишком жадный.
Sacate a la chingada149, – возмущение в голосе было явно напускным и несерьёзным. Чёрно-белый человек с синими глазами смотрел на двух замерших истуканами людей и думал, пытаясь разобраться в «подарке», подсунутом женщиной, назвавшейся Таней.
Надеюсь, ты не собираешься тащить их на остров?
Бо, ты действительно так плохо обо мне думаешь? – вздёрнул бровь мужчина и усмехнулся. – Или ты считаешь меня выжившим из ума стариком?
Стариком тебя считаю я. И не путай то, как мы тебя обзываем, – рыжий усмехнулся. – Бо просто волнуется, что вид дохлого анархиста напугает нашу малышку. Фели такой кошмар видеть нельзя, у неё тонкая душевная организация.
Несмотря на весёлый голос говорил он явно серьёзно и ни в коем случае не издевался. Тёмная фигура кивнула, а потом наконец сбросила с себя тень, скрывавшую лицо. Зелёно-голубые глаза смотрели чуть равнодушно и внимательно. Крепкое, налитое силой тело скрывал тёплый джемпер из горчичной пряжи – милая, добрая Фели, очень старалась, подбирая его к каштановому, с золотистым оттенком, цвету волос. На бедре, поверх тёмных военных штанов, крепились на ремнях ножны с боевым ножом. Игнат правильно опознал его.
О! Ты явил свой венценосный лик.
Что-то у тебя слишком весёлое настроение, Дэй.
Я давно не смеялся, – тяжело вздохнул рыжий. – С тех самых пор, как вместе с пьяным рыбаком отбивал у двух карликов-негров раненного дельфина. Это была эпичная битва добра и зла. Победила бутылка из-под граппы, – теперь в его голосе не было прежнего лёгкого веселья. – Что будем делать, отец? Может, убьём обоих, пока ты держишь их? – Дэй говорил спокойно и без злобы, даже с неким сочувствием.
Дэй прав. Он мёртв, она жива, – Бо явно был на стороне рыжего.
Да, и скоро этот мёртвый мальчик окончательно исчезнет – дух не может пережить своих потомков. Если, конечно, он не спрятан в глубине вод.
Ты же не хочешь засунуть этот мусор в море? – если бы Дэй был котом, то у него встала бы дыбом вся шерсть.
Я хочу тебе кляп в рот засунуть, и привязать к пинии. Желательно – к самой её верхушке, – мужчина белозубо улыбнулся. – Но этих двоих направила сюда Танила. И даже дала девчонке мой подарок, который я сработал собственными руками. А огорчать мою злую Горную Ведьму я не хочу.
Да, её лучше не печалить, – согласился Бо. – Как любая женщина она слишком драматизирует из-за пустяков.
Они замолчали, задумчиво разглядывая замерших Леру и Игната – покрытых еле видным пепельным налётом, похожих на мраморные статуи. Под ночным небом, на берегу холодного зимнего моря, все трое казались живыми тенями, сквозь которые лишь слегка просвечивала человеческая сущность. Один был чернее всех, и щупальца темноты клубились у его ног. Другой сверкал рыжевато-алыми искрами и в его дыхании слышался рокот морских глубин. Третий же виделся двойной тенью, и за очертаниями огромного тура скрывался силуэт в короне и с мечом-чинкуэдой в руке.
Позвольте представиться, mia signorina. Лоренцо Энио Лино. Юных негодяев именуют ныне Дэй и Бо,– синеглазый говорил вежливо, так, как было принято беседовать с навязанными гостями, не особо приятными, но от которых нельзя избавиться. Лера чувствовала это, знала, и прекрасно понимала. Судя по всему, с ними беседовали только потому, что загадочная Таня своим появлением в их жизни своеобразно «замолвила словечко». Не напрямую, конечно, косвенно, но этого хватало. Было дико любопытно понять кто они – странные, страшные, удивительные, но спрашивать напрямую было не просто глупо, а ужасно бестактно. Хватало и того, что красавец по имени Бо прекратил попытки убить Игната.
Четвергова Валерия, – волнуясь, представилась она и зачем-то добавила отчество. – Анатольевна, но это необязательно.
Почему же? Разве не важно знать имя отца?
Нет, то есть да, важно, но я привыкла что официально, по имени-отчеству, называют лишь в госучреждениях или когда собираются сказать какую-то гадость. Так что лучше зовите меня Лерой. Это привычней.
Как пожелаете, хотя, как мне кажется Валери Джоведи150 звучит более чем интересно, – снова учтивая полуулыбка, лёгкий наклон головы. Беседовать с Лино, сидя на холодном песке, было одновременно и страшно, и увлекательно. Даже в простом знакомстве ощущалась тонкая игра слов. Про своих сыновей он сказал «именуют ныне». Значит, раньше их звали иначе? Всё это будоражило кровь, изгоняя из неё остатки прежнего страха, и даже ночной ветер уже не был холодным. Он нёс дивную смесь ароматов воды, зимних цветов и сухого дерева, задорно скользил по волосам, ероша их, и успокаивал.
Ну, а ты, убийца, клятвопреступник, предатель? Как твоё имя?
Игнат, – коротко бросил тот, глядя в сторону. Он сидел вплотную к Лере и ни на миг не отпускал её руки. После того, как странное оцепенение, полное пустоты, прекратилось, он старался больше не смотреть в глаза Лино или его «соучастникам», и следил за ними. Не хватало на ещё какую-нибудь гадость нарваться.
Какое говорящее имя. Имя – предсказание. Но только в твоём случае, disgraziato151. Итак, вы хотите свободы для чудного создания, уничтожившего собственную жизнь, – Лино с небрежной полуулыбкой смерил взглядом Игната, отмечая и порезанную тельняшку, сквозь которую виднелись чёрные пятна рассечённого мёртвого тела, и тусклые, блёклые глаза, и общий вид запущенности, пребывая в котором и погиб когда-то мужчина. – Исключительно потому, что вы чем-то приглянулись моей дорогой женщине, я позволю мальчишке взойти на один из тех кораблей, что уплывают в ничто. Это куда лучше, чем умереть паразитом под ударом ножа моего toro crudele152. Смерть важна, особенно окончательная и бесповоротная. Необратимая.
Почему тогда Таня говорила про освобождение? – Лера внимательно следила за Лино, пытаясь заметить любое изменение в лице, любую эмоцию, даже её отголосок. Она не надеялась понять, врёт тот, или нет. На это девушка была не способна. Но ведь кроме вранья и лжи есть ещё масса способов ввести в заблуждение! Жаль, что ночные тени скрадывали черты лица, подменяя одно другим, искажая, как кривое зеркало. Иногда Лере казалось – всего на несколько секунд – что вместо взрослого мужчины напротив неё сидел юноша моложе неё. Только глаза были всё те же, синие и серьёзные. – Она же не могла нам соврать!
Выдать желаемое за действительное – не ложь, – подал голос Дэй. Парень сидел в метре от них, раскинув ноги и перебирая серебристо-белый ледяной песок.
Только потому, что эта чудесная женщина проявила себя в вашей жизни, я могу предложить единственный вариант. Мальчишка уплывёт на первом же корабле, какой отправится отсюда. Покой в том месте, о котором я не имею права говорить живым – участь лучшая, чем прозябание в холодном, ободранном ветром городе, среди болот и грязи. А ты, mia ragazza, отправишься домой. Хочешь – память останется с тобой. Хочешь – я её заберу.
Но как же… – Лера в отчаянии сжала руки, стиснула ладонь Игната. Ладонь, которую она наконец могла ощущать, по которой могла вести пальцем, прослеживая тонкие линии. Если поднять голову и осмелиться посмотреть на лицо человека, последние семь лет жизни неотрывно бывшего рядом, то можно было увидеть острый, хищный профиль и глаза, расцвеченные прежней зеленью. Даже в темноте это не скрывалось от Леры. – И ничего нельзя придумать? Совсем ничего?!
Валери, давайте начистоту, – Лино, словно забыв про просьбу звать сокращённым именем, всё-таки переделал его на итальянский лад. – Кто вы такая, и кто он такой, чтобы ради вас я делал что-то кроме того минимума, которым мне не жаль поступиться? Никогда я не брал на себя ответственность за чужих, никоим боком не относящихся ко мне, мертвецов. Лишь здесь и сейчас, когда они портят настроение моему сыну, я выпроваживаю их прочь. Исключительно по собственной воле, только тех, кто мне мешает, и по той единственной причине, что отправлять за ними Бо слишком накладно, затратно и муторно. Мёртвые должны уходить!
Наверное, так будет лучше, – спокойно произнёс Игнат, глядя на тёмный простор, расстилавшийся перед ним. Море перетекало в небо, блики на воде вторили звёздам и было невозможно отличить одно от другого. – Это действительно более привлекательный вариант. Уйти самому, а не исчезнуть, развеявшись со смертью последнего потомка… Да ещё на корабле. Никогда не плавал!
А тельняшку зачем надел, дурик? – Дэй кинул в него камешком.
Да с матросом одним поменялся, ещё в Петрограде. Он мне тельняшку, а я ему жменьку патронов. Вот и носил с тех пор, – призрак ответил рассеянно, словно разумом был уже не здесь.
Раз надел, то соответствуй. Море тебя заждалось, так что, думаю, через пару дней ты уберёшься отсюда. А вы, Валери, что выберете? Забыть или помнить? – Лино, чуть склонив голову, посмотрел Лере в глаза.